Фогель отвернулся, сглотнув кислый комок отвращения, а профессор Майер с приоткрытым ртом попятился назад - один из эсэсовцев тут же взял его под руку и вернул на место.
Комендант, бросив беглый взгляд на мертвые тела, прошел вперед и остановился возле часового, о чем-то его спросив. Заметив замешкавшихся у решетки ученых, Штольц жестом пригласил их войти внутрь бункера, приказав охране остаться у входа.
- Не бойтесь, профессор, - сказал комендант, когда Майер проходил мимо него. - Мертвецы не кусаются и не причиняют никому вреда… Как, впрочем, и пользы… Прошу, господа, прошу…
Если б тогда он мог знать, что подобное легкомысленное убеждение по поводу мертвецов окажется ошибочным, то никогда не произнес бы этих слов.
* * *
Бункер встретил людей сонной тишиной.
Аварийное освещение слабо рассеивало полумрак.
Стены и пол, укрепленные изнутри стальными листами, отражали и усиливали все звуки, искажая их почти до неузнаваемости.
"Почему так тихо?" - одновременно подумали ученые и переглянулись.
Никто не произнес ни слова. Шаги звучали, как удары колокола. В воздухе стоял кислый запах пороховых газов, горелой электропроводки и чего-то еще не менее отвратительного. Бункер был просторный, но создавалось впечатление, что они попали в тесный могильный склеп.
Профессор вступил во что-то мерзкое и вязкое.
- Что за… - пробормотал он, пытаясь рассмотреть прилипшее к сапогу вещество.
Комендант достал из кармана фонарик - луч света скользнул по полу и остановился на саркофаге.
По вяло поблескивавшей поверхности стекла стекали тонкие ручейки талой воды.
Такая мелочь.
Такого огромного значения.
Присмотревшись, Майер содрогнулся - заметил выбоины от пуль, и его накрыла волна негодования.
- Да что здесь происходит?! - голос профессора едва не сорвался на крик. - Зачем вы размораживаете лед?! Кто стрелял по саркофагу? Вы что тут, все с ума сошли?!
Последняя фраза, обращенная напрямую к Штольцу, коменданту не понравилось. Тот пробуравил профессора тяжелым взглядом, от которого у Майера похолодело в затылке. У многих от такого взгляда крепкие колени превращались в мягкую глину.
- Спросите у него, - сквозь зубы процедил комендант, едва сдерживая раздражение, и указал рукой в сторону.
В дальнем углу звякнул металл.
Свет фонаря запрыгал по стене и застыл возле холодильного агрегата с развороченными от взрыва внутренностями.
Там сидел человек, пристегнутый наручниками к одной из труб решетки конденсатора. Он был одет в теплое обмундирование охранника, но без оружия. Яркий свет ослепил его - эсэсовец опустил голову и нервно заерзал.
- Говорите с ним громче. По-видимому, контужен, - предупредил комендант. - И слишком близко тоже не подходите. Он не в себе, может быть опасен.
Ученые приблизились к солдату. Профессор Майер присел на корточки и спросил громко, с расстановкой:
- Вы меня слышите?.. Расскажите, что здесь произошло. Я хочу вам помочь.
Эсэсовец медленно поднял голову, и профессор увидел его глаза, блестевшие в странном непонятном возбуждении: зрачки залили чернотой почти всю радужную оболочку. Такой взгляд ученый встречал и раньше - у людей после неудачного сеанса гипноза. Но в глазах этого человека поселился животный страх.
- Она живая… живая, - бесцветным голосом ответил солдат, с опаской покосившись на саркофаг. - И вы ничем мне не поможете… и себе тоже. Она всех нас сожрет.
- Что вы имеете в виду? Кто желает нас… съесть?
Солдат горько усмехнулся.
- Тварь, которую вы раскопали… Она разговаривала со мной и Гюнтером.
- Как рептилия могла с вами разговаривать, если она заморожена? Она неживая, понимаете?
- Зачем же вы ее тут держите?
Вопрос смутил профессора. А охранник продолжил:
- Я не знаю… Оно было в моей голове. Эти звуки… Я думал, что спятил… А может и действительно свихнулся, но не заметил этого…. Почему я не верил Зуфферту? Почему? Ведь он меня предупреждал, предупреждал…
- Вы помните, что с вами произошло дальше?
- Не помню… - Охранник будто прятал взгляд. - Я слышал только голос этой твари.
- Голос?..
- Да.
- Вы и сейчас слышите этот голос?
- Нет. Он умолк. Не знаю, почему и каким образом, но умолк. Может быть навсегда, а может, и нет. Не знаю. Мне страшно…
- Вы помните свое имя? Как долго вы здесь находились?
Солдат затравленно посмотрел на Майера, попытался что-то вспомнить, словно искал в глазах профессора подсказку.
- Я… не помню, - обреченно выдавил он и совсем сник, снова опустив голову.
Профессор поднялся и подошел к коменданту.
- Думаю, здесь все ясно, господин комендант. У вашего солдата явное психосоматическое расстройство.
- Что? - не понял Штольц.
- Самовнушение, - деловым тоном сказал Майер и, вспомнив учебник по психиатрии, добавил: - Плюс аменция.
Штольц нахмурился. Мудреное слово профессора было ему незнакомо и потому вызвало раздражение. Посчитай штандартенфюрера кто-либо неучем, могла пострадать его репутация всезнающего человека. А она была особым даром людей его должности, престиж которой следовало поддерживать. Но в бункере кроме него, ученых и проштрафившегося охранника никого не было.
- Выражайтесь яснее, профессор, - недовольно буркнул Штольц.
- Расстройство сознания, - пояснил Майер, - характеризующееся бессвязностью мышления, растерянностью и нарушением ориентации в окружающем пространстве. Он перевозбужден, даже имени своего не помнит. И это не удивительно. Такое часто происходит с людьми, которые долго находятся в таком замкнутом пространстве, как эта база.
Профессор развел руки и сделал движение, будто хотел охватить весь мир.
- Он окончательно потерял рассудок? - поинтересовался комендант, не выказав при этом никакого сочувствия в тоне.
- Нет, что вы! Его нужно поместить в лазарет, сделать несколько инъекций успокоительного и позволить хорошенько выспаться. Через недельку-другую все как рукой снимет. С контузией, вероятно, дела обстоят иначе - я не врач, в конце концов. Да, и еще: предоставить побольше общения - это ему не навредит.
- Столько времени у него не будет, - строгим тоном сказал комендант. - У нас не санаторий.
Доктор Фогель в это время думал о другом факте: "На массовый психоз не похоже. Почему Штольц умалчивает о том, что произошло с теми двумя охранниками у входа? Ведь они убиты явно не в бункере - на решетке я видел кровь и возле нее тоже. Много крови. Такие вопросы ему задавать, конечно, бесполезно, он не ответит, но прояснить не мешало бы. Это должно быть как-то связано".
- Это существо может ожить в замороженном состоянии? - осторожно, словно не желая сболтнуть лишнего, спросил комендант, указав рукой на саркофаг.
"То, что надо! Значит, это все-таки связано с существом! По-видимому, солдат не лгал". - Уголок губ Эриха едва заметно приподнялся в усмешке.
- Теоретически, да, - ответил профессор. - Но это пока лишь домыслы. Я регулярно брал пробы клеток и, не помещая их в питательную среду, фиксировал при помощи химреагентов в стадии клеточного роста. Однако в микроскоп деления клеток не наблюдал. Опять же, они были заморожены… А существо, если его полностью разморозить, кто знает… У некоторых видов земноводных на Аляске и в Исландии есть такая способность - гены резистентности к замерзанию. Это своеобразная форма защиты от холода. При глубоком замораживании в их клетки из печени выделяется большое количество глюкозы и глицерина, что не дает им при размораживании лопаться и организм постепенно оживает после спячки во льду. Но к нашему случаю, я уверен, это не относится.
- Мне нужно, чтобы проект "Сфинкс" как можно скорее дал положительные результаты. Лягушки рейху не нужны, пусть их французы дегустируют, пока они у них из ушей не полезут. Нужны - солдаты! Понимаете? Бесстрашные, неуязвимые, бессмертные! Ясно? Из ваших отчетов, профессор, следует, что и клетки этого существа оживают после разморозки. Как вы это объясните? С какой целью вы затягиваете исследования? Решили устроить саботаж?
- У нас одна цель, господин комендант, - стал оправдываться Майер, - но мы не хотим наделать беды из-за чрезмерной спешки. Видите ли, у этого существа в отличие от нас не двадцать три пары хромосом в ядре клетки, а двадцать пять. Его клетки должны делиться во много раз быстрее, чем у нас. А значит, и раны заживали бы почти мгновенно, а этого не происходит… Конечно, если его не… Скажите, а что произошло с системой охлаждения? Ее что - взорвали?
Штольц слегка скрипнул зубами. Его желваки зашевелились.
"Молодец профессор! Попал в самую точку". - Фогель опять незаметно улыбнулся. Он наблюдал за лицом коменданта, пытаясь увидеть то, что говорили его глаза, а не то, что говорил язык. Но глаза Штольца "молчали".
- Этим уже занимаются, - Штольц спокойно отреагировал на провокационный вопрос. Невозмутимое выражение лица. Держался, как скала. - Следуйте за мной.
Комендант неторопливо направился к выходу.
- Ну, так что, господин профессор, вы все еще желаете рассказать коменданту о сыворотке? - почти не размыкая губ, проговорил Фогель - грузная фигура штандартенфюрера успела отдалиться на достаточное для безопасного разговора расстояние.
- Рановато, Эрих, - почти шепотом ответил Майер и печально улыбнулся. - Вы были правы.
- Зато Штольц уже вместо спичек выдает своим деткам гранаты, - добавил доктор, бросив напоследок взгляд на солдата и уничтоженный им холодильный агрегат. - А потом запирает в железные клетки вместо того, чтобы поставить в угол.