* * *
Басаргин молча опустил бинокль. Его породистое лицо было каменным.
- Да, это наши, - сказал он безразлично.
Верещагин, стоявший чуть дальше от пролома - чтобы не выдали блики на линзах - поднял свой небольшой "Tasco", купленный ещё в мирное время. Четырёхкратный, не такой мощный, как у Басаргина, бинокль, тем не менее, безотказно приблизил развалины церкви Ксении.
Четыре обнажённых, полуобугленных трупа были распяты на обломках обычных электрических столбов - головами вниз. Между двумя средними распятыми стоял фанерный лист с кощунственно выглядевшей надписью по-русски:
…ОБО МНЕ РАДУЕТСЯ ОБРАДОВАННАЯ ВСЯКАЯ ТВАРЬ…
РАДУЙТЕСЬ, РУССКИЕ ТВАРИ!!!
- Клим, - пробормотал Верещагин, глядя в лицо крайнего слева. Почти неузнаваемое, оно всё-таки принадлежало надуряднику Климову. Остальных опознавать и не требовалось - несомненно, это были его разведчики. - Клим-Клим, как же ты так… как же ты так… неудачно-то?
- Удачно или неудачно - но разведка сорвалась, - Земцов терзал свою коротко подстриженную бороду. - Командир, слышишь? Олег, да опусти ты бинокль!
Верещагин опустил бинокль, сунул его в чехол. Повернул к своим друзьям злое лицо.
- Я слышу, - сказал он. - Разведка сорвалась. Не глухой… и не слепой.
- Что будем делать? - поинтересовался Басаргин. - Между прочим, они наших заминировали, я проводки вижу…
- Что делать? - зло спросил Верещагин. - Ничего. Ночью сам пойду, ясно?!
- Х…я ты пойдёшь, - усмехнулся Земцов. - Клим в десять раз ловчее тебя был, и вот…
- Я сказал - пойду, значит - пойду! - заорал командир.
- Х…я пойдёшь, - непоколебимо сказал Земцов. - А будешь дурью маяться - скрутим. Ты командир, твоё дело…
- Моё дело - людей на смерть посылать? - приходя в состояние холодного ехидства, поинтересовался Верещагин. Но Сергей был невозмутим:
- И это тоже. Но основное - думать. Так что думай.
Неизвестно, что ответил бы разозлённый надсотник. Но все трое офицеров именно в этот момент услышал голос - не с неба, а от входа:
- Можно… можно я пойду?
Мужчины обернулись, и мальчишка, на котором скрестились их взгляды, явно оробел. Но от этого только стал напористей, и в голосе его явно прозвучал вызов:
- Давайте я пойду!
- А, это ты, Димка, - кивнул Верещагин. - Не шатайся днём по этажам, с ума сошёл, что ли?
- Я могу пойти, - повторил мальчишка упрямо. - Вы же сами говорили, что я…
- Говорил, - сердито оборвал его Верещагин. - И сейчас скажу, что без тебя сотню Игоря смяли бы. Но это одно дело. А другое - послать тебя…
- Вы меня не посылаете, я сам иду, - быстро возразил мальчишка и мотнул светлым чубом. - Ну это же мой район, я тут всё знаю!
- Слушай… - начал Верещагин. Но Земцов молчал, теребя бороду. А Басаргин вдруг сказал:
- А это выход.
- Выход?! - надсотник посмотрел на них. - Ну ладно бы я. У меня нет детей. Но вас-то обоих - вас же дети дома ждут! Так как же можно…
- А Клима не ждали, - напомнил Басаргин.
Верещагин выругался. Жена Климова и его младший сын Никитка погибли при бомбёжке колонны беженцев. Старший - приёмный - сын Юрка пропал без вести немного раньше.
- Я могу, - напористо-неистово сказал мальчишка, сжимая кулаки и весь подаваясь вперёд. - Ну я же правда могу, а вы не можете. Я схожу и вернусь. Вы мне только объясните, что нужно узнать. Я могу! - голос его стал умоляющим.
- Олег… - начал Басаргин. Верещагин оборвал его:
- Помолчи ради всего святого.
Теперь молчали все.
- Зачем тебе это нужно? - спросил Верещагин. - Объясни.
- Зачем?! - начал Димка агрессивно. И - захлебнулся. Беспомощно хлопнул глазами. Офицеры ждали. На ресницах у мальчишки появились капли, губы задрожали. - Я могу… - прошептал он и уронил голову.
- Ясно, - сказал надсотник. - Пошли. Будем говорить.
* * *
Пашка Бессонов согласился идти сразу. Димку не очень интересовало - почему, просто внезапно ему стало жутко идти одному. Он почти пожалел о своём решении - и, будь возможность повернуть время, наверное, не высунулся бы в комнату, где стояли офицеры. Но теперь отступать было некуда, и Димка нашёл компромисс - страшно обрадовавшись, когда Пашка сказал: "Конечно, пошли!"
А вот Влад сперва выпучил глаза, а потом насмешливо сказал:
- Ну ты даёшь.
- А что тут такого? - спросил Димка.
Они стояли у выхода из подвала и говорили тихо. Но Влад своему тихому голосу ухитрялся придать незабываемые и разнообразные оттенки ехидства:
- А то, что ты баран без башни.
- Мы же туда сто раз ползали.
- За жрачкой. А не чтобы в пионеров-героев поиграть.
Димка вспыхнул. Он даже себе не признавался, что прочитанная им книга… в общем… в общем, это она руководила его поступками процентов на семьдесят. Влад бы не понял (Димка и сам не очень понимал). А тут - как будто мысли прочитал!
- А теперь - чтобы помочь нашим, - сказал Димка. Влад скривился:
- Нашим-вашим… Я вообще не понимаю, откуда на нас эта война свалилась. Наши ещё какие-то…
- Ладно, - отрезал Димка. - Матери не говори, куда мы пошли. Я ей наврал, что мы на море пошли, рыбу глушеную пособирать.
- Вали-ите, - махнул рукой Влад. - Кто только вас собирать будет…
…Он нагнал Димку и Пашку на пересечении Лизюкова и Жукова, когда они, лёжа в развалинах, прицеливались, как ловчее перебраться за развалины кинотеатра "Мир". Мальчишки сперва вскинулись, но потом Димка спросил удивлённо:
* * *
- Ты?!
- Угу, - Влад втиснулся между ними. - Ну чего вы? Вон там можно пролезть, за бордюром. Пошли, пока ракет нет.
* * *
В три ноль семь Верещагин проснулся.
Снаружи бумкали минометы. Но это был не бой, а бессистемный обстрел, злость за позавчерашнее. И не это его разбудило.
Бросив взгляд на свои старые "командирские", надсотник увидел именно это.
03.07.
Через полчаса начнёт светать. Через час - рассветёт совсем. Димка ушёл в полночь. Если через двадцать минут они не вернутся - значит, их нет.
За столом спал, положив голову на руки, Пашка. Едва надсотник пошевелился, как вестовой вскинулся и сел прямо.
- Спи, - сказал Верещагин, подсаживаясь к столу и пододвигая блокнот.
- Не, я не хочу, сипло и обиженно ответил Зубков. В упор посмотрел на Верещагина и сказал: - Зря вы меня не послали.
- Ты не местный, Паш, - сказал Верещагин, начиная от руки линовать рапортичку. - А Димка местный.
- Местный, - фыркнул Пашка. - Он стрелять-то умеет?
- А ему и не нужно стрелять, - усмехнулся Верещагин. - Если разведчик начал стрелять - значит, плохи дела.
- Он вернется, - вдруг сказал Пашка. - Вы не беспокойтесь, он вернётся, время ещё есть. Вы не волнуйтесь.
- Не волноваться? - Верещагин тщательно провёл линию. - А я и не волнуюсь. Зачем мне волноваться за чужого мальчишку? - он хмыкнул и сказал: - Просто я когда-то не сдал два экзамена - первый по прощению, второй - по любви… Вот и всё.
- Не волнуйтесь, - повторил Пашка.
И почти тут же в коридоре что-то бумкнуло, кто-то засмеялся - и стремительно вошедший Басаргин выдохнул:
- Вернулись.
- Почему во множественном числе?.. - непонимающе пробормотал Верещагин, сам не замечая, как встаёт из-за столика. Лицо Пашки расплылось в улыбке.
- Запускать? - Басаргин тоже улыбался.
- Скорее! - крикнул Верещагин. И в его "кабинет" ввалились трое (трое?!) чумазых, оборванных, синхронно и широко лыбящихся мальчишек.
- Мы втроём ходили… - сказал Димка виновато, но в то же время буквально светясь. - Это вот Влад… вы его тогда видели, когда я вам сигареты подарил… а это Пашка…
- Мне было мало одного, - сказал Верещагин сухо, покосившись на своего вестового (он сидел на прежнем месте с видом "я же говорил!!!"). - А вот посылал я как раз одного.
- Ну… - Димка потупился.
- Он один здрыснул идти, - заявил Влад. - В ногах у нас валялся, чтобы мы тоже пошли.
- Докладывайте, - так же сухо (чтобы не захохотать, не расплакаться - не дай бог! - или не наделать ещё каких-нибудь глупостей) приказал Верещагин.
В мальчишках словно выключили тормоз. Все трое сунулись ближе к столу - и начался дикий галдёж:
- …а мы ползком, а там собаки - рррр…
- …а я рукой прямо в гавно…
- …а там кирпич - бум, и как заорут…
- …а пушки стоят - самоходки, десять штук…
- …а Пашка говорит: "Давайте что-нибудь напишем…"…
- …а мы в том месте тогда ещё сигареты покупали, и в дырку - нырьк…
- …нам как два пальца об асфальт, а они огроменные, да ещё в снаряге…
- …бздынь! Бздынь! У меня очко - жим-жим…
- …вот, я на руке записал…
- …гляжу - мина…
- …а они бла-бла-бла по-своему, я вот, на диктофон записал, может, важное что…
- …много - охер…ть…
Это был не доклад. Даже не его подобие. Это был просто весёлый и беспорядочный гомон. Но Верещагин не прерывал его. Он ещё расспросит всех троих - как следует и о том, о чём нужно. А пока…
Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.