- Видел, как Петрухин уходил. Второго ведомого над целью сбили. Остальных потерял. А что с машиной, почему при посадке унесло?
- Кто о чем! - дернул щекой комэск. - У тебя колесо прострелено, вот и завалился. Да и вообще непонятно, как добрался, на машине живого места нет. Вот ведь черт везучий! Кстати, из пехотного полка звонили. Они видели, как ты "мессера" завалил, почему не докладываешь?
Григорий непонимающе уставился на командира. О чем это он? Какой "мессер"?
- Товарищ капитан, дайте закурить, а? - устало попросил Дивин.
* * *
Слоняться по аэродрому без дела оказалось очень тяжело. Экспат сходил с утра в мастерские, где колдовали над его "четверкой", предложил свою помощь, но взмыленные механики отреагировали неадекватно и послали далеко и надолго. Сержант не стал лезть в бутылку и качать права, отошел в сторонку и, закурив, принялся наблюдать за ремонтными работами.
Но и отсюда его попросили убраться. Причем, что обидно, сделал это не кто иной, как его собственный механик, младший сержант Миша Свичкарь, среднего роста парнишка с живыми черными глазами.
- Шел бы ты отсюда, командир, - обманчиво ласково попросил он, пробегая мимо. - Не видишь, и без тебя тошно!
Экспат надулся, но последовал совету. Зашел в столовую, выдул стакан чая, потом покурил в тенечке под навесом. Чем бы себя занять? Его родная вторая эскадрилья ушла на задание, как и другие, - пехота требовала помощи, и штурмовики старались исполнить свой долг.
Эскадрилья… после вчерашнего боя в ней насчитывалось всего четыре летчика: Малахов, Петрухин, Григорий и Рыжков. Да-да, Прорве удалось выжить. Причем он сам не мог толком объяснить, как так получилось, что ведущий его звена и второй ведомый оказались сбиты, а он нет.
- Я смотрю, - рассказывал он товарищам после ужина, - первой тройки перед нами уже нет, только один штурмовик горящим падает. Засмотрелся, слышу, мне по радио командир орет: "Бросай!", кассеты с ампулами скинул, крутанулся, и все, рядом уже никого. Потыркался туда-сюда, кое-как сориентировался и потопал домой.
- Ну а куда товарищи подевались, видел? - допытывался Малахов. - Их "мессеры" сбили или зенитки?
Рыжков честно хмурился, морщил лоб, шумно вздыхал, чесал в затылке, но в итоге лишь развел руки в стороны и честно признался:
- Не могу знать, товарищ капитан. Все так быстро произошло, я даже не понял ничего толком.
Вот так. Была эскадрилья, а стало звено. Тем более, что Дивин остался безлошадным. Его "Ил" очень сильно пострадал, но специалисты ПАРМа обещали дня через три-четыре вернуть машину в строй. Григорий заикнулся было насчет новой машины, но комэск, нехорошо прищурившись, устроил ему такую взбучку, что сержант позорно сбежал из их избы и до темноты отсиживался на КП.
Пойти, что ли, еще чайку попить? Экспат не успел толком обдумать эту мысль, как оказался пойман и приставлен к делу.
- Вот он где прохлаждается! - Батальонный комиссар Багдасарян, маленький жилистый армянин, возмущенно всплеснул руками. Рядом с ним топталось несколько человек в штатском. У одного из них на груди болтался фотоаппарат в чехле. - Его, понимаешь, ищут, а он покуривает себе спокойненько. К тебе корреспонденты приехали специально, про вчерашний твой бой с "мессершмиттом" написать хотят. Так что расскажешь все как было.
Комиссар полка умчался дальше, оставив Григория на съедение. А корреспонденты набросились на сержанта словно голодные акулы, засыпав вопросами: как пришел в авиацию, давно ли на фронте, за что получил орден, как дрался с "мессером". Дивин очень быстро взмок, словно в бою побывал, но старался отвечать как можно более точно, справедливо полагая, что у каждого своя работа. Он летает, они - пишут.
Корреспонденты еще долго не отпускали его, но, когда с задания стали возвращаться штурмовики, они переключили свое внимание на них, и экспат под шумок торопливо смылся. Вот ведь, то не знал, чем себя занять, а теперь мечтает лишь о том, как бы передохнуть.
Ремонтники не подвели. Через четыре дня машину восстановили. Григорий пошел принимать работу. Вместе со Свичкарем облазил штурмовик, придирчиво заглядывая в каждую щелочку, потом влез в кабину и запустил двигатель.
Штурмовик довольно сильно вибрировал и ходуном ходил из стороны в сторону под воздействием собственного воздушного потока, а Дивина ощутимо бросало на кресле - парашюта-то под ним не было. Стрелки приборов казались неуловимыми, и сержант, не выдержав, уменьшил обороты. Двигатель приятно заурчал, и все стало на свои места.
Механик проворно запрыгнул на крыло и нагнулся к открытой форточке фонаря кабины:
- Ну как?
- Знаешь, на номинале мотор потряхивает, - крикнул экспат. - Наверное, надо чуток наддув убрать и посмотреть свечи. Вот, послушай… А еще машину немного вправо валит, так что подверни на один оборот тягу триммера. В остальном - порядок!
- Сделаем, - Михаил согласно кивнул и ловко соскочил на землю. - Надо же, ну и слух у тебя, прям нечеловеческий какой-то, - вскользь удивился механик. - Глуши шарманку! Кстати, командир, - обратился он к Григорию, когда тот тоже вылез из самолета, - тебе звездочку за сбитого фрица рисовать?
- Как хочешь, - сержант равнодушно пожал плечами. - Я не истребитель, мне это не принципиально.
- Да ладно, - не поверил механик, - неужто совсем все равно? Я слышал, ты матерого зверюгу завалил. Штабные болтали, что у него два креста за отличия.
- Лучше бы один, - криво улыбнулся экспат, выбивая из пачки папиросу. - Но осиновый и на могилу!
Свичкарь усмехнулся.
- И то верно. Слушай, командир, а я вот еще слышал, что комполка тебя к награде за этот "мессер" представил?
- И когда ты только все успеваешь? - искренне поразился Дивин. - И машину ремонтировать, и сплетни собирать… талантливый ты человек, Миша! А про награду слышал что-то, но точно тебе не отвечу. Сам понимаешь, не я наградные листы заполняю. Ладно, раз закончили здесь, пошли обедать, что ли?
Механик засмеялся.
- Ты иди, командир, мне еще с оружейником покалякать нужно. Он жаловался, что один из пулеметов заедает, пойду гляну.
На следующий день вылетели рано утром. Немцы предприняли очередную попытку вырваться из окружения, и командующий фронтом приказал немедленно поддержать пехоту. Хромов поднял в воздух всех, кого смог. К цели пошли двенадцать штурмовиков под прикрытием восьмерки "Яков".
Первый раз их обстреляли на подлете к линии фронта. Било не меньше десяти батарей. Небо обильно украсили цветные шары разрывов, но группа упорно рвалась вперед, умело маневрируя.
"Приготовиться к атаке", - подал команду ведущий. Григорий привычно включил механизм бомбосбрасывателя, убрал колпачки от кнопок сбрасывания бомб, реактивных снарядов и от гашеток пушек и пулеметов. Окинул внимательным взглядом приборы - все в норме - и стал наблюдать за действиями Петрухина.
"Илы" начали разворачиваться для атаки, и в этот момент машину Дивина вдруг сильно подбросило, будто кто-то со всей силы ударил по ней снизу. Мотор сразу же засбоил, в кабину потянуло гарью. Подбили!
Экспат по инерции вошел в атаку следом за товарищами. Сбросил в первом заходе бомбы, начал выходить, и в этот момент двигатель вдруг зачихал, а потом и вовсе заглох. Штурмовик Дивина вывалился из строя и начал планировать. Сержант лихорадочно просчитывал варианты посадки, пытаясь отыскать внизу подходящее место. Как назло, земля была точно перепахана воронками, окопами и траншеями, густо усеяна разбитой техникой.
Молясь всем известным богам, Григорий до рези в глазах всматривался вниз. Начался лесной массив, и пилот с холодком, пробежавшим между лопаток, понял, что посадка будет еще жестче, чем он думал вначале. Но вдруг внизу мелькнула большая поляна, и сержант рванул ручку, направляя штурмовик на нее. Не выпуская шасси, "Ил" плюхнулся брюхом на землю, прополз несколько метров, взметнув погнутым винтом вверх тучи земли и песка, и наконец замер, словно израсходовал последние силы.
Экспат перевел дух: сел! Но вот вопрос, где именно - у своих или у немцев? Кругом довольно густой сосновый лес. Канонада гремит где-то неподалеку, но из-за деревьев не разобрать, где конкретно. В воздухе-то Григорий ориентировался прекрасно, а вот на земле как-то растерялся.
В любом случае, решил Дивин, в самолете лучше не засиживаться. Нужно уходить, а то, не ровен час, подоспеют немцы. А они сейчас после их атаки злые, церемониться не станут, шлепнут на месте.
Сержант откинул фонарь. Выбрался из кабины, огляделся и побежал, пригибаясь, к лесу. Забежав под деревья, обернулся. "Четверка" распласталась на земле будто подбитая птица. Куски обшивки лохмотьями свисали с крыльев и оперения, хвост фюзеляжа прострочен пулеметной очередью. Тяжкое зрелище. Сердце защемило: бросать машину, служившую ему верой и правдой, оказалось безумно тяжко. Главное, только-только ведь отремонтировали, мелькнула в голове шальная мысль.
Григорий оскалился. Черт, о чем он думает? Выбираться нужно, а он сопли распустил. Это всего лишь железка!
Но в груди все равно саднило, словно он только что потерял друга.