- Вы ошибаетесь, поручик, - покачал головой граф, - тотэцу не мифическое животное, а просто весьма редкое. Их практически истребили из-за дикого нрава и жестокости, мало свойственной иным животным. Теперь его почти невозможно встретить.
- А то, что он ещё и человеческим языком разговаривает? - не без ехидства поинтересовался я.
- В ваших сказках, - легко парировал граф, - многие звери говорят по-человечьи. Так что же, все ваши волки, медведи, лисы и зайцы - миф?
- Браво, граф, - не удержался я. - Браво. Быть может, вы скажете, что русалки, единороги, камелопарды, тоже существуют? Просто они очень редки.
- Вы будете сильно удивлены, поручик, - загадочно улыбнулся Ди, - узнав, какие животные обитают вокруг нас. Вот, например, вы назвали геральдического камелопарда, которого все представляют себе помесью верблюда и леопарда. А ведь на самом деле так называли жирафа. Единорог, по-китайски цилинь, что также значит - жираф. Просто люди в прошлом наделяли животных необыкновенными способностями, исходя из их необыкновенного облика. Разве не чудесен жираф? - голос графа вновь изменился, став удивительно детским. - Расцветка, длина шеи, он просто удивителен!
Его восторг прервал новый взрыв. Кажется, неподалёку выстрелили из пушки. Мимо магазина пробежал отряд солдат национальной гвардии. Их мундиры были порваны, на синем и белом сукне - пятна засохшей крови. Большая часть без своих двуугольных шляп с трёхцветными значками.
Девушка-кошка, кажется, та самая, что прыгнула мне на колени вчера, грациозно подошла к окну и принюхалась. Её тонкий носик чуял кровь, что лилась сейчас на парижских улицах.
- Кстати, граф, - сказал я, когда грохот пушечной стрельбы притих, - а как вам удалось пережить семьсот восемьдесят девятый год? В те смутные времена казнили дворян десятками каждый день. А вы, как я слышал, держали магазин с таким провокационным названием вполне открыто.
- Мои звери всегда защищали меня, - ответил граф. - На меня несколько раз пытались напасть, даже магазин дважды поджигали, не хочу об этом вспоминать... - отмахнулся он.
- А отчего вы не перебрались из Парижа? Так любите этот город?
- Хороший город, - согласился Ди, - хотя в восемьдесят девятом, он потерял большую часть своего шарма. Однако в то время покинуть Париж было равносильно приговору для большей части моих зверей. В городе достать для них пропитание куда проще, нежели в охваченной гражданской войной стране, где каждый крестьянин сначала выстрелит из мушкета, а уж после станет разбираться, кто к нему пришёл. К тому же, я не люблю путешествовать, перемена мест - сильно утомляет меня.
- Однако из Пруссии, где вас так привечал король Фридрих, кстати, давний враг моей Отчизны, вы всё же уехали. Хотя он и даровал вам дворянство.
- Берлин опротивел мне, - скривился Ди. - Его вдруг наполнили неприятные люди в сером, вроде тех, от кого вы меня спасли давеча. Они стали развешивать на перекрёстках оскорбительные лозунги, вроде: "Пруссия для пруссаков!" или "Смерть расово неполноценным!". И вы знаете, поручик, у них нашлось немало сторонников. Стали нападать на евреев, особенно богатых, хотя, как я понял, это у вас, в Европе, нечто вроде традиции. - Ди улыбнулся. - Несколько раз и на меня напали, безрезультатно, впрочем. Однако меня это стало утомлять, и я решил покинуть Берлин ради Парижа. Тем более, времена были вполне спокойные, и моим животным в пути голод не грозил.
- Их быть не должно, - заметил вдруг юноша, валявшийся на диване в удивительной позе - кверху ногами, закинутыми на самую спинку, и головой почти у самого пола. - Не должно, - повторил он. - Не место им здесь.
- Кого? - удивился я, позабыв даже уличить графа в несовпадении времени и его возраста.
- Немцев в сером, - пояснил он, теряя всякий интерес к нашей беседе.
- Но вы, граф, - всё же вспомнил я, - не ответили насчёт Фридриха Второго. Вы уж простите, но вы слишком молодо выглядите для человека, который продал молодому прусскому королю некого зверя, за что и получил титул.
- Каюсь, - повесил голову Ди, - солгал вам. Титул графа получил не я, а мой отец, живший тогда в Берлине. Я тогда был ещё совсем мал, но хорошо помню бравого молодого дворянина в гусарском мундире.
- Но утверждают, что это были вы, граф, - настаивал я.
- Поглядите вон туда, - указал рукавом Ди на западную стену дома, где висели портреты. - Как вы думаете, кто изображён на левом верхнем. Групповом, - уточнил он.
Я посмотрел на портрет. На нём были изображены трое в костюмах XVIII века. Молодой человек в мундире прусского кирасира и девушка в платье ампир были мне знакомы, в отличие от стоявшего за ними китайца. Сначала я не узнал его из-за европейского платья и лёгкого плаща-пальто с пелериной, однако это был не кто иной, как граф Ди собственной персоной.
- Это вы, конечно, - сказал я ему напрямик.
- А вот и нет, - рассмеялся он. - Вовсе нет. Это очень хорошо показывает, как вы, европейцы, видите нас, людей с дальнего востока. Мы для вас все на одно лицо. Вот потому меня и перепутали с моим отцом, когда я занял место в магазине после его отъезда на Родину.
Девушка-кошка с интересом следила как под самыми окнами магазина люди в блузах, какие носят рабочие, поспешно складывали баррикаду из мебели, которую вытаскивали из соседних домов. В сторону "Графа Ди" никто даже не смотрел. Вооружены повстанцы были древними мушкетами с кремнёвыми, колесцовыми и даже фитильными замками и самым разнообразным холодным оружием. Эта картина живо напомнила мне о форте паладинов в Испании. Особенно из-за мелькавших среди рабочих блуз серых и чёрных мундиров. Руководители новой французской революции были ясны.
- Вы всё ещё недовернете мне, поручик, - заметил граф. - Меня это даже обижает. Я пустил вас в свой дом, угостил чаем, а вы вываливаете на меня гору каких-то нелепых подозрений, устраиваете допрос, будто я преступник.
- Мало нам агентов Сюрте и "общественных спасителей" было, - протянул со своего места хищный баран по имени Тотэцу. - Теперь ещё этого поручика принесло с его обвинениями. Граф, дайте мне его съесть.
- Подавишься, - в том ему ответил я.
Тотэцу показал мне клыки. Даже в человеческом облике они были весьма впечатляющими, и я невольно потянулся к рукоятке "Гастинн-Ренетта".
- Поручик, - остановил меня граф, - если вы достанете оружие в моём доме, двери мои навсегда будут закрыты для вас.
- Простите, - смутился я. - Я не хотел оскорблять вас. Однако ваш зверь явно провоцирует меня.
- Ах, поручик, - улыбнулся граф, - Тотэцу типичный представитель своего вида. Он дик и необуздан. Кстати, он, действительно, питается человечиной.
- Вы покупаете ему смертников из тюрем и нищих с кладбища Пер-Лашез? - ехидно поинтересовался я.
- Нет, - совершенно серьёзно ответил граф. - Я покупаю Тотэцу сырое мясо - и он вполне доволен. Не так ли, Тотэцу?
- Так, так, - покивал хищник, - но я бы не отказался от человечьей ноги. Этот парень вполне славно прокоптился на войне. Он бы мне подошёл.
- От него больше не пахнет так приятно, - бросила от окна кошка, внимательно глядящая на улицу.
Рабочие достроили баррикаду и занимали позиции. Неловко, как умели. Серые и чёрные солдаты руководили ими, однако подчинялись им неохотно и руководители рабочих часто спорили с командирами.
- Их раздражает, что ими командуют немцы, - сказала кошка. - Может дойти до раздоров в их рядах. Обожаю такие раздоры! Крови льётся куда больше!
- Не успеют, - возразил ей парень, лежавший на диване головою вниз. - Скоро подойдут солдаты, и им станет не до раздоров.
- Хотите ещё чаю? - спросил у меня граф. Чайничек опустел.
- Да, если вас не стеснит, - кивнул я.
Граф вышел делать нам чай. И я остался в холле вместе с загадочными животными. Однако на сей раз их более занимали события, разворачивающиеся за окнами, нежели я. Что меня изрядно радовало.
Как и предрекал юноша, лежавший кверху ногами, (интересно, а какой это зверь?) к баррикаде подходили солдаты. Не национальные гвардейцы, а линейные части гарнизона. Они наступали колонной, с примкнутыми штыками, по четыре человека в ряд. Фузилёры в синих с красным кантом мундирах и киверах с фиолетовыми помпонами. Во второй шеренге - гренадеры в медвежьих шапках.
- Прошу вас, - сказал мне граф, вернувшийся с новым чайничком, наполняя мою чашку.
- Благодарю вас, граф. - Я сделал глоток обжигающей ароматной жидкости.
- Так вы признаёте, поручик, что вы оскорбили меня своими подозрениями?
- Если бы вы говорили всю правду, - покачал головой я, - а не лукавили, даже в мелочах, я бы извинился перед вами. Однако, как говориться, маленькая ложь, рождает большое недоверие.
- Но ведь я уже признал её, - опустил очи долу граф, будто провинившийся ребёнок.
- Вынуждено признали, - заметил я.
Граф вздохнул. Мне стало едва ли не жаль его, сейчас он был очень похож на расстроенного ребёнка.
- Вы смущаете графа, - заметил лежащий кверху ногами юноша. - Вам не стыдно?
- Ничуть, - ответил я. - Я очень не люблю лжецов.
- А сейчас вы его оскорбляете снова, - добавил он. - Зачем, поручик? Вам бы понравилось, если бы вас, даже заслужено, публично назвали лжецом? Вы б вызвали такого человека на дуэль, не так ли?
Теперь уже я оказался смущён сверх всякой меры. Несколькими простыми словами этот юноша, младше меня, судя по виду, лет на пять, сумел вогнать меня в краску быстрей, чем девушка-кошка, запрыгнувшая мне на колени.