"Долина Смерти" загадочного В. Гончарова (1925) - классический роман в жанре "красного Пинкертона". Хладнокровный английский шпион, дьякон-расстрига, "контрик"-гипнотизер и его подпольная армия, сумасшедший изобретатель и супермен-рабфаковец с удостоверением чекиста и револьвером в кармане
- вся эта пестрая компания охотится в романе за фантастическим м смертоносным веществом, переживая по пути головокружительные приключения.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 2
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 3
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 4
ГЛАВА ПЯТАЯ 5
ГЛАВА ШЕСТАЯ 6
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 7
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 9
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 11
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 12
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 14
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 16
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 18
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 20
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 23
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 25
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 27
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 30
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 33
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 36
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 37
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 40
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 41
От издательства 44
Виктор Гончаров
ДОЛИНА СМЕРТИ (Искатели детрюита)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В Москве, на Никитской, стоит церковка имени "святого" Полувия. Церковка - ветхая, в землю вросшая, покривившаяся к восходу. Может быть, ей 200, может - 300 лет. Но благочинный клялся, утверждая, что ей, по крайней мере, с тысячу будет, и приводил неоспоримые к тому доказательства, ссылаясь на свидетельства равноапостольных Кирилла и Мефодия. Студенты, на дворе церковном, в домике маленьком дьяконском жившие, ни благочинному, ни "равноапостольным" не верили, великомученика Полувия иначе не называли, как святым лодырем. И никто, - даже дьякон - человек образованный в высшей степени: Дар-вина-безбожника (что человека от обезьяны произвел) читал, даже дьякон не верил. А дьяконица - особь смешливая - только хихикала, приседая, когда молодежь разнузданно проезжалась насчет сомнительных древностей церкви. Значит, и дьяконица не верила.
Но не в этом дело. И не в том, что двор церковный осенялся тысячелетней благодатью святого лодыря Полувия почему-то, а не Епифания, Германа или Савина, хотя все они имели одинаковые на то права, будучи лодырями в одинаковой степени и даже записанными в календаре на один и тот же день -12 мая. Дело не в этом.
Поп умер в октябре, в тот самый миг, когда увидал бесчестие, совершенное над Полувием матросом неким - при трех бомбах, с револьвером и винтовкой. Дьякон остриг волосы и залез в Наркомпрос - в рассыльные и регистратуру, дьяконица - там же - осела на входящем-исходящем. Но все-таки и это нас мало интересует: все это - историческая справка, не более и ни менее. Вот поговорим о студентах. Что касается Левки, то и его мы оставим в покое: он вышел в тираж в разгаре гражданской войны, записавшись в "славные" рати генерала Корнилова и погибнув там смертью "славных" от большевистской пули. Другое дело - Митька. Митька Востров. Общим у них было то, что, будучи медиками, оба они с революцией свихнулись: медицину забросили и занялись "черти-чем", как говаривал дьякон. Левка, как было сказано выше, поступил в Добрармию, но не врачом, а пулеметчиком, и окончил жизнь свою вышеупомянутым образом; Митька же сделался изобретателем, причем, в противность другу своему, изобретателем красным. Благодаря мощной, от папеньки-грузчика унаследованной, комплекции и благодаря изворотливости, переданной ему матушкой, мещаночкой города Тулы, только благодаря этим двум наследственным качествам, он не погиб в революционной распре, а когда боевая волна схлынула, непонятным образом застрял на том же дворике церковном, под сенью св. лодыря Полувия, в обществе дьякона-расстриги и смешливой дьяконицы - исходящей-входящей. За революцию он приобрел солидность, и звался теперь не Митькой, а Дмитрием Ипполитовичем. Больше ничего не приобрел - ни во внешности, ни во внутреннем содержании. И как жил в дьяконском домике - уныло и скромно, неизвестно на что существуя и остро не выражая симпатий ни красному, ни белому цвету, так и продолжал жить. Только род занятий окончательно переменил.
Раньше зубрил - неистово и упоенно, для полноты эффекта уши гигроскопической ватой затыкая: за тонкой стеной дьякон, дьяконица и околоточный надзиратель азартно дулись в преферанс. Ссорился с Левкой по поводу очереди в гастрономическую лавку - за колбасой и булкой; аккомпанировал ему на гитаре лунными вечерами, когда тот меланхолически дергал мандолинные струны. Боролся с геморроем, эволюционно-упорно, по Дарвину, одолевавшим его.
Теперь - покупал колбы, реторты и тигеля: портил предохранительные пробки, сжигал электрические провода, в домике устраивал взрывы и пожары, - одним словом, изобретал и изобретал крепко.
- Вы мне, Димитрий Ипполитыч, квартиру портите, - внушительно гнусавя, замечал дьякон-расстрига, по привычке проводя рукой под подбородком, как бы оправляя бороду. - Вон вчера пол даже прожгли… Ин дырка какая!.. Чем это вы, ну-ка?..
Дырка, действительно, глубоко пробуравливала тесину пола, и оттуда веяло холодом.
- Вентиляцию, что ли, устроили?..
Дьякон не был лишен юмора, но любил казаться мрачным и недовольным. На самом же деле, он всегда с большим любопытством следил за опытами несообщительного квартиранта, и когда ему удавалось, на уголке дивана при-курнув, поймать одну-другую нечаянно вслух выраженную мысль изобретателя, - большего ему и не требовалось. В последнее время, впрочем, квартирант сделался более сообщительным и оживленным, в особенности после порчи пола. А сегодня он даже эдакое ляпнул:
- Я, Василь Василич, скоро буду знаменитостью…
- Ждем, ждем этого… Очень долго ждем… - поспешно отвечал дьякон, надеясь на продолжение разговора и, тем не менее, делая ехидную гримасу.
- Да, Василь Василич, - продолжал изобретатель, не отрываясь от ступки и поэтому не замечая язвительного лица собеседника. - Да, Василь Василич, мой детрюит вчера увидел свет… Если бы я догадался принять заранее кое-какие меры, он не ушел бы в подполье…
- Гм… В подполье? Так это детрюить наделал!
Дьякон изменился в лице в сторону некоторого почтения к изобретателю, встал с дивана, кошачьими шагами обходя знаменательную дырку, и осмотрел ее уже не с точки зрения порчи комнаты.
- Вот так детрюить! о-о!..
Но Митька снова замкнулся, и ему ничего более не оставалось, как, повертевшись для фасона вокруг да около, идти к дьяконице играть в "пьяницы".
- Слышь, Настасья, Митька-то детрюить изобрел!
- Детрюить?! И-хи-хи-хи-хи!..
- Ну и дура!.. сдавай, что ль…
Насквозь просаленные карты шлепались жирно, росли горкой. Хихикала дьяконица, привычно оставляя благоверного в "пьяницах"; насупился дьякон… И уже подошло время - вскочить ему в ажитации, кулаком смахнуть карты-блины на пол, в сердцах выдохнуть: "Жульничаешь, Настька!.." Не успел…
Трррах-тах-тах!!! Хлопнули двери, напором взрыва разброшенные, посыпались, звеня, склянки…
- Господи Сусе Христе! - вымолвил дьякон, затылком приложенный об пол.
- У Митьки это… - побелевшими губами выдавила из-под стола дьяконица.
Бледный, с мокрым лбом, с прилипшими к коже волосами стоял изобретатель в своей комнате, у развороченной стены, посреди брызг стекла, опрокинутых тигелей, порванных проводов. Сочилась кровь из пальцев руки и щеки. Тем не менее, лицо его было снисходительно-довольным, и не на разрушение смотрело оно. Тонкая металлическая палочка с свинцовой головкой-шариком в окровавленных руках изобретателя и дьякона отвлекла от требуемых катастрофой вопросов, заставив забыть о тупой боли в затылке и проворковать, осторожно просовывая голову в дверь:
- Изобрели, Димитрий Ипполитович?..
А дьяконица, заглянув через плечо супруга, всплеснула руками и выдала себя:
- Боже мой, Митя, да ты ранен!..
Перевязанный во всех направлениях, не выпуская палочки из рук, сидел Дмитрий Ипполитович в покоях дьяконских. Уже хихикала легкомысленно дьяконица, прислонив голову к косяку двери. Лебезил дьякон, угощая печеной картошкой счастливого изобретателя. А тот, возбужденный событием, разряжался от долгого молчальничест-ва, но и картошку не обходил молчанием:
- В периодической таблице элементов… сыровата картошечка-то…
- …Положите ее… вот другая, поджаристая…
- …Элементов профессора Менделеева… эта ничего… в 1-ой группе ю-го ряда 87-ой порядковый номер не был заполнен, пустовал… По одну сторону его находился недавно открытый - наверно, вы слышали? - радий, по другую - эманация радия… Радий - 88-ой номер, эманация - 86-ой… А на месте 87-го ничего не было… Можно еще?..
- Пожалуйста, Димитрий Ипполитович…
- И-хи-хи-хи… какой хитрый!..
Изобретатель негодующе сверкнул раскосыми глазами в сторону дьяконицы и продолжал: