Ритм произносимых Мудрецом слов ускорился, гном внезапно взмахнул руками, с кончиков его пальцев сорвалась искра. Она золотистым росчерком на миг замерла в черном бархате ночи, а потом упала на один из узелков круга. Узелок вспыхнул, и от него одновременно в обе стороны помчалась огненная дорожка. Замкнувшись, языки пламени фыркнули рассерженными зверьками и взметнулись к небесам. Стена огня поднималась все выше - сначала плясала у бедер, потом оказалась на уровень глаз, а после уж, чтобы видеть свирепые дергающиеся языки пламени, приходилось задирать голову.
Неожиданно все это закончилось. Огненная завеса рухнула вниз, а за ней было уже совсем другое: каменные стены, расходящиеся вверх гигантской воронкой, застывший в воздухе стон-крик-клекот и множество тел, взметнувшихся в ночное небо. Гномы как-то сразу оказались за спиной Бессмертного, и что с ними происходило дальше, Дрей не знал - тела, зависшие над ним, рухнули вниз, впиваясь когтями и клювами, его приподняло над землей, а потом снова бросило на нее, и удар оказался смертельным. То есть - для любого другого, но Дрей-то был бессмертным, и поэтому тело приняло только боль, разрывающую его на клочки, выдавливающую из груди стон, одуряющую. Его обняло привычным туманом, за которым, огороженная от всех любопытных глаз, проходила регенерация, скручивая кожу и кости и выворачивая наизнанку, словно в расплату за это проклятье - быть бессмертным.
Когда же все прошло и Дрей попытался подняться, когти и клювы опять упали небес, заставляя его пережить это снова. И еще, и еще, и еще, и еще… Как только он пытался пошевелиться, в очередной раз пережив туманную боль, когти и клювы низвергали его обратно, туда же. В один из моментов, когда регенерация отпустила тело, чтобы вскорости вернуться, он наконец понял, что происходит. Полнолуние. Воронкообразный кратер. Андорские горы. Он находился в самом центре того места, где раз в месяц собирались грифоны, пожелавшие обзавестись потомством. На одну ночь они теряли разум, ведомые лишь могучим древним инстинктом, и в этот момент они атаковали яростно и неумолимо любое живое существо, которое не было грифоном. Они могли разорвать в клочья любого, кто рисковал пошевелиться, но - удивительное качество! - в этот момент внимание всех грифонов было приковано именно к этому единственному существу. А два других, например, тем временем могли спрятаться в какой-нибудь пещерке и затаиться, дожидаясь утра.
Дрей понял это и замер, надеясь, что грифоны потеряют к нему интерес и займутся тем, ради чего сюда прилетели. Но видимо, неповрежденное тело противника не давало им покоя, и крылатые создания снова и снова атаковали его. Бессмертный не мог убежать; что ж, тогда он попытается остановить процесс регенерации, не дать рассеяться ее серому туману. Сначала ничего не получалось - и грифоны продолжали клекотать и впиваться в него когтями, роняя на тело куски помета и перья.
В воздухе, словно какое-то невидимое густое желе, повис приторный птичий запах и, кажется, Дрея вырвало. Он и не подозревал, что человек в состоянии выдержать подобную боль и вонь.
Кончилось тем, что бессмертный просто потерял сознание, провалившись в мягкую черную кашу небытия. Наверное, в этом и был секрет - реакция на боль, вызывавшая страх и желание от нее избавиться, отключилась вместе с сознанием.
Когда Дрей пришел в себя, глаза видели лишь одно - туман. Он подумал, что сейчас регенерация закончится /вместе с болью, вместе с этой одуряющей вечной болью!/, и тогда все повторится в миллионо-тысячный раз. Но туман никак не хотел уходить, и бессмертный понял, что произошло невозможное - он остановил этот проклятый процесс. И верно: грифоны уже не летают над ним, не терзают когтями и клювами, они наконец-то занялись друг другом.
В следующий момент накатила волна удушливого страха: а что, если теперь он никогда не сможет завершить регенерацию? Вечно жить с истерзанным телом?! Боже!
Страх оказался беспочвенным. Уже светало, и грифоны, потерявшие столько времени на своего не в меру живучего противника, недовольно разлетались, смущенно поглядывая на окровавленный труп - результат их ночного сумасшествия. Как только последний перестал кричать над головой Дрея, тот, по-прежнему не видевший ничего, кроме тумана, велел телу завершить начатое. Велел, в глубине души приготовившись к самому худшему. Нет, пронесло - раны начали затягиваться, туман поредел, а потом и вовсе исчез, оставив после себя небольшое головокружение и боль во всем теле. Бессмертный напряг мышцы, приказывая себе встать и немедленно отойти прочь от этого провонявшегося птичьим пометом, перьями и кровью места. Потом решил, что не стоит пока требовать от себя так много, и отполз, обдирая грязную кожу пальцев о грани камней. Вонь никуда не делась, и Бессмертный понял: зловоние исходит от него самого, так что лучше оставить всякие попытки избавиться от этого - и отдохнуть как следует.
Уже проваливаясь в очередной колодец забытья, Дрей услышал чьи-то крадущиеся шаги - гномы, несомненно, отметили необычайную живучесть их спутника-жертвы и решили убраться отсюда подобру-поздорову. "Зря, - подумал Дрей. - Я вас все равно найду, гады".
Конечно, на самом деле все вышло наоборот.
4
"Колдуйте, колдуйте, как следует колдуйте, сами видели, на что он способен! А ты, Вигн, хорош - был же со мной в том валлегоском трактирчике, где местный альв про него рассказывал. "Мудрец"! Как же, твою бы мудрость в базарный день в Адааль-Лане предложить - никто задаром не возьмет. Работайте же, работайте, нечего уши развешивать!"
"Погоди, Падальщик, не кричи, объясни толком".
"А что мне тебе разъяснять, дубина? Когда мы с Вигном были в Валлего, в тамошней забегаловке альв один, из местных фермеров, рассказал про некоего пришлеца, который помог им справиться с какими-то тварями. И будто бы пришлец этот очень похож на легендарного Искателя Смерти. Альв даже описал его нам, а потом, когда на корабль садились, сей красавец туда же напросился. Вигн и решил его использовать - так, на всякий случай. Когда мы в Валлего добирались, чтобы этого беглеца Прэггина достать да уничтожить, Мудрец наш, как всегда, отличился - насолил здешним мантикорам, так что на обратном пути они на нас, натурально, напали. Идиот. Сколько раз можно говорить… А, ладно, колдуй, колдуй, чародей доморощенный! Там разберемся".
5
Показалось Дрею или он на самом деле слышал этот разговор? Наверное, все-таки слышал, если судить по натянутым над головой шкурам и гномьим голосам, переговаривавшимся где-то неподалеку. Надо бы встать да проучить этих выдумщиков, но - вот же досада! - тело почему-то не слушается. Причем абсолютно, так что очень интересно, каким образом гномы догадались о том, что пленник пришел в себя? Но, как бы там ни было, они поняли это, и теперь рядом с Дреем появился уже знакомый ему молодой попутчик, голос которого командовал гномами в том подслушанном разговоре. Падальщик - кажется, так его называли? - постоял немного, наблюдая за тем, как напряглись мышцы Дрея, напряглись и опали, бессильные сдвинуть с места непослушное тело. Бессмертный лежал на расстеленных одеялах, и ему хотелось выть от собственного бессилья, но даже это он был не в состоянии сделать. Наконец Падальщику надоело созерцать жалкие потуги пленники, и гном позвал Мудреца ("Вигн!" - "Да, Торн"), чтобы тот ослабил чары и бессмертный смог заговорить. Дрей и заговорил. Говорил он долго и со смаком, вкладывая в слова душу и вспоминая все, чему смог научиться за долгие годы своей жизни в обоих мирах. Даже Мудрец покраснел от некоторых услышанных выраженьиц, только Падальщик все так же невозмутимо стоял, сложив на груди руки и дожидаясь, пока пленник выговорится.
Когда словесный поток иссяк, молодой гном повернулся к Вигну и указал на выход:
- Ступай. И будь неподалеку, возможно, ты мне понадобишься.
Мудрец вышел, Дрей проводил гнома ненавидящим взглядом, а потом перевел его на Падальщика. Тот лениво пожал плечами и присел на гладкий камень, принесенный сюда, видимо, именно для этих целей.
- Может быть, ты и великолепный воин, но абсолютно бездарный артист, - сообщил Торн. - Ты пытался играть роль, но все время делал это излишне старательно и поэтому - неудачно. Не советую продолжать вести себя подобным образом, хотелось бы обойтись без лишней траты времени.
- Разумная идея, - согласился Дрей. - Но я вообще не понимаю, зачем ты пленил меня. Принудить меня сделать что-либо против моей воли очень сложно, я бы сказал - невозможно, а ни на что другое я, по-моему, не годен. Боишься, что стану мстить, и из этих соображений обездвижил меня? Правильно боишься, но ради того, чтобы не валяться скованным черт знает сколько времени - ты ведь согласишься, что в конце концов всякое, даже самое сильное заклятье, теряет свою силу, - я согласен отказаться от мести и пообещать, что не стану причинять вреда ни тебе, ни твоим гномам. Идет?
- Я же просил не играть со мной в игры, - сокрушенно покачал головой Падальщик. - Вот ты мне сейчас с честнейшим выражением лица говоришь, что от тебя больше никакой пользы нету, - и ведь обманываешь. Знаешь, что меня всегда интересовало в легенде про Странника, Ищущего Смерть? То, как он стал бессмертным. Я задавал этот вопрос многим сказителям, но все они пожимали плечами, разводили руками и говорили, что ответ может знать только одно существо - сам Странник. Вот это и есть та польза, которую я намерен из тебя извлечь.
Дрей засмеялся. На этот раз он смеялся от чистого сердца, даже и не думая играть или притворяться. Торн терпеливо дождался, пока пленник вдоволь повеселится, а потом приподнял бровь:
- Я сказал что-то смешное?
- Да, - хмыкнул бессмертный, - и даже не представляешь насколько. Ты и в самом деле уверен, что я знаю, каким образом превратился из обыкновенного,