Разъяренные стражники стали подниматься на эшафот, чтобы положить его на плаху. Первый из них, ожидавший встретить покорную жертву, получил удар головой в живот и распластался на эшафоте. Опустившись на колени, Ласта вытащил у стражника из-за пояса кинжал и неуклюже вонзил его ему в горло.
Один.
Второй стражник бросился на Ласту, выхватывая свой кинжал. Но ему пришлось иметь дело с закаленным в боях солдатом. Отскочив в сторону, Ласта взмахнул ногой, сбрасывая стражника с эшафота. Тот рухнул головой вниз на булыжник и остался лежать неподвижно.
Два.
Палач, взревев словно бык, схватил футляр, рывком раскрывая его. Достав топор, он начал взбираться по лестнице, но, посмотрев вверх, остановился и вскрикнул от ужаса. Ласта освободился от пут и держал кинжал в руке, готовый к бою. Топор со звоном упал на брусчатку. Палач отшатнулся, воя от страха, подняв руки в тщетной попытке защититься от надвигающейся смерти.
Я никогда не умел хорошо кидать ножи, но Ласта частенько развлекался тем, что бросал первый подвернувшийся под руку предмет с заостренным концом, и тот практически с любого расстояния вонзался в указанное место. Отнятый у стражника кинжал, перевернувшись в воздухе один раз, погрузился по самую рукоятку палачу в живот, как раз под нижнее ребро. Взревев от невыносимой боли, палач выдернул кинжал из раны. На брусчатку красновато-серыми кольцами вывалились его кишки. Согнувшись пополам, заплечных дел мастер упал в свои собственные внутренности и затих.
Три.
Спрыгнув с эшафота, Ласта подхватил с земли топор палача и повернулся к двум оставшимся стражникам. Те бросились к запертым воротам, прося о помощи, в отчаянии царапая прочные дубовые створки. Ласта безжалостно расправился с ними.
Четыре и пять.
Дверь тюрьмы распахнулась, и во внутренний двор выбежали человек десять стражников, вооруженных мечами и шпагами. Отразив выпад, Ласта погрузил топор в грудь одного из нападавших, затем присел, уворачиваясь от удара другого, снова взмахнул своим оружием - и голова еще одного стражника покатилась по брусчатке.
Шесть и семь.
Я громко кричал от радости, не замечая текущие по щекам слезы. Ласта уложил восьмого противника и вдруг пронзительно вскрикнул, получив удар мечом в бедро.
Девятый враг умер, пытаясь проткнуть Ласту шпагой в грудь. Отшатнувшись назад, мужественный боец вырвал оружие из рук нападавшего и, собрав остаток сил, ударил его топором в лицо, после чего рухнул на колени. Тотчас же вокруг него сомкнулось кольцо майсирцев, и какое-то время мы видели только мечи, поднимающиеся и опускающиеся с безумной яростью.
Выбежавший во двор офицер выкрикнул какую-то команду. Его подчиненные неохотно расступились, открывая страшную картину.
Тело Ласты было распростерто на трупе девятой жертвы, а руки его даже после смерти сжимали горло десятой. Полузадушенный стражник, с трудом освободившись, заковылял прочь.
Во двор вбежал разъяренный Шикао, выкрикивающий бессмысленные приказания, что только усиливало общее смятение.
Постепенно наши восторженные крики стихли. Карьян повернулся ко мне.
- Он забрал с собой девятерых, - хрипло произнес он. - Этот храбрец высоко поднял планку.
Так или иначе, я решил умереть так же достойно, как капитан Ласта. Кроме того, я дал обет, что, если у меня когда-нибудь будет сын, я назову его в честь героя-капитана.
За мной пришли на рассвете. Проснувшись, я скатился с койки и увидел в камере дюжину людей в черном. Двое бросились на меня, но я уложил их ударом кулака.
Карьян тоже проснулся и вступил в драку. Я слышал звуки ударов, крики и ругань, затем глухо стукнула дубинка, и Карьян упал.
Я ткнул одному из нападавших пальцем в глаз, другой ударил меня ногой в живот, и я согнулся вдвое, но все же успел ногой разбить ему коленную чашечку, и негодяй, взвыв от боли, отлетел прочь. Кто-то ударил меня по плечу дубинкой, и я едва не свалился на пол, но сумел развернуться и вырвать дубинку из рук нападавшего.
Воткнув ее рукояткой в живот бывшему владельцу, я собрался ударить еще кого-то в лицо, но тут тяжелый кулак обрушился мне на затылок, и больше я ничего не помнил.
Придя в себя, я не сразу понял, что сижу привязанный к стулу. Голова трещала и раскалывалась. Меня вырвало, и мне тут же плеснули в лицо холодной водой из ведра. Меня снова стошнило, и снова я едва не утонул. Постепенно мир вокруг перестал вращаться, желудок тоже успокоился, и я с трудом открыл глаза.
Я находился в просторной комнате, а напротив меня стоял массивный дубовый стол, освещенный двумя восковыми свечами в напольных канделябрах. За столом сидел азаз.
На полу были выведены мелом таинственные символы; из бронзовых светильников в сырой воздух поднимался струйками дым. Мне показалось, мы находимся глубоко под землей.
Азаз не отрывал от меня равнодушного немигающего взора.
- Мы с королем долго обсуждали, Дамастес а'Симабу, каким должно быть твое наказание.
- Чем я провинился? с огромным трудом выговорил я. - Тем, что верой и правдой служил своему императору?
Разумеется, ни за что на свете я бы не посвятил врага в то, как бесчестно предал меня Тенедос.
- Тем, что по твоей вине погибнут многие тысячи майсирцев, быть может целый миллион, - ответил азаз. - Если тебе угодно, ты понесешь наказание за убийство.
- Если судить по таким законам, любого вашего солдата, любого генерала также можно обвинить в этом "преступлении".
- Возможно, - согласился азаз. - Однако есть одно существенное отличие. Ты в наших руках, поэтому правила устанавливаем мы.
- Довольно пустых препирательств, - раздался у меня за спиной грозный голос, и к столу подошел король Байран. - Достаточно того, что этот мерзавец сделал зло Майсиру. Он должен сполна заплатить за это зло.
- Приношу свои извинения, ваше величество. Конечно, вы правы.
Король остановился передо мной, скрестив руки на груди. Он был одет во все темное; на поясе у него висел кинжал в ножнах.
- Простая смерть была бы для тебя слишком мягким наказанием, - сказал азаз. - Конечно, мы могли бы предать тебя таким мучительным пыткам, что и через тысячу лет о них рассказывали бы испуганным шепотом.
Он говорил глупости. Человека можно истязать лишь до тех пор, пока он не наберется мужества прокусить себе язык - или же он сделает это от полной безысходности, - после чего быстро наступит тихая смерть от потери крови.
- Но это, - вставил король Байран, - не принесло бы нам никакой пользы - разве несколько остудило бы мой гнев.
- Поэтому мы придумаем для тебя... кое-что поинтереснее, - злорадно произнес азаз. - Приготовьте его!
Два человека в рясах с низко опущенными капюшонами, так что я не мог разглядеть их лиц - если это вообще были люди, - разорвали на мне тунику и схватили за руки, не давая пошевелиться. Встав из-за стола, азаз подошел ко мне, держа в руках странное приспособление. Оно было похоже на маленький нож с узким лезвием, но только сделанный из стекла. Внезапно азаз резким движением полоснул меня этим ножом по груди наискосок от плеча к бедру, затем еще раз, написав кровью огромную букву "X".
Потом он опять поднес лезвие к моей груди, не прикасаясь к порезам, и мне показалось, у него в руках горящий факел. Я попытался сдержаться, но не смог. Кончик лезвия заалел, и скоро все оно стало кроваво-красным. Азаз отступил назад, но невыносимый жар продолжал жечь мне грудь.
- Ваше величество - сказал он, поворачиваясь к королю, - для блага нашей державы вам лучше удалиться на некоторое время. На мой взгляд, вам ничто не угрожает, и все же рисковать не стоит. В эту годину суровых испытаний Майсиру без вас не обойтись.
Байран прошел мимо меня. Где-то сзади открылась дверь.
Азаз обошел комнату, поочередно подходя к длинным свечам из разноцветного воска, установленным в настенных канделябрах. Он подносил к фитилю свой странный нож, и свеча загоралась. Когда азаз вернулся к столу, горело пять свечей. Выйдя на середину комнаты, он произнес какую-то непонятную фразу. От свечей клубами повалил дым - белый, синий, зеленый, черный, красный, - но воздух в комнате оставался прозрачным, и я не задыхался.
Азаз снова заговорил, и мир изменился. Все вокруг стало серым или черным, но самые темные предметы превратились в самые светлые. Азаз начал распевать заклинания, но я не мог разобрать слов. Его голос звучал ровно и монотонно.
Азаз прикоснулся странным ножом к каменным плитам пола, и оттуда хлынула кровь - моя кровь. На том месте, где он стоял, вспыхнуло пламя высотой до самого потолка. Азаз вышел из огня совершенно невредимый и отступил вбок. Он произнес одно-единственное слово, и пламя двинулось на меня, превращаясь из желто-красного в иссиня-черное.
Дрожащие огненные языки прикоснулись к кровоточащим ранам, и по всему моему телу снова разлилась страшная боль. Пламя дважды прошло по моей груди, и я едва не потерял сознание.
Теперь слова азаза стали мне понятны:
Отныне ты принадлежишь ему Отныне ты принадлежишь мне Подобно глине Подобно воску Я приказываю Ты подчиняешься.
Последние два предложения повторялись снова и снова, становясь громче, и наконец заполнили весь мой мир, стали моей Вселенной. Затем они затихли, и их отголоски растаяли в тишине. Я был замурован в глыбу стекла, словно муха в куске янтаря. До ближайших предметов было очень далеко, хотя я смотрел своими глазами. Звуки, запахи доходили до меня, но очень слабые.
- Встань, Дамастес, - сказал азаз.
Стряхнув оцепенение, я повиновался. Мне казалось, я нахожусь под водой, движусь сквозь прозрачную трясину.