Никто не обращал на нас ни малейшего внимания; редкие прохожие шли по своим делам, торопясь успеть, пока улицы не замело окончательно. Поправлюсь, почти никто: прицельно брошенный снежок попал мне в затылок, сбив кивер в сточную канаву. Выругавшись, я обернулся и успел увидеть подростка, юркнувшего в переулок.
- Как он только посмел! - воскликнула Алегрия, тщетно пытаясь удержаться от смеха.
Промолчав, я спешился и подобрал свою каску - а также кое-что еще. Когда я садился на коня, постреленок и три его товарища высунулись из-за угла - и едва успели увернуться от снежной глыбы, тайком слепленной мною. Комок ударился в стену у мальчишек над головами, обдав их дождем ледяных осколков. С испуганными криками сорванцы скрылись в переулке.
- Если играешь с быком, - сказал я, цитируя старую симабуанскую пословицу, - будь готов познакомиться с его рогами.
Алегрия только покачала головой, и мы двинулись дальше.
Мы дважды останавливались, Алегрия спрашивала у прохожих дорогу, после чего мы продолжали путь. Где-то через час мы достигли окраин Джарры.
- И что дальше?
- Не плачь, неженка, - улыбнулась Алегрия. - Мы только начали.
По правде сказать, мне становилось все холоднее, и передо мной все чаще появлялись картины нашего милого летнего садика.
- Эта женщина вознамерилась скормить меня волкам, - мрачно пробурчал я, тем не менее послушно тронувшись следом за Алегрией.
Снегопад усилился, но дорога была широкой и ровной. Мы проехали через поля, потом мимо маленькой деревушки, затем опять оказались в чистом поле. Я уже собрался было снова начать скулить, но тут мы поднялись на пригорок.
На высокой скале примостился мрачный замок. Его стены были вырезаны из камня. Мне довелось видеть и более грандиозные сооружения, но никогда я не встречал ничего более величественного и неприступного. Узкие бойницы-окна были забраны толстыми решетками, по обеим сторонам от ворот возвышались башни. Дорога, петляя, поднималась вверх.
- Вот мы и приехали, - объявила Алегрия.
- Что это?
- Мой дом. Здесь живут далриады.
- О великие боги, - почтительно промолвил я. - Разве может это угрюмое заведение порождать кого-нибудь, кроме суровых отшельников-монахов?
- Пойдем, я тебе все покажу.
Мы поднялись по извивающейся дороге к воротам, и нас окликнули часовые. Я отметил, что их было четверо: по два в каждой башне. Алегрия назвала себя, и один часовой куда-то скрылся.
Я нагнулся к девушке.
- Миледи, один вопрос. Что сдерживает часовых от бесчестных поступков, раз ты и остальные далриады такие чистые и непорочные? Или они имели несчастье близко познакомиться с очень острым ножом и теперь поют в верхних регистрах?
- Ты хочешь спросить, евнухи ли они? Нет. Когда-то действительно охрана монастыря состояла из одних евнухов, но потом от этого пришлось отказаться. - Алегрия хихикнула. - Среди послушниц ходили рассказы о евнухах, которые иногда оказывались вроде бы и не совсем евнухами. Сейчас здесь служат добровольцы, набранные из армейских частей. Всего их сотни три, и они защищают все подступы к Далриаде. Их казармы находятся за стенами монастыря, в самой его дальней части. В течение всех лет службы солдаты находятся под действием заклинания, полностью лишающего их не только способности, но и желания что-либо сделать.
- Какая замечательная жизнь, - заметил я. - Давай проведем здесь два года, разговаривая о том, как... как выращивать брюкву и надраивать доспехи.
- Это лучше, чем погибнуть на границе, получив в грудь бандитскую стрелу.
- Возможно, ты права. А может быть, и нет.
Вернувшись, часовой козырнул и пригласил нас в монастырь. Он сказал, что позаботится о наших лошадях. Спешившись, мы вошли в ворота. Нас встретила женщина лет сорока, очень красивая, почти такая же прекрасная, как Алегрия. Вскрикнув от радости, девушка бросилась ей на шею. Некоторое время женщины торопливо говорили о чем-то своем, наконец Алегрия, спохватившись, представила меня. Женщина, которую, как выяснилось, звали Зелен, учтиво поклонилась.
- Алегрии действительно очень повезло, - сказала она. - И мы польщены тем, что вы оказали большую честь, навестив нас.
Зелен провела нас во внутренний двор монастыря. Открылась дверь, и оттуда высыпала стайка задорно смеющихся девочек. Все были просто неописуемо очаровательные - настоящие маленькие куколки с волосами и кожей разных оттенков. Девочки стали бросаться друг в друга снежками, но, увидев меня, испуганно вскрикнули и скрылись за другой дверью. Войдя в здание, мы стали подниматься по длинной лестнице. Зелен, шедшая первой, чуть оторвалась от нас.
- Зелен, - шепотом объяснила мне Алегрия, - была одной из моих наставниц.
- И чему она тебя учила?
- Управлять мышцами, - ответила Алегрия, и ее лицо, раскрасневшееся от морозного ветра, стало еще краснее.
- А...
- На долю Зелен выпало большое счастье, и в то же время огромное несчастье, - продолжала Алегрия. - Ее отдали лиджу, принцу, недавно овдовевшему. Они полюбили друг друга, и лидж собрался на ней жениться. Но прежде чем это успело случиться, он погиб на охоте. И Зелен возвратилась сюда.
В течение следующих часов я узнал много интересного. Всего здесь обучались сто - сто пятьдесят девочек и девушек; кроме того, тут жило приблизительно столько же далриад, вернувшихся в монастырь и ставших наставницами. По сути дела, это был женский пансион для избранных. Я видел, как девушек учат правильно говорить, шить, решать математические задачи. В одном классе девочки слушали поэтессу, читавшую свои стихи, а затем обсуждали услышанное, причем в зрелости суждений они ничуть не уступали студентам лучших университетов.
Были и другие классы, в которые меня не пускали, и женщины отказывались объяснить, какие науки в них преподают. Мне удалось украдкой заглянуть в одну такую пустующую комнату. В ней вместо парт стояли кровати, и на каждой лежало чучело обнаженного мужчины с застывшим в готовности естеством. Я сделал вид, что ничего не заметил.
В конце нашего визита мы пили чай из трав со свежевыпеченными булочками в обществе настоятельницы Далриады. Эта женщина лет шестидесяти, сохранившая остатки былой красоты, тем не менее показалась мне излишне строгой и холодной. Судя по всему, она приобрела эти замашки, вернувшись в монастырь от "повелителя", относившегося к тем личностям, кто предпочитает приказы отдавать, а не получать. Собеседницей настоятельница была достаточно интересной, и все же я испытал облегчение, расставшись с ней.
- Значит, вот где ты воспитывалась, - задумчиво произнес я, когда мы выехали за ворота монастыря.
- Да. - Алегрия помолчала. - И что ты думаешь по этому поводу?
- Что я могу думать? - Я оглянулся на мрачные черные стены. - Я бы не хотел там жить, - сказал я, тщательно подбирая слова.
- Да, но у тебя есть выбор, - возразила Алегрия. - У меня же его не было. И, - добавила она, и в голосе ее прозвучала горечь, - существуют места значительно хуже.
- Ты говорила, что попала в монастырь в возрасте семи лет, - сказал я. - У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том, что было до этого?
- Да, - со злостью произнесла она. - Я помню, что мне постоянно хотелось есть. Помню, что все время мерзла. Помню, как меня били пьяные мужчины, с которыми возвращалась в нашу хибару моя мать. Помню, как она продала меня в Далриаду.
Мне захотелось заключить ее в объятия, но я благоразумно от этого воздержался.
- Теперь ты понимаешь? - спросила Алегрия. Этот риторический вопрос не нуждался в ответе. Всю дорогу обратно мы ехали молча. Я понимал, что судьба всех воспитанниц монастыря схожа с судьбой Алегрии. Все они происходят из беднейших семей, или же родители отвергли их по другим причинам. Я вспомнил, как много лет назад мне, молодому легату, направлявшемуся к первому месту службы, какой-то крестьянин попытался продать свою дочь, высохшее от голода существо, которому не суждено было дожить до десяти лет. Люди часто жалуются на то, какие напасти насылают на них боги, и недоумевают, как те могут быть такими жестокими. Но, задумываясь над тем, как жестоко обходятся сами люди со своими собратьями, в первую очередь с женщинами и вообще с теми, кто слабее, я удивляюсь, почему наши создатели и повелители не позволяют себе творить с нами еще более немыслимые зверства.
К тому времени как мы возвратились в Моритон, к Алегрии вернулась ее обычная беззаботность. Точнее, она снова натянула на себя эту маску. Мое настроение оставалось мрачнее мрачного, но я тоже счел за благо скрывать свои чувства.
Через несколько дней, ко всеобщему изумлению, в Джарру возвратились сотрудники нумантийского посольства. Получив предписание императора, они тотчас же выехали из Ренана и довольно быстро преодолели Кейт. Последние дни Сезона Перемен погода была мягкой, и холода начались только тогда, когда караван вошел в Майсир. Дважды казалось, что его застигнет зима, однако бураны быстро утихали, заморозив дорогу, но не завалив ее снегом. Караван двигался очень быстро.
В одночасье угрюмое, пустынное посольство наполнилось щебетанием женщин и смехом молодых мужчин, что быстро подняло всем настроение. Я отметил, что никто из сотрудников не взял с собой своих детей, - но ни с кем не поделился своими соображениями. Несмотря на то что в воздухе запахло миром, по-прежнему нельзя было сказать что-либо наверняка. А жены дипломатов в проницательности ничуть не уступают своим мужьям.