Потому что когда я наступила на одну из плит пола, по виду совершенно не отличающуюся от остальных, с потолка упала кованая решетка, чуть не снеся мне ползатылка и хвост. Блюдо с орехами у меня выпало, орехи раскатились по полу. Решетка отрезала мне путь назад, перегородив коридор на две части. Но самое печальное было то, что она намертво пришпилила мое платье, да так неудачно, что выбраться из него не представлялось возможным.
Я сидела на полу, прибитая к нему прутьями, словно гигантскими гвоздями, и думала.
Можно, конечно, подёргаться. Но тогда придётся оторвать порядочный кусок нашей парадной шторы, представляю лицо Профессора, и кусок нижней юбки, представляю лицо прокурорши…
Надёжнее всего было бы каким-то образом выползти из платья, словно змейке из старой шкурки, и попытаться поднять решётку, чтобы спасти бальный наряд, который наутро снова должен стать шторой и нижней юбкой чужого платья. Но я перестаралась, драпируя штору вокруг себя, а Лёд, помогавший втыкать булавки, делал это не совсем правильно и теперь, когда решетка натянула ткань, при малейшем движении они вонзались в меня, словно пыточные иглы.
Да уж, попалась крепко…
Посидев с полчаса в грустных раздумьях, меланхолично поедая орехи, до которых можно было дотянуться, я вспомнила, что если двигаться теперь я не могу, то издавать звуки пока ещё вполне.
Будет ли это дипломатическим скандалом или нет, не знаю, но позвать на помощь мне никто не мешает.
И заголосила:
- Спасите!!! Помогите!!!
Спасать девушку никто не спешил, и я уже начала собираться с духом, пытаясь уговорить себя перетерпеть боль и всё-таки выбраться из платья, пусть и ценой кровавых царапин.
Но тут в коридоре кто-то показался.
Когда я увидела, кто это идет, то изумилась до предела: ко мне приближался Янтарный.
- Ты чего здесь? - спросил он вместо приветствия.
- Сижу, - буркнула я. - А ты чего здесь?
- Живу.
Янтарный привёл в действие какой-то хитрый механизм, поднимающий решетку, и освободил мое платье.
Изменился за четыре года он мало, но всё-таки стал какой-то другой.
- Где живешь? - спросила я, с облегчением вставая.
- Здесь, - коротко ответил Янтарный, поднимая с пола блюдо.
- А чего тебя в эту дыру занесло? - полюбопытствовала я, пытаясь определить размер нанесенного мне ущерба. Хорошо еще, что прутья решетки были тупыми и просто придавили ткань, не прорвав ее.
- Меня не занесло. Я здесь родился, - по-прежнему коротко, и словно нехотя, отвечал Янтарный.
- Так ты же Сильный? - удивилась я.
- У меня бабушка из Смелых, - признался сквозь зубы Янтарный. - Их не всех уничтожили.
- Ага, - мрачно констатировала я. - Мало того, что Сильный, так ты еще и Наглый…
- Получается, что так, - пожал плечами Янтарный. - Пошли, я тебя выведу.
* * *
Когда Янтарный меня вывел из замка, я нашла наш экипаж, и сказала кучеру, что Профессор велел отвести меня домой, а потом вернуться.
"Ну вот, наши собираются…" - примерно такие мысли посещали меня на обратном пути в представительство.
Я в Отстойнике, Ряха в Отстойнике, теперь вот, оказывается, и Янтарный здесь ошивается. Там, глядишь, Серый Ректор подтянется, Шестая, остальные девчонки из пансионата, охранники тоже, ну и тётя из Хвоста Коровы. Тогда Отстойник точно переполнится и лопнет. Красота!
Только Янтарный вёл себя как-то странно. В Пряжке прохода не давал, а здесь даже не улыбнулся. Неужели такая толстая?
Беда заключалась в том, что, опять же в рамках строжайшей экономии, в Огрызке не было нормального зеркала. Старое, в резной раме, от потолка до пола, разбили, когда активные граждане штурмовали прежнее представительство, а новым большим зеркалом Профессор не обзавёлся, денег ему жалко было "на такую ерунду".
А я из дома только ручное взяла, кто ж знал, что тут такое беззеркалье. Поэтому осматривать себя можно было только по частям, а по частям всё смотрелось не очень плохо. В письме я попросила своих прислать мне из дома большое зеркало, в результате чего получила краткое наставление не дурить, потому что капитану "Золотого пса" больше делать нечего, как возить на край земли подобные глупости.
Поэтому приходилось жить с мыслью, что меня слишком много и надо бы худеть.
Единственное, что удалось вытянуть из Янтарного, пока он вёл меня к выходу: после уничтожения Пряжки он не стал перебираться вместе с пансионатом в другое место, покрутился некоторое время в столице и вернулся домой. Не женился. Занятно.
С горы, где стоял замок, было видно, что в городке пожар.
Горело что-то в районе рынка.
Я попросила кучера подвести меня туда.
Полыхало славно, искры так и летели в тёмное небо. Горел сарай с Ряхиными тараканьими конюшнями.
Светлая Сестра-Хозяйка, да что там творится?!
Я выбралась из экипажа и присоединилась к толпе зевак, радостно наблюдающих за пожаром. Моё бальное платье так потрясло народ, что около трети наблюдавших отвернулись от пожара и уставились на него.
- Само загорелось или подожгли? - спросила я у ветхой бабушки, так одобрительно взиравшей на пламя, словно это она его пустила.
- Само загорелось, скажешь, милая тоже! - с удовольствием откликнулась старушка. - Подожгли, конечно, да изнутри ещё - оно там, значит, разгорелось, а теперь, когда наружу вышло, туши не туши, всё одно дотла выгорит.
Бабуля дернула меня за руку:
- Пойдем, с той стороны глянем, - там ещё лучше видно, как горит!
Ну, лучше, так лучше. Я подобрала пышные юбки повыше, и мы зашли с другого бока.
Там, в числе тушащих, метался Ряха, весь испачканный сажей и пеплом.
Я метнулась к нему.
- Хреново дело, хреново! - отмахнулся Ряха, правый кулак у него странно распух и костяшки пальцев были ободраны.
- Помочь чем? - спросила я.
Лицо Ряхи исказилось.
- А-а, чем тут уже поможешь! - рыкнул он. - Нашёл я ту скотину, что приказала Молний спереть, поучил маленько уму-разуму, так кто-то поджог сделал. Все тараканы сгорели, теперь ими только Медбрат забег устраивать будет. Ты домой иди, нечего тебе тут по ночам шататься, да ещё в таком виде. У-у, праздничек!!!
Вложив в последнее слово всю накопившуюся горечь, Ряха снова пошёл к сараю.
С этой стороны было видно, что ловить в сарае, действительно, нечего: строение выгорело изнутри, стены вот-вот должны были начать рушиться.
За моей спиной кто-то сказал кому-то:
- Заклинанием подожгли.
У меня заболели ладони, вспомнившие ожог.
Глава восьмая
УТРОМ
Утром мне попало и за сбегание с бала, и за пожар, словно это я его устроила.
- Ладно, ладно, - бурчала я в спину Профессора, нарезая на кухне капусту для салата. - Чем вы недовольны? Семь танцев я отплясала честно, а на больше мы не договаривались. У меня, может быть, желудок расстроился…
- Не подбирала бы орехи с грязного пола, - не расстроился бы! - заявил непреклонно Профессор, растапливающий на плите сургуч в кастрюльке. - А с расстройством желудка люди по пожарам не шастают. Да ещё в нашей новой шторе! А если бы сажей запачкала?
Та-ак, а откуда он узнал про орехи?…
- А я не шастала. Я увидела пламя, и мне стало интересно.
- А мне интересно, долго ли ты протянешь, если будешь так безответственно относиться к собственной безопасности!
Что-то сегодня Профессор был суровым и сам на себя не похожим. Может быть потому, что Рассвет уехал по делам и ему пришлось самому писать письма и запечатывать их.
- Так на пожаре тоже чужих не было, как и на Горе. Одни свои. Потому что люди шепчутся, что подожгли сарай заклинанием, - возразила я.
- Да ну? - забыл про все свои несправедливые претензии Профессор. - Заклинанием, говоришь? Так-так-так, пойду я, Льда позову. Не нравится мне этот пожар.
Лёд, был, оказывается, в курсе. Больше того, он знал ещё кое-какие новости, о которых мы не слышали.
- Сарай этот азартный, где твой друг крутился, сгорел до бревнышка, - рассказывал он, бессовестно уплетая нарезанную капусту. - А сегодня Гора издала указ, категорически запрещающий тараканьи бега, как развращающие народ.
- А Ряха вчера весь кулак о какую-то сволочь ободрал, - вспомнила я, отбирая у Льда тазик с капустой.
- Душа моя, откуда ты знаешь такие нехорошие слова? - всплеснул руками Профессор.
- Так Ряха сказал… - пожала плечами я.
- Не водись с ним! - попросил Профессор. - Он тебя нехорошему научит, помяни мое слово!
Я не стала говорить Профессору, что по моему глубокому мнению это я могу научить Ряху десятку вещей, ну никак не попадающих под категорию "хорошее". Ведь он где свои уроки получал? На улице, да в гарнизоне… Что он может знать о жизни? А я, слава Медбрату, в пансионате обучалась.
- Я узнаю имя этого нехорошего человека, - подмигнул мне Лёд, стягивая еще горсть нарезанной капусты. - Тогда и прикинем, что к чему.
- А тебе, душенька, надо вернуть платье госпожи прокурорши. Чтобы она не волновалась, - сказал Профессор, капая сургуч на конверт и ставя печать представительства.