Да, было время, когда я - мы - питали романтические иллюзии насчет жизни на границе. Мы прибыли сюда, когда Мэригей была беременна Биллом. Но с тех пор место сильно разрослось и стало подобием Центруса, только без его удобств. А более удаленных мест, где можно было бы жить, не было. Не существовало никакого демографического давления (по крайней мере, в том масштабе, о котором имело бы смысл говорить). И никаких культурных предпосылок, опираясь на которые можно было бы обосновать переезд еще куда-нибудь.
Одной из бесполезных вещей, которые я запомнил со школы, был тезис Тернера. А он гласил, что американский характер был сформирован стремлением к границе, которая всегда удалялась и всегда сохраняла свою притягательную силу.
От этой мысли меня ненадолго бросило в дрожь. Не были ли наши помыслы проявлением этого самого стремления?
Временной версией мечты, погибшей задолго до моего рождения. Хотя она привела моего отца вместе со всем моим семейством - в микроавтобусе "Фольксваген", чье ржавое тело было сплошь разрисовано цветами, - на побережье Тихого океана, а затем на север, на Аляску. Где мы обнаружили сляпанные на скорую руку в подражание пограничным факториям лавки, где подавали кофе латте и капуччино.
Вполне возможно, что из всего десятка миллиардов душ, населявших этот угол Галактики, только Мэригей и я имели какое-то призрачное осознание американского понятия границы. И Чарли, и Диана, и Макс были рождены в месте, которое все еще именовалось Америкой, но это было вовсе не то место, о котором рассуждал Фредерик Джексон Тернер, и его единственная "граница" проходила на расстоянии бесчисленных световых лет и столетий, где мужчины и женщины вели беспричинную борьбу с непостижимым врагом.
Появился Билл, мы надели передники и перчатки и отправились на причал. Обрабатывая первые два перемета, мы двигались в почти полном молчании, обмениваясь лишь необходимыми односложными словами. Билл казнил рыб с таким пылом, что дважды всадил косарь глубоко в деревянный стол.
- Ну как, тебе наговорили гадостей насчет родителей - тюремных пташек?
- Пташек? А, заключенных в тюрьму… Да они в основном считали, что это очень забавно. Похищение космического корабля и все такое прочее - как в кино.
- Похоже, что мы его все-таки получим.
- Наша историчка, Человек, сказала: она думает, что дадут. Они могут заменить этот корабль на более новый, пригнать его с Земли через коллапсар. И никакой реальной потери. - Он с силой рубанул лезвием по рыбе. - Для них.
Его намек был достаточно ясен.
- Но потеря может быть реальной для тебя. Если ты не отправишься с нами.
Он мгновение смотрел на корчившуюся безголовую рыбу, затем отрубил ей хвост и бросил ее в морозильник.
- Есть вещи, которые я не могу сказать по-английски. Возможно, в нем нет для этого слов.
- Продолжай.
- Ты сказал: "Может быть потеря для тебя". Или же ты мог сказать: "Будет потеря для тебя". Но ничего среднего между этими двумя значениями.
Я замер, держа леску в руках и пытаясь разобраться в грамматике.
- Я не понимаю. "Может" говорится, если речь идет о будущем, о чем-то находящемся под сомнением. Он выплюнул фразу на стандартном языке:
- Та meey a cha! "Meey" говорят, когда результат сомнителен, но решение принято. Не "ta loo a cha" или "ta lee a cha", означающее то же самое, что и Ваше "может быть" или "будет".
- Я никогда не был силен в языках.
- Наверно, да. Но дело не в этом, не в этом, не в этом… - Он сердито стиснул челюсти, лицо покраснело. Казнил еще одну рыбу и прицепил голову на крюк. - Независимо от того, какой будет результат, вы сделали это. Вы объявили всему миру: "Черт с ними, с Биллом и Сарой". Вы идете своим собственным путем. Позволит вам Человек или нет, но намерение у вас именно такое.
- Это очень резко. - Я закончил разделывать рыбину - Вы можете отправиться с нами. Я хочу, чтобы вы были с нами.
- И что ты предлагаешь? Бросить все! Большое спасибо.
Я внутренне напрягся, чтобы говорить спокойно.
- Вы могли бы рассмотреть это как возможность.
- Возможность для вас. Мне через десять лет будет… что-то около тридцати, чуть больше, или чуть меньше, а все, кого я знаю, кроме вас, будут мертвы уже сорок тысяч лет. Это не возможность. Это приговор. Почти смертный приговор.
- Для меня это граница. Единственная оставшаяся.
- Ковбои и индусы, - негромко сказал он, вновь принимаясь за рыбу. Я не стал добавлять "пакистанцы".
Я понимал, что нормальным был он, а не я, даже по меркам моей собственной давно погибшей культуры. Мэригей, и я, и другие ветераны Вечной войны не раз перескакивали вперед во времени, обычно зная, что по возвращении единственными живыми нашими современниками будут те люди, вместе с которыми они совершили это путешествие.
И через двадцать лет после окончания войны это все еще являлось для меня важнейшим из понятий: настоящее - всего лишь иллюзия и, хотя жизнь продолжается, любая жизнь - это просто парок от дыхания на ветру. На следующий день этой посылке суждено было оказаться оспоренной, причем со стороны совершенно неожиданного оппонента.
Глава 6
Три раза в течение длинного года я должен был представать перед Дианой для одной примитивной медицинской процедуры. Ни один Человек и никто из людей, рожденных на протяжении нескольких последних столетий, не болел раком, но у некоторых из нас, ископаемых, не существовало генов, подавляющих это заболевание. И потому Диане периодически приходилось заглядывать нам туда, где, как мы это называли, не светило солнце.
Стена ее кабинета, находившегося наверху, в куполе, поначалу сверкала металлом. В то время из-за полукруглой формы комнаты в ней была очень странная акустика. Диана могла что-то говорить тихим шепотом, стоя в дальнем конце комнаты, а вам казалось, будто она говорит вам прямо в ухо. Чарли, Макс и я вытащили несколько стоек и панелей из склада позади пожарного депо и сделали почти квадратную комнату. На стенах в милом беспорядке висели картины и голограммы, которые я старательно пытался изучать, пока она вводила зонд мне в прямую кишку.
- Твой маленький приятель вернулся, - сказала она. - Предраковые изменения. Я возьму образец, чтобы отослать на исследование.
Когда она вынимала зонд, я почувствовал странное ощущение - оно прошло очень быстро, но у меня перехватило дух - облегчение, легкую боль и дрожь, наподобие эротической.
- Ты знаешь порядок. Я дам тебе пилюлю, ничего не ешь двенадцать часов, потом примешь ее, и еще через два часа наполнишь желудок. Хлеб, картофельное пюре. - Она подошла к стальной лабораторной раковине, держа на вытянутых руках змеевидный эндоскопический зонд. - Приведи себя в порядок и оденься, пока я займусь этим.
Она должна была отослать клетки моего организма в Центрус, там составят пилюлю, наполненную механическими микрофагами, запрограммированными на то, чтобы пообедать моим раком, а затем выключиться.
Это было лишь мелкое неудобство и не шло ни в какое сравнение с лечением рака кожи: ее окрашивали каким-то составом, от которого кожа долго горела и зудела, как после сильного ожога.
Мэригей и я должны были постоянно обследоваться на предмет возникновения рака, как, впрочем, и все, кто в былые времена на госпитальной планете Небеса перенес замену какой-нибудь части тела. Теперь Человек сможет позлорадствовать.
Я присел возле стола, когда Диана уже закончила упаковывать пакет. Она тоже села и по памяти написала адрес.
- Я заказала пять штук, этого должно с головой хватить на десять лет. Исследование - это простая формальность: я была бы очень удивлена, если бы твой рак хоть как-то изменился по сравнению с первым анализом.
- Но тем не менее ты все равно будешь это проверять?
- Да. Я такая же сумасшедшая, как и ты.
Я рассмеялся, но она не поддержала меня. Она поставила локти на стол, оперлась подбородком о кулак и посмотрела на меня.
- Я никогда больше не буду беспокоить тебя по этому поводу, Уильям, но как твой доктор я должна сказать.
- Думаю, что я знаю, о чем ты будешь говорить.
- Скорее всего. Весь твой амбициозный план - это всего лишь сложный ответ на функциональное расстройство, вызванное посттравматическим стрессом. Я могла бы подобрать тебе таблетки…
- Все это ты уже предлагала мне в прошлом. Благодарю, но все же не надо. Я не верю в изгнание нечистой силы химическими методами.
- Чарли и я убегаем с вами по той же самой причине. Надеемся оставить позади наших призраков, чтобы отдохнуть. Но мы не оставляем детей.
- Мы тоже. Если только они сами не захотят остаться.
- Они захотят. И вам предстоит потерять их.
- У нас есть десять месяцев на то, чтобы убедить их. Она кивнула.
- Конечно. Но если ты сможешь уговорить Билла лететь с нами, то я позволю тебе воткнуть, сам знаешь, что, в мою задницу.
- Лучшие слова из всего, что я слышал за весь этот день.
Она улыбнулась и положила ладонь мне на руку.
- Пойдем вниз и выпьем по стаканчику вина.