- Все в порядке, - удовлетворенно сказал Волошин, распахивая дверь. - Теперь мы можем продолжить нашу прогулку.
Мы вышли из инкубатора и неторопливо зашагали по асфальтовой дорожке. Громкий писк заставил меня оглянуться.
Утенок спешил за нами.
- Придется идти потише, он отстанет и будет плакать, - сказал Волошин.
- Ничего, вон тут сколько утят и цыплят во дворе бегает. Он сейчас к ним пристанет, - ответил я.
- Вы так думаете?
Тон Волошина заставил меня оглянуться.
Не обращая никакого внимания на своих пушистых братцев и сестричек, не отвечая на призывное кряканье уток, копошившихся в траве, утенок упрямо ковылял за нами. Со стороны это выглядело, наверное, забавно: в окнах домика, мимо которого проходила наша странная процессия, я заметил несколько смеющихся лиц, которые тут же скрылись.
- Это гипноз? - осторожно спросил я, опасливо оглядываясь на утенка, деловито ковылявшего за нами.
- Нет. По-научному это называется импринтинг. Как это перевести поточнее? "Запечатление", что ли. Любопытное явление. Но о механике его вам лучше как-нибудь подробно расскажет Логинов. А в "двух словах", как вы любите, дело в том, что многие животные считают своим родителем первое движущееся существо, которое они увидят через определенное время после появления на свет. Или даже первый неодушевленный предмет, не важно, лишь бы двигался…
- Значит, я теперь вроде как его папаша? - тревожно перебил я, снова оглядываясь на утенка.
Обрадованный, что я обратил на него внимание, он замахал пушистыми крылышками и засеменил еще быстрее.
- Да. Отныне на вас лежат все заботы по его воспитанию, - сочувственно проговорил Волошин.
Утенок сопровождал нас, наверное, добрых полтора часа. За это время мы успели побывать в двух лабораториях, и он каждый раз терпеливо ждал нас на крылечке, приветствуя мое появление возбужденным писком. Наконец Волошин сжалился - не знаю, над кем: надо мной или над утенком? - и попросил одного из молодых лаборантов отнести его обратно в инкубатор - "на перевоспитание"…
А мы пришли в лабораторию биохимии, где в просторной полутемной комнате почему-то стоял громадный, в человеческий рост, аквариум, доверху наполненный водой.
А в аквариуме, в воде, стояла живая коза и меланхолично посматривала вокруг, время от времени выпуская изо рта серебристые пузырьки воздуха, словно самая обыкновенная рыба.
Я смотрел то на подводную козу, то на Волошина.
Коза оставалась спокойной и невозмутимой. Похоже, ей было скучно. Глядя на меня, она мекнула, только беззвучно. Лишь целая гирлянда воздушных пузырьков вылетела у нее изо рта.
Зато Волошин наслаждался моим изумлением. Лицо его прямо-таки излучало сияние.
- Здорово? - спросил он. - Скоро и мы так с вами будем нырять - без всяких там аквалангов или скафандров. - Он подмигнул козе и добавил шепотом, оглянувшись по сторонам: - Но я все-таки предпочитаю акваланг.
- А теперь я покажу вам интереснейшую штуку, - торжественно объявил Волошин. - Уникальная модель электронно-биологического мозга.
Этот "мозг" занимал небольшой домик, стоявший в стороне от других на тенистой полянке среди сосен. Сначала мы вошли в комнату, почти все стены которой занимали щиты управления и панели с мигающими разноцветными лампочками. На столах стояли пишущие машинки и перфораторы. Я оглядел все это довольно равнодушно, потому что уже не раз бывал в разных вычислительных центрах.
- Какой марки у вас машина? - спросил я, поздоровавшись, у девушки в синем халате, сидевшей за одним из пультов.
Она не успела ответить, вмешался неугомонный Волошин:
- Марку мы еще не придумали. Пока занимаемся наладкой машины. Но тут смотреть нечего, вы правы. Давайте заглянем к биологической части этого электронного мозга.
С этими словами он открыл дверь в другую комнату и пропустил меня вперед. Я ожидал увидеть самые неожиданные вещи, но все-таки растерялся.
Небольшую сводчатую залу, куда мы вошли, нельзя было назвать иначе, как конюшней. На меня пахнуло густым и каким-то очень уютным запахом навоза и свежего сена. Сено в самом деле было навалено пышной грудой в одном из углов.
А посреди зала я увидел стойло, а в нем - серого ослика с длинными ушами. Вкусно похрустывая, он жевал сено и с интересом поглядывал на меня.
- Перед вами главная часть нашего электронно-биологического мозга, - сказал за моей спиной Волошин.
Я уже догадывался, что стал в этот день жертвой одного довольно распространенного приема, с помощью которого ученые нередко спасаются от представителей прессы, любознательных экскурсантов и других гостей, мешающих им спокойно работать. Специально для таких посетителей устраивают своего рода "парад аттракционов", призванных зримо и просто, вполне доступно пониманию даже школьника, демонстрировать "безграничную силу науки".
Любуются гости всякими хитроумными роботами, механическими руками, двухголовыми телятами или четырехглазыми лягушками, восхищенно ахают, а тем временем хозяева могут спокойно заниматься в своих лабораториях не такими впечатляющими, но по-настоящему важными и сложными опытами, отнимающими порой годы и десятилетия.
Тут, в Институте морской бионики, явно занимались действительно важными и интересными делами. А мне подсовывали аттракционы, словно несмышленому новичку. Впрочем, сам виноват: "Расскажите, пожалуйста, в двух словах…"
Но все-таки этот осел в стойле - уже слишком! Мое терпение лопалось.
Я посмотрел на Волошина с такой укоризной, что он поспешил сказать:
- Нет, в самом деле, это очень интересно и важно. Мы пробуем вмонтировать в электрическую сеть машины живые нервные клетки. Видите провода? Через них нервная система осла соединяется с электронной машиной… Но тут я боюсь чего-нибудь переврать, лучше вам Логинов о тонкостях расскажет.
- Но почему же именно осла? - не выдержал я.
- А что же осел - не человек? Почему бы и ему не участвовать в прогрессе науки? Дорогой мой, вас ослепляют предрассудки. Вы просто недооцениваете осла. Посмотрите, как он внимательно слушает.
Ослик в самом деле насторожил уши и даже жевать перестал, не сводя с нас глаз.
- Ясно, ясно! - взмолился я. - Но хватит аттракционов.
- Вот так… В двух словах, - закончил Волошин.
Я попытался "морально убить" его взглядом, но без малейшего успеха. Тогда я сказал: - Ведите меня в вашу лабораторию и покажите что-нибудь настоящее. Любую обыкновенную машину или прибор, чтобы только работали честно, без всяких фокусов, без вмешательства осла и прочей нечистой силы. Я уже устал от этих слишком впечатляющих зрелищ.
- Ладно, - засмеявшись, кивнул он. - Но только у нас в лаборатории сейчас нет ничего такого… интересного.
Техническая лаборатория, куда привел меня Волошин, выглядела довольно обычно. Во всяком случае, оглядевшись, я не заметил никакой живности - только надежные, спокойные приборы и аппараты повсюду, переплетения проводов, горьковатый запах дымка и металла. У одного окна стоял токарный станок, у другого - верстак. На этот верстак, постелив газету, и предложил мне сесть Волошин, а сам пристроился на подоконнике: ни одного стула в лаборатории почему-то не было.
- Итак, что же вас интересует?
- Над чем вы работаете?
Волошин грустно посмотрел на меня и хмыкнул.
- Ну вот, вы, газетчики, неисправимы. Совершенно невозможный народ. Хотите, чтобы я просто и ясно изложил вам в двух словах - непременно в двух, не больше! - то, над чем думаешь, бьешься, ломаешь голову годами, без выходных дней и перерывов на обед. Вы думаете, когда я сплю, то не работаю? Нет, даже ночью снится всякая чертовщина, формулы какие-то снятся, чертежи. А вы хотите в двух словах…
Он ласково погладил металлическую стенку стоявшего рядом на столе прибора, помолчал и вдруг весело сказал, тряхнув головой:
- Ладно. В двух словах. Самую суть, вернее, задачу. Вы помните, какой девиз был у Кречинского?
- Какого Кречинского?
- Ну, "Свадьбу Кречинского" читали? Сухово-Кобылина? Хотя вы, газетчики, такой народ, вы все пишете, читать вам некогда…
- Я читал, но не помню же эту пьесу наизусть.
- Но этот девиз надо бы знать, он запоминается, - и, подняв тонкий палец, Волошин наставительно произнес:
- "В каждом доме есть деньги, нужно только знать, где они лежат…"
Я засмеялся.
- У меня девиз примерно такой же, - невозмутимо продолжал Волошин. - "Мир прозрачен, только нужно найти способы убедить в этом других". Все прозрачно, - добавил он, широко взмахивая руками. - И эти бетонные стены, и скалы, и любая толща морской воды, и сталь. Только нужно иметь ключик, чтобы он любую преграду превращал в прозрачное стекло.
- Над этим вы сейчас и работаете?
- Над этим мы и работаем.
- И что-нибудь получается?
- Кое-что, кое-что, - задумчиво пробормотал Волошин.
- Интересно, - сказал я. - И сквозь стену показать мне мир сможете?
- Смогу, - засмеялся Волошин, опять поглаживая аппарат. - Но не так быстро, больно вы прыткий. Многое еще не получается, и вот это-то самое интересное. Но о нем в двух словах не расскажешь. Если вы хотите всерьез понять, чем мы тут занимаемся, то поживите у нас, побродите по лабораториям, потолкуйте с людьми, спрятав записную книжку, вот тогда, может, что-нибудь поймете. А народ у нас веселый, добродушный, и живем мы тут довольно интересно, скучать не будете.