Быстренько просмотрев сюжет в ускоренном темпе, отчего вся моя семья прыгала и бегала на экране, как в фильмах Чаплина, причем раза два мелькнул и я - какой-то нелепый, чему-то радующийся, - я перешел к другим пленкам.
Я узнавал свое прошлое в ускоренном темпе. Бегали, смешно обнимаясь и позируя, люди на экране, среди которых я временами узнавал знакомые лица; уезжали поезда, взлетали самолеты… Какой-то чужой человек с моим лицом вводил невесту в зал Дворца бракосочетаний, выносил сверток с младенцем из родильного дома, получал аттестат зрелости…
Я вдруг подумал, что ничего этого уже не будет в моей жизни. Я уже проскочил.
Внезапно я увидел себя на сцене с гитарой. Я переключил скорость на нормальную. Я пел в составе ансамбля из четырех человек на каком-то студенческом вечере. Песня была мне незнакома. Потом на сцену вышел ведущий и сказал: "Группа "Сальдо" - Сергей Мартынцев, Владимир Ряскин, Роберт Арутюнян, Глеб Старовский".
Они опять запели. То есть мы запели. Песня была ничего, с душой. Мне понравилось.
Я прослушал концерт до конца. Пленка уже кончалась, как вдруг появилось изображение какой-то свадьбы - не моей, а другой, потому что свою я уже пробежал. У нас все было как у людей. Здесь же праздновали с излишней помпой, в потрясающем банкетном зале… Видимо, свадьба была записана раньше концерта, а потом стерта, так что остался лишь кончик с танцами. Я увидел себя - я был пьяный, неуклюже пытался танцевать. Наконец камера выхватила невесту и жениха. Я вздрогнул: это были Марина и Толик. Я выругался самым страшным ругательством, которое знал. Пленка кончилась.
"Надо искать паяльник, распаивать часы и двигать отсюда", - подумал я апатично. Но куда? Теперь было все равно - что вперед, что назад.
Хотелось увидеть маму. Но как ее разыскать? Я перелистал все записные книжки. Маминого телефона не было. Естественно, кто же записывает в книжку мамин телефон! Его знают на память.
Прибежал из школы Никита. Он был без косичек. Впрочем, тут же заплел их и переоделся с явным намерением куда-то удрать.
- Ты бабушкин телефон не помнишь? Выскочило из головы, - сказал я.
- Нет, не помню, - он уже был в дверях.
- Странно. Ты разве не звонишь ей?
- А зачем? Она квартиру не хочет менять. Из-за нее живем тут как сельди в бочке!
- Что-то я не пойму. Да постой ты! Какую квартиру?
- Дядя Сережа, ты не заболел? Бабка не хочет менять прадедову квартиру. Не хочет ехать в однокомнатную. Вредина!
Он убежал.
Я тут же оделся и поехал по дедову адресу.
Мать встретила меня как-то равнодушно. Я даже опешил. Все казалось, что мне должны бросаться на шею после шестнадцатилетнего отсутствия. Может, мы с нею вчера виделись.
Но мы вчера не виделись, как вскоре выяснилось.
Я разговаривал с нею так, как вчера, на кухне, когда мы в последний раз ужинали вместе - там, в моей юности. Ее, кажется, это удивило. Она потихоньку меняла тон, будто оттаивала. Начала улыбаться, но как-то робко, еще не веря.
- Ты сегодня не такой, как всегда… - сказала она.
- Почему?
- Разговариваешь по-человечески.
А мы пока разговаривали на простые темы: как здоровье, о Дашиной учебе… Тут я воспользовался видеофильмом, сюжет которого толково пересказал. Пришлось немного пофантазировать.
- Нет, ты сегодня совсем другой, - сказала она. - И усы сбрил. Правильно сделал, мне они совсем не нравились.
Я вдруг взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
- Помнишь, тут был порез? Уже зажило? - спросил я. - Ты чистила рыбу, потом мы сидели на кухне… И Никита толкался изнутри у Светки…
Мама заплакала:
- Господи, как давно это было. Неужели ты помнишь?..
Она поцеловала меня. Мне стало спокойно и хорошо, как в детстве.
- Мама, это было вчера…
- Да, будто вчера, ты прав…
- Мама, это правда было вчера.
И я стал рассказывать. Все с самого начала. Мать слушала сначала с беспокойством, но через минуту лицо ее прояснилось - она поверила.
- Да-да… Смерть деда. Я тоже от нее веду отсчет. Очень многое после нее стало меняться. Ты резко изменился. Я приписала это переходному возрасту. Ты стал злее и циничнее. Почему-то был обижен на деда. Однажды в сердцах сказал, что дед тебя обманул.
Да, это бушевал в прошлом мой двойник, мой брат, мой однофамилец. Я улетел, а он остался. Он остался и решил, что часы на этот раз не сработали. Завод кончился. Наверное, он пытался прыгать еще и еще, но я прихватил с собой полюс гравитации, оставив ему лишь красивую оболочку - точную копию часов в пространстве прошедшего времени.
Неудивительно, что он запаял их со злости. Хорошо, не выбросил. Я вдруг с ужасом подумал, что мой двойник, оставляемый в прошлом, уже не может пользоваться волшебной силой часов, а значит, они теряют для него ценность. И в то же время исключительно от него зависит, где я найду часы при скачке в будущее. Сегодня нашел на службе, а ведь мог вообще не найти. Он вполне способен был их продать, например… Меня прошиб холодный пот от этой мысли. Чего-то я еще не понимал в механизме действия часов. А мама и вправду уже разговаривала со мной так, будто мы не виделись шестнадцать лет. Она рассказывала мне мою жизнь, какой она ее наблюдала со стороны, и это было гораздо прозаичнее тех телевизионных праздников, которые показал мне видеомагнитофон.
В десятом классе я поступил в вечернюю музыкальную школу, а потом, уже в финансово-экономическом, стал играть в ансамбле. Я и сейчас в нем играю "на танцульках", как выразилась мама. Мы в том же составе - все уже взрослые люди - мотаемся по пригородам и играем на молодежных вечерах. За это хорошо платят. "Теперь понятно, на какие деньги я купил машину", - подумал я.
Вернувшись из армии, я устроился в свое учреждение. Мама не смогла точно сказать, как оно называется. "Электровнешторг…" и еще несколько обрубков слов - это не совсем точно. Меня устроил отец, пользуясь связями. Теперь я чиновник.
По словам мамы, у меня не осталось проблем в жизни, кроме одной - квартиры. Так же как у Светки. Мы с сестрой, а в особенности Петечка, требовали размена двух больших квартир - дедовой и нашей - на четыре маленьких. Но мать не соглашалась.
- Постой, почему на четыре? - не понял я.
- Две вам и две нам с отцом.
- Как это?..
- Сережа, мы с отцом развелись сразу после твоего рождения. Мы уже давно чужие люди. Нас связывали только дети, а теперь вы выросли…
"Хорошенькие дела…" - подумал я.
- Эта квартира, - мать окинула взглядом дедовский кабинет, где все осталось на своих местах, - единственное, что сохраняет память о нашей семье. Жаль, что вы и ваши дети этого не понимаете.
Мама подошла к письменному столу, открыла ключиком средний ящик и вытащила толстую тетрадь. Я узнал ее, так как видел совсем недавно. Это были мемуары деда.
- Здесь кое-что написано для тебя, - мама протянула мне тетрадь. - Я многого не понимала, я же не знала о часах, а дед писал так, что непосвященный не догадается… Я еще не показывала тебе. То есть тому… Но он ведь тоже мой сын! - вдруг возмутилась мама. - Я считала, что он… ты… в общем, недостоин.
Я взял тетрадь, перелистнул ее. Страницы с обеих сторон были покрыты ровным бисерным почерком деда.
- Мама, что же мне делать?
- Жить, Сережа. Просто достойно жить. Ты ведь еще не занимался этим по-настоящему. Ни в одном из вариантов.
Значит она считала, что те шестнадцать лет, которые провел на ее глазах мой благополучный двойник, тоже не были жизнью? Тогда чем же?
"Так испохабить собственную жизнь!" - в отчаянье подумал я.
- Где отец? - спросил я.
- Он в Бризании… Ах, ты же не знаешь… Это в Африке. Новое государство. Когда приезжает, живет здесь, в соседней комнате.
Мне необходимо было срочно все обдумать и прочитать мемуары деда. Я спросил, могу ли я остаться в комнате отца. Домой мне совсем не хотелось. Я боялся даже представить себе момент, когда нужно будет снова лезть под одеяло к жене.
- Смотри, Таня может рассердиться, - сказала мама, но я понял, что она рада.
- Понимаешь, ма… - я мучительно покраснел, не зная, как сказать ей об этом. - Я не умею… быть мужем.
- Вот оно что, - мама улыбнулась. - А я думала, ты уже научился в своих путешествиях по времени.
- Да вот как раз времени-то и не было… - я развел руками.
- Ну, это не самое главное для того, чтобы стать мужем, - мама стала серьезной. - Тут как раз совсем необязательно иметь голову на плечах. Хотя… голова нигде не помешает. Не волнуйся, Сережа. Ты сам не заметишь, как это произойдет.
"Хорошенькие дела…" - опять подумал я.
И все же я не очень стремился побыстрее перейти этот рубеж. Поэтому позвонил Татьяне и довольно сухо сказал, что заночую у матери, она неважно себя чувствует.
По голосу жены я понял, что она в полном недоумении. По-видимому, подобная чуткость была мне раньше не свойственна.