Ян вообще не знал, что делать. "Может я сошел с ума. Просто так, взял и сошел. Андрюха говорит, что я натура впечатлительная. У меня галлюцинации? Может мне к психиатру надо"? У Ракиты волосы зашевелились на голове от ужаса. Если только кто-то узнает из общаги - всё, вечный позор, тогда только отчисление и в армию.
- Ты чего тут стонешь, - над Яном стоял Новаковский.
- А, что я стонал? - вскинулся Ян.
- Стонал, людям спать не даешь. Ты где был, кстати, всю ночь? Я просыпался два часа назад, тебя не было.
- Ой, Андрюха не поверишь, даже рассказывать не буду.
Андрей наоборот заинтересовался:
- Что шеф передавал опыт? Всю ночь по бабам ходили?
- Какие бабы, что ты городишь? Я был там…, ты всё равно не поверишь.
Теперь Андрей вцепился в Яна, как клещ:
- Вы рассказывайте, штандартенфюрер, а я сам решу верить вам, Штирлиц, или не верить.
Ян закрыл лицо руками, теперь, когда ему надо было рассказывать про то, что он видел и даже был участником, его охватил ужас. Картины пережитого проходили перед ним, как наяву. Он взмолился:
- Андрюха, давай не сейчас. Выйдем из общежития потом.
- Да чего ты ломаешься, Алик всё равно еще спит. Ты его пушкой не разбудишь.
- Нет потом, - Ян уперся и Андрей заметил, что это - серьёзно.
Всю дорогу до завода, Ян отбивал настойчивые атаки Новаковского, тому до дрожи в коленках хотелось узнать о приключениях Ракиты. На заводе выяснилось, что Петр Андреевич на сегодня взял отгул, а у Богдана разболелся зуб и Главный механик отпустил его к стоматологу. Друзьям дали общий наряд: ремонтировать вентиляционные дефлекторы на крыше цеха. Место уединенное, людей там не бывает, поэтому, как только они вылезли на крышу и уселись под парапет, Андрей снова набросился на Яна:
- Хватит ломаться, не тяни кота за хвост. Можно подумать, что у тебя секреты государственной важности.
- Андрюха, по-моему, я схожу с ума, - Ян сказал это с такой мукой, что Новаковский принял высказывание друга за чистую монету. Он ждал продолжения, но Ян молчал и смотрел в пол. Андрей некоторое время с сомнением рассматривал Ракиту и понял, что продолжения придется ждать долго.
- Понятно, всё сразу стало понятно. Я даже диагноз знаю: пионерский шизофренически-параноидальный синдром третьей степени.
- Я серьёзно, я не шучу, - повторил Ян со слезой в голосе.
- Конечно, шизофренический бред на фоне постпубертатного периода.
- Может быть, - Ян тяжело вздохнул, - я в этом не разбираюсь, а что такое постпубернат… или как там правильно, период?
- У меня тетка проводником работает. Ты знаешь, она мне отдала интересную книженцию, кто-то в купе забыл. Там про психиатрию всё до буковки. Я её детально изучил, заметь, не прочитал, а изучил и теперь могу давать квалифицированные консультации по данному предмету.
- Ну и что, что такое этот постпуб…, ну ты понял, период.
- Как тебе объяснить, ты слушай внимательно, я буду по-научному говорить. Постпубертатный период - это последняя стадия.
- Что совсем, последняя?
- В каком-то смысле да, а термин шизофренически-параноидальный синдром у тебя не вызывает никаких вопросов, всё абсолютно понятно?
- Ну, более менее, я же не совсем дурак.
- Этот вопрос на данный момент мы как раз и рассматриваем.
- Да, пошел ты, я ему серьёзно, а он ржет!
- Никто не ржет, тем более, когда человек заявляет, что он сходит с ума. Просто, то, что касается тебя: пубертатный период у тебя почти завершился. Пубертатный период - это просто период созревания, когда у человека развиваются вторичные половые признаки. У тебя они развились почти в полном объеме.
- Что ты выпендриваешься, что, значит, почти, что я пацан прыщавый?
- Видите ли, коллега, - выступление Новаковского приобрело нравоучительный тон, - к вторичным половым признакам у мужчин относится и алопеция, - он сделал длинную паузу.
- Говори толком, любишь ты повыпендриваться, что это такое? То у тебя пубертатный, то алопеция. Говори толком!
- А куда ты торопишься? Я целое утро ждал, пока ты мне дуру гнать начнешь: я схожу с ума, я схожу с ума. Алопеция - патологическое выпадение волос, это я по научному выражаюсь, вам не понять, проще говоря, облысение.
- Ага, значит, пока я лысеть не стану, значит, и период созревания не закончиться?
- Примерно так, а если по-простому, я тебе сейчас все космы повыдергаю, если ты будешь мне опять байки рассказывать.
Ян с жалостью посмотрел на друга:
- Ну, Андрюха, глупости в тебе за глаза, больше не добавить, хоть и алопеция у тебя в полном разгаре. Я тебе серьёзно говорю, что со мной происходят такие вещи, что мне кажется, я схожу с ума. В нормальные рамки это никак не укладывается.
- Теперь понятно, чего сразу ругаться, какие вещи? - Андрей скорчил серьёзную физиономию.
- Я два раза был или в параллельном мире или просто в другом времени, короче где-то там.
- Ну-ка, ну-ка, пациент посмотрите направо, теперь налево, следите за моим пальцем, - Андрей водил рукой, как невролог держащий молоточек.
- Я серьёзно, второй раз сегодня ночью.
- С этого места поподробнее.
- Вчера мы с Петром Андреевичем после работы выпили.
- Ну, так это всё объясняет, я иногда в такие миры попадаю после этого, - Андрей щелкнул себя по горлу, - сам удивляюсь, как оттуда возвращаюсь.
- Помолчи, пожалуйста, а то рассказывать не буду.
- Весь внимание.
- Петр Андреевич мне рассказал, как он во время войны попал в концлагерь, как их наши освободили, со всеми подробностями.
- Баб и выпивки там не было?
- Где в концлагере? Какие бабы, что ты несешь?
- Я имею в виду в подробностях, ты же говорил, что будешь рассказывать со всеми подробностями. Вот я и спрашиваю о подробностях, бабы и водка…, - Андрей вопросительно посмотрел на Яна, - нет?
- Еще раз перебьешь, брошу рассказывать.
- Молчу, молчу.
- Так вот, сел я в трамвай, видимо задремал.
- Немудрено, выпили-то вы видимо изрядно.
Ян зло зыркнул на друга.
- Очнулся оттого, что я стою в вагоне вместе с заключенными из концлагеря. Причем так плотно, что даже повернуться трудно и рядом со мной стоит труп. Он уже умер, но не падает, потому что некуда упасть, его живые поддерживают. Ты понимаешь, я его поддерживаю и слышу холод его мертвого тела!
- Ну, Ян у тебя не пубертатный, а постпубертатный период идет, такие кошмары сняться. У тебя воображения, наверное, на всю общагу хватит, если не на весь институт.
- Я тоже мог бы подумать, что это был сон, но когда я очнулся в том, же трамвае, то был грязный как черт и запах от меня был, как будто я на мусорнике спал, а это просто такой запах был в вагоне. Они больше двух суток, вот так стояли, как селедки в бочке, голодные, холодные и немытые. Туалета, как ты понимаешь, им тоже не предоставили, даже параши. Я пока до общаги добрался, от меня все шарахались, а Ксения Ивановна точно решила, что я обмочился.
- А ты, правда, как? Ты мне как другу скажи, с кем не бывает. Перебрал, мочевой пузырь тоже не камень.
- Нет же тебе говорю, а одежда? Рубашку я тоже обмочил? Я утром очнулся совершенно измотанный, потому что там помогал танкистам носить, тех, кто еще был жив в здание станции, а мертвых мы просто слаживали возле вагона. Там было три вагона, всего человек триста. Даже живые ходить не могли, ну а про мертвых …, а нас - двенадцать танкистов и я. Пока мы всех разнесли, я уже совсем без сил остался и замерз, как собака, снег же шел.
- Какой снег, июнь месяц?
- Это здесь июнь, а там был январь, двадцатое число сорок пятого года.
- Ну, всё приехали. Янек, ты сообрази, может такое быть? Ты по пьянке попадаешь в зиму сорок пятого года, там усилено спасаешь наших заключенных, замерзаешь, вымазываешься… сильно, и всё это по правде и наяву. Нет, то, что по пьянке я верю, но всё остальное.
- Вот и ты не веришь. - Ян подумал, - а первый раз? Я был трезв, как стекло.
- Так и первый раз был?
- Был, только ты не ухмыляйся. Я попал в десятое апреля 1854 года, это день бомбардировки Одессы англо-французской эскадрой. Я просто сидел на Приморском бульваре и вдруг оказался на батарее прапорщика Щеголева. Я видел Щеголева, я с ним разговаривал, я видел, как стреляют английские пароходы по городу и батарее. Я видел убитых артиллеристов, накрытых брезентом. Пока я бегал там по батарее и дальше к бульвару я вымазал босоножки в сажу, а сам перецепился через ящик для ядер и разбил ногу. Когда я очнулся, то сидел на лавочке возле пушки, которая стоит на постаменте возле Горисполкома. У меня была разбита нога, а босоножки вымазаны в странную сажу, при этом на бульваре был совершенно чисто, даже бумажек от мороженного я не видел.
- И что с утра ни-ни?
- Клянусь.
- А с вечера сильно? - Андрей провел пальцами по кадыку.
- Ни грамма!
- Вопрос конечно интересный, если не врешь.
- Смысл мне врать? У меня голова пухнет от всех этих приключений, и я ведь никому ничего не рассказывал. Если узнают, меня точно в психушку заберут.
- Ты не паникуй, надо попробовать придумать какое-то логическое объяснение, этим выкрутасам. - Новаковский прищурился, раздумывая. - Ты туда попадаешь усилием воли каким-то, или это происходит самопроизвольно?
- Какое усилие, ты думаешь, я хотел бы туда попасть, особенно в вагон? Ты не представляешь, что там было, я за час чуть не поседел, стал старше на годы.