– Э-э-э. Завтра в два... Нормально?
– Хорошо, завтра в четырнадцать ноль-ноль в нашем здании. Знаете, где это?
– Конечно...
– Спросите Петра Евгеньевича, кабинет пятьсот третий. Запомните?. Хорошо, я вас жду...
Олег еще долго сидел с трубкой, прижатой к груди, пытаясь разобраться в собственных чувствах. С чего это вдруг им заинтересовались органы? Вроде бы ни с каким криминалом он не связан.
Сознание отказывалось думать, что звонок как-то связан с дочкиным сочинением. Это было бы попросту полнейшей чепухой. Но отогнать эти подозрения было невозможно.
"Выучили вас на свою голову! – возмущенно голосила с экрана Крачковская. – Облысели все!"...
Из своей комнаты вышла мелкая. Она что-то надменно жевала, в ушах торчали "вкладыши" плэйера.
– Да, папа, когда я была у директора, про тебя какой-то дядечка спрашивал. Кем работаешь, почему с мамой развелся и все такое... Не понравился мне он... Директор перед ним прям на цыпочках бегал... А кто звонил?
– Дядечка. Какой-то... – промямлил Олег, стараясь не смотреть на мелкую. Выключил видеомагнитофон.
Настроение было безнадежно испорчено.
-3-
В здание его пустили только на порог. Приказали ждать. Дежурный позвонил куда-то и о чем-то тихо переговорил. Настолько тихо, что Олег не услышал ни слова. После этого ему предложили пройти в какую-то комнату, вход в которую располагался прямо перед турникетом. В маленькой комнатке со школьными деревянными стульями сидело еще несколько человек с потерянными и испуганными взглядами. Какой взгляд у него самого – испуганный или же просто потерянный – Олег так и не понял, потому что в комнату вошел подтянутый молодой человек и без тени сомнения на лице кивнул именно ему: "за мной, мол".
Они перешли в аналогичную комнатку, что располагалась рядом, но была пуста. В смысле, в ней было два стула и стол, но от этого комнатка казалась еще более пустой, а белый пластик отделки придавал интерьеру особенно тоскливый вид.
– Ну, что, Олег Анатольевич, приступим, – не глядя на него, сказал молодой человек. Он раскладывал перед собой какие-то бумажки, извлеченные из строгого, но при этом, роскошного портфеля. Молодой человек не был похож на работника спецслужб, как их себе представлял Олег. Скорее, он походил на дипломата.
– Э-э-э... Петр Евгеньевич? – как-то фальшиво-заискивающе поинтересовался Олег. И сам себя одернул – чего это он расшаркивается неизвестно перед кем? В чем он, собственно, провинился? Надо бы держать себя поувереннее.
– Нет, Петр Евгеньевич с вами просто связался по нашей просьбе. Я из другой структуры. Меня зовут Владимир Сергеевич, служба безопасности президента. Давайте сразу к делу. Это вы писали?
Молодой человек пододвинул ему под нос листок со знакомыми каракулями и единицей. Это была ксерокопия.
– Ну...
– Да, это сочинение вашей дочери. Но текст написан явно не ей. Так это вы писали?
– Я...
– Хорошо, что не отпираетесь. Откуда у вас информация?
– К...к-какая информация? – не поверил своим ушам Олег.
– Не прикидывайтесь, Олег Анатольевич. Откуда у вас сведения, изложенные в этом сочинении? Это первый вопрос. Второй, я задам сразу же: какие цели вы преследовали, изложив эту информацию в школьном сочинении своей дочери?
–Я не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул Олег. – Какая информация?! Я сам придумал все это, я...я...
Олег вдруг почувствовал, что ему не хватает слов. Владимир Сергеевич с интересом наблюдал за ним. Он был уверен, что Олег ломает комедию.
– Нет, ну я, правда, все это придумал! Даже напился, чтобы фантазию развязать... А что здесь можно назвать информацией?
Лицо молодого человека помрачнело.
– Откуда у вас сведения об этой поездке президента в Китай? – железным голосом спросил молодой человек и склонился над столом, приблизив лицо к Олегу. – И откуда вам стало известно про статую?
Перед глазами Олега все поплыло...
– Может валидолу? – вежливо предложил Владимир Сергеевич, и, выдержав паузу, продолжил более мягко, – Я допускаю – то, что вам известно, известно только на уровне слухов. Я даже допускаю, что вы не придали значения данной информации. Тем более, что Джао Ли вовсе не Джао Ли, а статуя... Впрочем, не важно. Я допускаю – то, что вы написали об этом в школьном сочинении дочери, тоже всего лишь результат вашего легкомыслия. Нас интересует только источник.
– Поверьте, я сам все это выдумал! – прижав руки к груди, воскликнул Олег. Его голос, как нарочно, звучал фальшиво и неубедительно. Мимика наверняка выдавала в нем неумелого вруна.
– Вы не понимаете своего положения, – устало сказал молодой человек, откидываясь на спинку стула. – У меня есть все полномочия изолировать вас и начать закрытый судебный процесс. А может, и просто изолировать, безо всякого процесса. Подумайте о дочери.
– Но ведь это бред! – воскликнул Олег.
– Что – бред? – напрягся молодой человек.
– Все эти подозрения – бред!
– Так разубедите меня в том, что вы виновны в умышленном разглашении государственной тайны, что случайно распространили информацию, которую восприняли как слух. Поймите, у вас отсюда только два пути: в эту дверь или в ту.
Только сейчас Олег заметил, что в комнате было две двери. Через одну он вошел, а другая вела вглубь здания, явно минуя турникет. Над ней висела миниатюрная камера наблюдения.
Олег был в отчаянии. Этот тип, по-видимому, стопроцентно был убежден в собственной идиотской идее. Разубедить его Олегу не под силу. А идти в ТУ дверь чудовищно не хотелось. Оттуда он, скорее всего, выйдет не скоро.
И Олег решился на блеф.
– Ладно. Скажу. Только я помню все это весьма смутно...
– Ничего страшного, – оживился Владимир Сергеевич. При этом он и не подумал хвататься за ручку и бумагу, а просто уселся поудобнее и приготовился слушать. Очевидно, разговор записывался на диктофон.
Олег вздохнул, и начал свой рассказ:
– Недели три назад я ездил по служебным делам в Новосибирск. Туда летел самолетом, а назад и пришлось ехать поездом. Мало того, какие-то проблемы были с билетами, и мне досталось место в плацкартном вагоне, да еще и в отделении прямо рядом с туалетом.
И вот лежу я на верхней полке и слышу крик, гам, шум какой-то. Глянул вниз – целая орава, то ли вьетнамцев, то ли китайцев – не очень-то я их различаю – с огромными баулами протискивается в вагон. Через меня на верхние полки летят невероятно раздутые сумки. Зрелище фантастическое – маленькие вьетнамцы шустро жонглируют сумками, которые в три раза больше них самих.
Присутствие рядом вьетнамских "челноков" оказалось на редкость раздражающим фактором. Они никак не могли усидеть на месте, постоянно вскакивали, бегали, рылись в сумках, а главное – непрерывно бормотали что-то быстрое и непонятное на своем странном языке.
Уснуть никак не получалось. В вагоне выключили свет, оставив только тусклые желтые лампочки. Вьетнамцы постепенно притихли, как попугайчики в клетке, накрытой покрывалом.
Под перестук колес я незаметно отключился.
Внезапно что-то заставило меня проснуться. Сердце испугано билось, одолевала непонятная тревога. Что-то в окружающей обстановке настораживало.
Наконец, я с ужасом понял – что.
На багажной полке прямо надо мной что-то тихо, но явственно шуршало. То, что там были только вьетнамские баулы – это я помнил точно. И в одном из них теперь копошилось что-то живое.
Ощущение было неприятное, но, все же, терпимое. Однако о том, чтобы заснуть, не могло быть и речи. Я слез с полки, с трудом попав ногами в тапки, и побрел в туалет. Вьетнамцы занимали полвагона, сидя на полках по двое, по трое. Остальное пространство было забито сумками с барахлом.
Скача на железном унитазе, я с тоской думал о том, что мог бы сейчас спокойно спать дома, будь администратор порасторопнее с заказом авиабилетов.
Идти в душный вагон не хотелось, и я долго стоял и курил у раскрытой форточки напротив туалетной двери. Холодный ветер несколько разбавлял тяжелую плацкартную атмосферу.
И тут я слышу в своем купе (если можно так сказать про четырехместный бокс в плацкартном вагоне) такое тоскливое кряхтенье, как будто кто-то очень хочет, но никак не может уснуть.
"Соседу не спится", – понял я.
Что он бормотал, понятно было не очень. Тем более, что говорил он тихо, будто бубнил сквозь сон. Сначала он просто жаловался на жизнь, а потом, вдруг заговорил о том, что во всем виноваты власть имущие, что из-за них он, человек с высшим образованием, вынужден зарабатывать себе на хлеб, как придется.
Потом он стал жаловаться на китайцев, которые почему-то невзлюбили вьетнамцев. В семидесятых весь мир прыгал вокруг Вьетнама, все решалось там. А теперь никто не спросит вьетнамца, что тот думает о судьбах мира. А вот вонючего китайца – того спросят...
И рассказал далее примерно то, что изложено вольным пересказом в дочкином сочинении.
Последние слова своего рассказа он произносил совершенно проснувшимся голосом. Потом вдруг осекся и замолчал.
Я постоял у форточки еще немного, ожидая продолжения забавного рассказа, сдобренного весьма уместным акцентом и манерой речи.
Однако продолжения не последовало, и я заглянул в свое купе, чтобы увидеть рассказчика.
Купе оказалось пустым.
Я не поверил своим глазам. Выкинув в окошко недокуренную сигарету, я встал между полками и огляделся. Пусто. Одни баулы. Во всех соседних купе, насколько позволял видеть тусклый свет, спали. По коридору тоже никто не проходил.