Человек-ягуар снова поднес листок к лампе и произнес мягким глубоким голосом:
- Обвинение - да… вот оно… Повреждение выхода компьютера, проникновение незаконным путем в помещение для приезжих…
Он мигнул.
- Эй, это несерьезное преступление.
Он снова посмотрел на повестку.
- Здесь говорится, что вы должны предстать перед судьей в следующий… вторник… До тех пор - послушайте - всех честных граждан призывают не общаться с обвиняемым. Это относится к нам, честным гражданам. Поэтому, - он кивнул Модьуну, - вы должны пробыть в одиночестве только до следующего вторника.
Он поспешно сложил повестку и протянул Модьуну. Все признаки его недавнего бурного возмущения исчезли. Он сказал:
- Ну, друзья, лучше нам уйти отсюда.
Модьуну же он сказал:
- Увидимся в следующий вторник, дружище.
Он ушел; за ним последовал Неррл, который небрежно кивнул, прощаясь. Руузб и Иггдооз колебались. Человек-медведь неуверенно проворчал:
- Вы не можете просто так бросить друга в беде.
Модьун принял решение не втягивать этих славных зверей в свои дела.
- Только до следующего вторника, - подтвердил он. - Тогда увидимся.
Казалось, эти слова необходимы человеку-медведю и человеку-гиппопотаму, чтобы успокоить их. Было видно, что они почувствовали облегчение и пожали ему руку почти с благодарностью. Затем они поспешно отправились за своими товарищами.
Тем временем Модьун, шагая в том же направлении, подошел к шахте лифта. Четверых приятелей там уже не было. Вокруг вообще не было ни души. Когда подъехал следующий лифт, Модьун увидел, что и тот пуст. Удивительно. Тем не менее он собирался войти, но мысль об отсутствии людей-животных там, где пять минут назад их было очень много, заставила Модьуна подумать об опасности.
"Я лучше пойду вниз пешком", - решил он. Он помнил, что нунули - коварный тип.
Выло бы обидно, если бы лифт застрял по пути вниз. Чтобы спастись, он должен был нарушить еще несколько законов… Когда Модьун спускался по первому пролету лестницы, он подумал, что у него слишком сложная реакция на простую ситуацию.
"Я полагаю, - вздохнул он, начиная преодолевать второй пролет из тридцати трех, - что именно так люди должны были все обдумывать много лет назад, когда существовала конкуренция, интриги и все такое".
Шагая вниз по третьему пролету, Модьун почувствовал отвращение к жизни вне барьера. Может быть, он должен сделать то, что хочет нунули: вернуться за барьер и забыть все это безумие.
Но, спускаясь по четвертому пролету, он с грустью подумал: "Я обещал Доде. И, кроме того, через несколько недель приедет Судлил".
Поэтому ему ничего не оставалось делать, как только тащиться вниз еще по тридцати пролетам.
Что он и сделал.
Когда он добрался до вестибюля, то принял решение.
Четкое и сознательное.
Глава VIII
Тишина охватывала все… но то тут, то там возникало беспокойство.
Модьун чувствовал свое единство со всем ближним космосом, кроме зоны беспокойства - зоны вмешательства, воздействия, агрессивной энергии - всего, что мы называем насилием. Возможно, здесь присутствовала только возможность насилия. Завитки, цепи и темнота. Сверкающие пряди и потоки сверкающего серебра вибрировали в безбрежном пространстве вокруг него.
Он понимал, что люди-животные - мирные и глупые. Здесь их было так много, что их общая доброжелательность заполняла пустоту.
Люди-гиены создавали беспорядок в его ощущении окружающего энергетического поля. Подавляющее большинство их казалось неинформированными простофилями. Сияние их аур, хоть и переплетенное с темными прядями замутненного сознания, показывало, что они не стали правящей группой. Но гиены согласились на эту роль - и здесь не было ошибки. От них исходил постоянный поток слабой агрессии. Они создавали… строгость… да… жесткость. Но ничего по-настоящему серьезного.
А вот гиены-руководители имели различную окраску. Они знали правду. Знание окрыляло их. Вокруг этих осведомленных личностей зарождались облака своеобразных частиц восхищения собой. Ликование полной безнаказанности и безопасности. Безопасности, которая происходила от сознания того, что нунули - всемогущие и те, через кого они управляют, абсолютно неуязвимы.
Гордость занимаемым положением, переплетенная с вечной эйфорией самодовольства - структура пространства вокруг них была закручена в многочисленные формы. Их было больше тысячи, слишком много, чтобы сосчитать; целый высший класс людей-гиен. И вокруг каждой личности агрессивная аура…
Но настоящее беспокойство излучал лишь один нунули. Вокруг него пульсировало огромное бесформенное черное облако. Непроницаемая пелена закрывала инопланетное существо.
Темнота тянула энергию из ближнего источника. Но этот источник не имел определенного местонахождения. Сила, которая исходила от него, немного пугала даже Модьуна.
Это же Единое Психическое Пространство!
"Значит, я сделал основное открытие, касающееся моего главного врага".
Эта мысль привела Модьуна в состояние нерешительности. Сознание отвергало идею врага, потому что… Существуют ли вообще какие-либо враги?
Мировоззрение Модьуна утверждало, что нет. Здесь нет врагов. Здесь есть только существа, которые своими действиями вызывают враждебное отношение к себе.
Они сами вызвали это отношение к себе, а потом стали считать, что во всем виноват враг.
Но настоящий враг - это мгновенные импульсы, заставляющие людей делать то, что вызывает враждебное отношение.
Нет реакции - нет врага.
Итак, Модьун решил, что должен вернуться в свою маленькую квартирку и оставаться там, не создавая проблем, не вызывая к себе враждебного отношения, до следующего вторника… когда он пойдет в суд. Это будет мирным ответом на врученную ему повестку.
Так он и сделал, за исключением того, что выходил поесть.
Глава IX
У дверей стоял мужчина, к одежде которого была прикреплена карточка с надписью "уполномоченный по судебным повесткам". Этот человек-гиена проверил повестку Модьуна и просто сказал:
- Входите, сэр.
Модьун вошел в большую комнату и удивленно огляделся. Прямо перед ним был длинный стол. За ним, за маленькими прозрачными окошками, находилось около дюжины женщин-гиен. Перед каждым из этих окошек стояла очередь людей-животных. Очереди различались по числу ожидающих, от шести до двадцати.
Ничего похожего на комнату судебных заседаний. Модьун вышел в коридор и посмотрел на другие двери. Потом медленно прошел к ближайшей. Его предположение, что, может быть, на повестке напечатан неправильный номер, не оправдалось. Тут также не было никаких признаков зала суда.
Модьун медленно вернулся в большую комнату, снова показал повестку "уполномоченному по судебным повесткам", который, казалось, успел забыть его, и его еще раз впустили. На этот раз он приблизился к человеку-гиене в форме, стоявшему чуть в стороне. На его табличке значилось: "служащий суда". Повестка еще раз выдержала испытание как приемлемое средство общения. Служащий посмотрел на нее и сказал безразлично:
- Окно номер восемь.
Модьун подошел и встал в конец. Здесь была самая короткая очередь, которая состояла из пяти человек. Модьун оказался шестым.
Встав в очередь, он заметил, что первым здесь был человек-тигр, которому через окошко в этот момент передали листок бумаги. Человек-тигр просмотрел листок. Затем наклонился и что-то проворчал в окошко. Модьун не расслышал слова, но он не мог ошибиться в чувстве, с которым они были произнесены, - ярость. Ответ женщины-гиены был удивительно четким. Она сказала вежливо:
- Простите, не я пишу законы.
Человек-тигр медленно выпрямился. Потом он постоял, нахмурившись, не менее десяти секунд, сжал челюсти и быстро пошел к двери.
Человек-крыса прямо перед Модьуном покачал головой и прошептал:
- Наверное, суровый приговор.
Модьун спросил:
- А какое было преступление?
Собеседник покачал головой:
- Это написано в его повестке, - и добавил: - Наверное, избил кого-нибудь. За это строго наказывают.
- Гмм… - пробормотал Модьун. Ему было интересно. - А что сделали вы?
Человек-крыса заколебался. Потом ответил:
- Украл.
- Воровство! В мире, где все можно получить свободно.
Модьун был искренне удивлен. И только после того, как он это сказал, ему невольно пришло в голову, что его слова могли обидеть человека-крысу.
И, действительно, первой реакцией человека-крысы стало:
- Ради бога, это не так страшно.
Сказав это, он смягчился и, казалось, понял, по крайней мере отчасти, почему удивился Модьун. Он продолжал более непринужденным тоном:
- Это трудно представить, но я начал кое-что замечать. Вы и я, - он вдруг возмутился, - мы можем пользоваться этими общественными автомобилями на главных дорогах. Но если мы хотим добраться до небольшой улочки, мы должны выйти из такого автомобиля и пройти к движущемуся тротуару или просто идти пешком.
- Что же в этом плохого? - спросил Модьун. Он говорил нейтральным тоном. - Когда говорят о деталях, все кажется очень справедливым. Никто же не должен идти больше, чем сто ярдов.
Тонкое крысиное лицо собеседника исказила понимающая улыбка:
- Когда я заметил, что люди-гиены, официальные лица, имеют специальные автомобили и едут прямо в эти боковые улочки, я понял, что я просто должен назваться чужим именем. Итак, я остановил один автомобиль и поехал на нем домой. И вот я здесь.