- Точно, - говорю. - Триста тысяч километров в секунду. А далеко отсюда Центр?..
- Сто пятьдесят световых лет. Вот ведь невезение! Три ра за зарок давал - не связываться с первобытными культурами, и снова влип! Как нарочно!..
Жалко мне его стало. Все-таки из-за меня пострадал. Не откликнись на мой SOS, может, и хватило бы ему этого птичьего вещества до Центра, а то и дальше.
- Не убивайтесь, - говорю я ему. - Возможно, все обойдет ся. Уровень-то у нас невысокий, зато темпы экспоненциальные. Вдруг изобретем для вас что-нибудь в скором будущем?
Лицо у него немного прояснилось. Начал прикидывать что-то в уме.
- Так, - говорит, - сейчас у вас радиоволны. Дайте сообразить. Вам не хватает того, этого и этого самого. Ровно через 134 года изобретете.
- Плохо, - говорю я. - Значит, и волна до места добежит, и сделаем мы это горючее примерно в одно время. Заколдованный круг.
- Ничего себе заколдованный! - говорит. - 150 минус 134 получится шестнадцать лет, срок немалый. Договоримся так. Сейчас улетайте домой, а через 134 года, когда на Земле синтезируют необходимое мне вещество, возвращайтесь и подбросьте мне его граммов сто пятьдесят - двести.
Я, конечно, слегка опешил.
- Так я же к тому времени умру.
- Да, досадно, - говорит. - А я и забыл про это ограничение.
- Может, передать вашу просьбу в соответствующие инстан ции? - говорю я ему, прогоняя всякие мысли. - Тогда через 134 года это птичье вещество кто-нибудь другой привезет, не я. Вам-то, по-моему, безразлично, кто его привезет.
Он опять недоволен.
- Не хотелось бы. Начнут экскурсии водить, глаза пялить. Неприятно мне будет. Я ведь не жираф и не носорог.
- Вас и так обнаружат, - успокаиваю я его. - Найти вашу посудину легче легкого. Вон она какая заметная, издалека видн о. Особенно через локатор.
- Замаскируюсь, - говорит он. - Сам стану невидимым и аппарат невидимым сделаю - нипочем не отыщут. На невидимость энергия не требуется. Нет, ничего мн е от вас не надо, никакой помощи. Шестнадцать лет так шестн адцать, лучше я радиограмму пошлю. Жалко, что у вас темпы такие низкие. Прогресс ведь не ускоришь.
И подпрыгивает до потолка. До сих пор там, по-моему, вмя тина.
- Эврика! - говорит. - Сделаем так. Я подбрасываю вам одну плодотворную научную идею. Можете ее опубликовать под своим именем, мне авторство ни к чему, да оно мне и не принадлежит. Эта идея подхлестнет ваш технический прогресс, и тогда на Земле изобретут нужное нам вещество в десять раз скорее.
- Это еще зачем? - спрашиваю. Вот тебе и арго для арго навтов! Договорились!..
- Как зачем? - удивляется он. - Я даю идею, и темпы вашего развития увеличиваются. Разве непонятно?
- Вроде понятно, - говорю. - Но дальше-то что?
- Как что? На Земле синтезируют вещество, которое мне необходимо, не через 134 года, а через 13 лет и 5 месяцев.
- Допустим. А что будет дальше?
- Вы привезете мне это вещество и возвратитесь на Землю.
- А вы?
- Тоже возвращусь, - говорит. - Возвращусь в Центр, чтобы доложить о причинах задержки, о выполнении задания и о результатах инспекции.
- То есть о болезни экспоненциального роста, которую вы у нас выявили?
Уязвил я его. Открывает рот, но произнести ничего не мо жет. Полная потеря голоса, как у оперного певца. А я его до биваю, чтобы было понятнее:
- И к нам присылают специалистов - ограничивать наше развитие? Выходит, вы хотите сначала искусственно ускорять наш прогресс, чтобы потом искусственно же его замедлить? Не очень логично это у вас получается.
Задумался он, а потом говорит:
- Да, действительно где-то ошибся. Придется все-таки по радио сигнализировать. Не возражаете?
- Нет, - говорю. Я человек деловой, что толку противоречить?
После этих моих слов он выдирает из стены рацию вместе со всеми проводами.
- Шифр у меня, - говорит, - остался на борту моего летательного аппарата. Но ничего. Посижу, соберу дополнительные данные. Может, ситуация у вас на планете не так уж безнадеж на, как мне показалось. Или прогресс сам собою притормозится, без нашей помощи. Иногда такое случается. До свидания, коллега, спасибо, что выручили.
И удаляется с моей рацией под мышкой. И погружается в свою посудину. И она исчезает, на этот раз без всякого дрожа ния. Не улетел, стало быть, а просто стал невидимым вместе с машиной.
Ну, вот и все. Я спокойно стартовал, привел свою колымагу на Фобос, мне там вставили новую рацию. Куда старую дел? - спрашивают. Обменял, говорю, на горючее. Хохочут. Ничего, пусть хохочут. А мой коллега-пришелец до сих пор, вероятно, собирает дополнительные сведения. Должны они его радовать, по-моему. Прогресс у нас сейчас спокойный, уравновешенный, по науке. Развитие не количественное, а качественное, никаких экспонент. Птичье вещество, которое ему требуется, вероятно, совсем не изобретут. А если изобретут, то нескоро. Придется ему ждать полный срок, пока волна из моей радиостанции не доберется до самого Центра.
Видимо, он бессмертный, поэтому может ждать. А если кто сомневается, проверьте. Я точный адрес дам. Пояс Астероидов, объект номер 118471, координаты найдете в каталоге (я его сразу зарегистрировал как бесперспективный, когда вернулся). Самая ровная площадка, между скал. Там он и сидит вместе со своей тарелкой. Правда, и он, и она невидимы. Ничего, попытайтесь наощупь.
Виртуальный человек
Знакомство Сергея Вольского с научной фантастикой началось с "Машины времени" Г. Дж. Уэллса; оно-то и причинило всю эту историю.
"Причинило" - одно из его словесных изобретений. Я как-то ему рассказал, что во многих словах дремлют значения, которые пробудятся только в будущем, а пока ожидают своего урочного часа. Он ухватил мысль на лету и заявил, что "будущее" - именно такое слово: смысл будущего - будить что-то в настоящем, в частности, будить тайный смысл дремлющих до поры до времени слов. С тех пор Сергей изо всех сил способствует этой функции будущего: отыскивает в словах новые или забытые смыслы. Как же он может теперь сказать "послужило причиной"? Он употребляет исключительно глагол "причинять".
Главная деятельность Сергея в том, что он с детства постоянно что-то изобретает - безумные идеи и тоже безумные, но вполне материальные устройства. Изобретает он дома, а чем занимается на работе, непонятно. "Делаю диссертацию", - говорит он, причем таким тоном, будто это необычайно противное занятие, никак не связанное с другим, куда более полезным.
Полезные дела он делает так: внезапно его осеняет мысль, и он принимается ее воплощать. Он берет несколько дней за свой счет, запирается дома - "уходит в люк", как он выражается, - и никого к себе не пускает. А потом зовет меня показать, что же он такое придумал. И очень любит, когда я задаю наводящие вопросы.
По-моему, он гениален, и его изобретения, как правило, безумны; настолько безумны, что на них не сделаешь даже крохотной заметки для областной газеты. К тому же он человек увлекающийся: не успеешь из его невнятных объяснений сообразить, что к чему, как он уже разбирает только что собранную уникальную установку - желает в ней что-то усовершенствовать. Совершенствование сводится к тому, что он придумывает нечто совершенно другое и новое. И поскольку ничего не записывает, то все его изобретения так и остаются втуне, пропадают для человечества.
Вот я однажды и подсказал Сергею, что он, с его увлекаю щейся натурой и безумным воображением, должен еще до воплощения своих идей "в металле", пока они не остыли, излагать их на бумаге хотя бы в виде научно-фантастических рассказов. Он признал мою правоту, но сообщил, что никакой фантастики не только никогда не писал, но и не читал, ибо у фантастов, по его мнению, примитивное воображение. Я возразил: как можно судить о том, чего не знаешь? Разве это логично? Сергей согласился, что не очень логично, и попросил что-нибудь почитать. И тут же получил он меня сборник рассказов о машине времени; открывался он, естественно, уэллсовским шедевром. С этого все и началось. Произошло неожиданное: проглотив книгу, Сергей "ушел в люк" на целый месяц (даже отпуск взял не за свой счет, а очередной). А через месяц позвонил, и спустя еще 15 минут я был у него.
За месяц его комната (он живет один в однокомнатной квартире на втором этаже) значительно преобразилась. Посреди нее стояло нелепое сооружение: цилиндр диаметром в метр, высотой в рост человека. Был вечер, ярко горела люстра, высветляя детал и сооружения. В стенке цилиндра угадывалась плотно закрытая дверка. От разъема, расположенного с ней рядом, отходил кабель к черному металлическому ящику с большим красным тумблером. Отсюда провод тянулся к настенной розетке. Сам цилиндр, по всей видимости, был сверху открыт; на это указывала прислоненная к нему короткая лесенка-стремянка.
Сергей сидел на диване и с радостью наблюдал, как я раз глядываю его творение. Потом протянул мне какую-то книгу, в которой я узнал тот самый сборник фантастики.
- Поднимись по стремянке, - предложил он. Я так и сде лал. - Погляди вниз. - Я опять последовал его совету. Внутри цилиндра, несмотря на яркое освещение, стояла тьма. Оттуда веяло холодом. Казалось, там начинается бездонный колодец.
- Брось ее туда, - приказал Сергей. Я повиновался. Кни га начала падать, зашелестела страницами и тут же скрылась из глаз.
- Но ведь внизу люди, - изумился я. - Там квартира, на первом этаже. Куда же она делась?
- Квартира? - Он удовлетворенно улыбнулся. - А куда она могла деться?
- Собственно, я имел в виду свою любимую книгу.