Потёмки здешние нарушаются лишь слабым свечением лучин и сальных ламп. Эти огоньки, точно болотные виспы, влекут её на погибель. С трудом отыскивает она лестницу, которая ведёт её вниз, в катакомбы ещё более мрачные, чем строение наверху. Нейдж чувствует, как десятки голодных глаз ощупывают её. Для здешних обитателей её чистая одежда, ботинки, даже волосы и зубы - немалая ценность. Наконец, ожидание становится для кого-то из них невыносимым - из темноты перед Тинсоу вырастает мрачная фигура, сутулая, со вздутым животом и лихорадочным блеском глаз - единственным, что можно различить на тёмном от грязи и волос лице. Он не намерен говорить - в его руках тяжелая дубина, уже поднятая для удара, точного и смертельного. Страх сковывает Нейдж, словно заключая в ледяную глыбу.
- Я пришла к Джеку! - едва успевает выкрикнуть она. Фигура разом замирает, словно даггеротип, затем пятится, через мгновение растворяясь в темноте. Нейдж продолжает свой путь, и теперь никто не пытается её остановить, словно сказанное ей вдруг разнеслось по всему дому и достигло каждого уха.
Наконец, путь женщины окончен. Она стоит у входа в пещеру, откуда пахнет гнилью и шерстью, словно из клетки в зоосаду. У входа в пещеру в стену вделан газовый фонарь. Двое оборванцев сидят под ним прямо на земле, играя в кости.
- Я пришла к Джеку, - шепчет заветный пароль Тинсоу. Один из игроков недовольно морщится.
- Это мы и без тебя знаем, - говорит он. - Заходи, не копошись!
- Будь Всевышний милосерден к её заблудшей душе, - под нос себе бормочет второй. - Поспела как раз к ужину.
- Цыц! - обрывает его первый и зло косится на Нейдж. - Ну, давай, чего встала?
Женщина ступает в проход, чувствуя, что сердце её вот-вот разорвётся от страха.
- Стой.
Впереди вдруг вспыхивают золотым два глаза - больших, словно блюдца. Нейдж замирает.
- Кто ты такая? - голос звучит низко и утробно. Это не голос человека - звериный рык, который вдруг облёкся в форму человеческих слов.
- Нейдж Тинсоу, сэр. Я пришла к вам за помощью.
- За помощью? - в рычании девушка, кажется, слышит нотки интереса. - А с чего ты взяла, что я помогаю людям? У меня с ними другие дела. Тебе ведь сказали, кто я, Нейдж Тинсоу?
- Да, - стараясь сдержать в голосе дрожь, отвечает девушка. - Вы - Рипперджек, мантикор.
Из темноты раздаётся удовлетворённый рык.
- Какой помощи ты ищешь от меня?
Нейдж глубоко вздыхает.
- Мой муж, Джастер… Он много проиграл в карты и, чтобы отыграться, поставил на кон… он поставил…
- Что именно? - требовательно спрашивают золотые глаза. Нейдж показалось, что они приблизились - настолько, что она даже ощутила на лице горячее дыхание чудовища.
- Нашу дочь, - едва сдерживая рыдания, почти выкрикивает она. - Совсем кроху!
- И что ты хочешь от меня?
- Барбот, человек, которому проиграл мой муж, назвал цену, за которую готов уступить Милдред. Таких денег у нас нет, даже если мы продадим всё, что имеем. Люди говорят, что казна Рипперджека не меньше королевской…
- А что ещё люди говорят? - обрывает её причитания властный рык. Нейдж понимает, к чему идёт разговор.
- Люди говорят, что вы не даёте деньги за деньги.
Снова обжигающее, влажное дыхание касается кожи Тинсоу.
- Люди так много болтают обо мне? Может мне разорвать десяток-другой, чтобы меньше трепались? Пожалуй.
В пещере воцаряется тишина. Нейдж слышит только, как бешено стучит её сердце.
- Я знаю тебя, Нейдж Тинсоу. Ты и твой муж - известные повара. Лорды Олднона ссорятся из-за вас, каждый норовит перетащить на свою кухню. Дурная слава.
- Как скажете, сэр.
Чудовище смеётся. В этом раскатистом рёве Тинсоу распознает смех не сразу - первые несколько секунд ей кажется, что мантикор сейчас разорвёт её.
- Скажу так, Нейдж Тинсоу. Я не помогаю людям. Но иногда я даю им то, чего они хотят. И назначаю за это цену. От цены моей нельзя отказаться - если ты пришла сюда, ты уже приняла эту сделку. Так слушай: я оплачу твой долг и верну тебе дочь, если ты приготовишь мне завтрак. Этот завтрак должен заменить мой обычный, и я должен остаться доволен им. Иначе, я позавтракаю в обычной своей манере. Ты знаешь, чем?
- Нет, сэр.
- Мою утреннюю еду составляет младенец. В Старой пивоварне в них нет недостатка. Бродяги плодятся как блохи, и, как блохи, не думают о будущем собственных чад. Многие несут их мне. Я не отвергаю такие подношения. Через три дня принеси мне замену этому блюду. Если не принесешь или блюдо мне не понравится - его заменит твоя собственная дочь. Не спрашивай, как и когда, просто знай, что это случится. А теперь иди! Сейчас время ужина, и твой запах раздражает меня.
Охваченная ужасом, Тинсоу выбегает прочь. Она не помнит, пути наверх, не помнит, как покинула Старую Пивоварню, Крысиный Тупик, Мэдчестер-стрит… Придя в себя она понимает, что находится дома, в тёмной и пустой гостиной.
- Что я наделала, - шепчет она. - Зачем я пошла туда?
В комнату, пошатываясь, входит муж. На нём грязные кальсоны, сорочка с пятном на груди и помятый котелок. Его шатает. Он пьян.
- Уходите, мистер Тинсоу, - шепчет Нейдж, - уходите, я не могу видеть вас сейчас!
- Ты всё-таки пошла к нему? - с трудом ворочая языком, спрашивает Джастер. - Послушалась эту старую ведьму?
Нейдж вскидывает голову:
- А как я должна была поступить? - с вызовом спрашивает она. - Утопиться в бутылке, как это сделали вы?!
Мужчина молчит. Ему нечего ответить.
* * *
Восточный Край пробуждается поздно - с этой стороны Зетмы жизнь не подчинена фабричному гудку. Долгие партии в джентльменских клубах, званые ужины a la russe, тайные свидания - всё это продлевает вечера здешних обитателей глубоко за полночь. А значит, и утро отступает к десяти, а иногда и к двенадцати часам.
Сейчас время длинных теней и настороженной тишины. Солнце ещё не успело подняться, и улицы покоятся в холодной тени особняков, а проснувшаяся раньше хозяев прислуга трудится так, чтобы ненароком не потревожить их.
В этот трепетный час Нейдж Тинсоу встречается с Бабулей Таттерс, полубезумной старухой, которую не слишком любят богатые хозяева, но привечают их слуги. Бабуля - опытная травница, и те, кто не может позволить себе доктора, готовы терпеть её чудачества и несуразный вид. Чтобы не дразнить констеблей, она приходит во время осторожных теней, обтираясь у чёрных входов богатых имений.
- Ты была у него? - спрашивает Бабуля. Нейдж кивает.
- Теперь я не знаю, верно ли поступила, - говорит она с тихим отчаянием. - Джек выслушал меня и назначил цену. Он потребовал, чтобы я приготовила ему завтрак.
Бабуля хихикает - словно смычком водят по куску стекла:
- И это испугало лучшую повариху Олднана?! Ты должна Всевышнего благодарить, что такой подарок сделал тебе!
- Подарок? Он сказал, что если завтрак ему не понравится, он съест мою дочь!
Старуха перестаёт смеяться, вперив мутный взгляд в Нейдж.
- Что с того? - сварливо говорит она. - Таков его обычай. Джек не помогает людям, ему до людей есть одно только дело - кулинарное. Думаешь, тебе одной такое выпало? Всем он задает что-то ему сготовить. Обычно, правда, на кон ставится тушка самого повара.
Нейдж замирает, глядя на Бабулю Таттерс почти с ненавистью.
- Ты знала? Мерзкая старуха, ты знала и промолчала?
- Рипперджек всегда требует ставки. Видать, считает, что человек так больше стараться будет.
Тинсоу не слышит её. В голове колоколом бьётся мысль: "Если бы она сказала сразу! Почему она не сказала?!"
Силой заставляя себя успокоится, Нейдж буравит Бабулю горящим взглядом
- Что ещё? Что ещё ты мне не сказала?
Старуха кривляется, распахивая беззубую пасть и высовывая жёлтый язык.
- Что, что? Ты ведь не благородная, чего ж ты не понимаешь? Принеси Джеку обычный его завтрак, только приготовь как следует, точно королю на стол подаёшь. Вот и вся премудрость. Мантикор, он только человечье мясо ест, иного и на зуб не возьмёт.
- Ты совсем из ума выжила, старуха? Он на завтрак ест младенцев! Ты говоришь мне приготовить младенца?
- Приготовь. Или он твою дочку сырой съест. С костями. Даже похоронить нечего будет, разве что кучу мантикорьего дерьма, - она визгливо-скрипуче смеётся, довольная своей шуткой. Нейдж чувствует, как подступил к горлу горький комок.
- На Западном Краю любая рабочая семья продаст тебе новорожденного, даже не спросив, что ты задумала сотворить с ним. Им лишь бы голодных ртов поменьше. Иди туда и купи то, что тебе нужно.
Старуха горбится, снимает со спины сумку, забираясь в неё обеими руками, что-то выискивая.
- Младенец чист и безгрешен, душа его пойдёт прямо ко Всевышнему, - бубнит она. - Подумай: когда он вырастет, кем станет? Пьяницей, бандитом, прелюбодеем. Будет бить жену и детей, воровать на фабрике, а может даже и убивать. Такая жизнь противная и Владыке Земному, и Владыке Небесному.
Нейдж смотрит на Бабулю Таттерс с отвращением. Жуткая старуха всё ещё бормочет, перебирая в своей суме какие-то мешочки, бутылочки и пучки. Развернувшись, Тинсоу уходит прочь, не сказав ни слова. Ей противно говорить со старой ведьмой, но ещё противнее от другого. Нейдж Тинсоу понимает, что иного пути у неё не будет - или это будет чужой ребёнок, или её собственный.
У обочины стоит двуколка - извозчик дремлет, знаком вопроса согнувшись на своём месте, кнут почти выскользнул из ослабевшей руки.
- Мистер, - слегка постучав по лакированному борту, произносит Тинсоу. Лошадь вздрагивает, разбуженная чужим голосом.