Глава 8
- Когда встретишься с сержантом, - прошептала Туллия, - ни о чем не спорь. Соглашайся на любые штрафы, соглашайся со всеми условиями, и через несколько дней будешь на свободе.
Ялда была прикована к стене своей камеры, и последним звеном цепи была ее собственная плоть. Она протиснула свое тело сквозь петлю спаянных рук, переместив их вперед - стало немного легче. Камера была пустой и совершенно лишенной окон - в ней было одинаково темно и днем, и ночью. Дважды кто-то входил сюда незамеченным - один раз, чтобы ее избить, а второй - чтобы разбросать по полу гнилые зерна. Самыми громкими звуками, проникавшими в камеру, были лишь удары дерева о плоть и страдальческое рокотание, доносившееся из других камер.
Впрочем, они, сами того не ведая, оказали ей две услуги. Полом камеры оказалась самая настоящая почва - ее любимая постель; черви, которые могли бы вызвать отвращение у более привередливого постояльца, ей, наоборот, помогали чувствовать себя, как дома. К тому же их с Туллией посадили в соседние камеры, поэтому они могли перешептываться друг с другом через пористые каменные стены. Иначе она бы просто сошла с ума.
- Мне предъявят обвинения в укрывательстве беглянки и хранении холина, если найдут его у меня в комнате, - объяснила Туллия. Похоже, что для нее все это было не в новинку. - Меня оштрафуют на несколько дюжин кусов и заставят дать клятву, что я никогда не повторю своих преступлений. Твой штраф, скорее всего, будет больше, но не переживай - тебе предоставят шанс связаться с людьми, которые помогут тебе расплатиться. Я надеюсь освободиться раньше тебя, так что поговорю с Дарией и другими в Соло. Какой бы ни была сумма, мы ее соберем.
- Это он бросил в меня камень! - пожаловалась Ялда. - Не надо им ничего платить! Пусть они и этого придурка оштрафуют!
- А ты можешь выставить против него дюжину свидетелей? - спросила Туллия.
- Скорее всего, нет.
- Тогда не важно, что именно он сделал. Перестань убеждать себя в том, что это имеет значение, или еще больше усложнишь себе жизнь.
С таким советом Ялда смириться не могла. Она понимала, что ей следовало бы сдержаться - не стоило бросать этот булыжник в ответ, особенно зная, какой он тяжелый и острый. Но несмотря ни на что, ей до смерти хотелось, чтобы обидчика заперли в камере рядом с ней, избили рядом с ней, оштрафовали, унизили и заставили пересмотреть свое агрессивное поведение.
Она знала, что ее выходка стоила Антонии жизни. Может нескольких лет, а может, и нескольких черед, однако шансы Антонии выиграть тяжбу со своим ко свелись на нет в тот самый момент, когда Ялда привела полицейских в квартиру Туллии. Из всего, что она совершила, этот поступок самым ужасным, и если бы кто-то взялся обвинять ее от лица Антонии, она бы добровольно признала собственное безрассудство. Но ее вина не оправдывала остальных. Пусть Антонио, которому всего-навсего не терпелось побыстрее завести детей, пусть сын Советника, который просто дразнил соло, пусть полицейские, которые лишь выполняли свою работу, встанут в ряд и понесут свое наказание подле нее.
А иначе пусть катятся на все восемь сторон.
Туллии эта тема уже поднадоела, поэтому четко разъяснив свой совет, она направила разговор в другое русло.
- Давай хоть на пару склянок выйдем из этой зловонной тюрьмы, - упрашивала она Ялду. - Зачем вообще жить интеллектуальной жизнью, если не собираешься жить ей прямо сейчас?
- Так я что, буду лежать здесь и страдать галлюцинациями о гремучих звездах? Да уж, это мне сильно поможет.
- Кажется, не так давно у тебя была более насущная проблема, - напомнила ей Туллия.
- Ты предлагаешь разобраться с экспоненциальным взрывом, прямо здесь?
- А ты как собираешься потратить это время? Будешь замышлять расчлененку советнических сынков?
По правде говоря, возможность отвлечь свои мысли была как нельзя кстати, и Ялда жалела, что ей недостает Туллиной решимости и дисциплины. Однако задача сама по себе казалась такой же неприступной, как их тюрьма.
- Джорджо был прав, - сказала она. - Выведенное мной уравнение имеет экспоненциальные решения. А если попытаться их приглушить - попытаться избавиться от них, вводя в уравнение дополнительные слагаемые - я просто-напросто потеряю исходные решения.
- Для волны это довольно-таки странное уравнение, - согласилась Туллия. - У уравнения колеблющейся струны есть одна приятная особенность - ты можешь задать начальные условия, а затем просто следить за их развитием во времени; можно придать струне любую форму и любое движение, и волновое уравнение укажет тебе форму струны в любой последующий момент. Больше того, если, измеряя начальные параметры, ты сделаешь небольшую ошибку - ничего страшного; погрешность твоих предсказаний тоже будет невелика.
- А вот твое световое уравнение больше похоже на уравнение, которое описывает распределение температуры в твердом теле. Если у тебя есть, скажем… тонкая каменная пластина и ты хочешь узнать температуру в каждой ее точке, то чтобы получить надежное решение, тебе придется указать температуру вдоль всей границы этой пластины. Если в качестве начальных условий ты попытаешься задать температуру вдоль одного из краев и соответствующий внутренний градиент, то по мере продвижения вглубь пластины малейшая ошибка в исходных данных будет разрастаться по экспоненте. Твое уравнение ведет себя точно так же.
Ялда обдумала эту мысль в темноте. - Значит, если рассуждать по аналогии, то чтобы рассчитать поведение света в конкретной точке за определенный период времени… мне по сути нужно вначале узнать, как он себя ведет вдоль границы четырехмерной области? Не только то, что с ним происходит в начальной точке, а все, что с ним происходит на границе и в конечной точке?
- Именно, - согласилась Туллия. - Можно сказать, что выведенное тобой уравнение описывает поведение света, но с практической точки зрения оно совершенно не годится для каких-либо предсказаний. Все, что из него выводится, можно узнать в ретроспективе, но прежде чем ты сможешь "предсказать" промежуточные состояния, тебе сначала придется выяснить, что происходит в конце.
- У волн в струне есть только одна скорость, - сказала Ялда. - Мы знаем, что фиолетовый свет способен двигаться гораздо быстрее красного, и, вполне вероятно, существуют и более быстрые цвета, недоступные нашему восприятию. Так на каком основании мы ожидаем, что зная состояние света в одном конкретном месте, сможем предсказать, что произойдет дальше? Какая-нибудь другая, неучтенная нами, волна, которая находится сразу за границей известной нам области, может в любой момент заявиться без приглашения и испортить наш прогноз.
- Дельное замечание, - ответила Туллия. - Хорошо, давай предположим, что свет способен двигаться со сколь угодно большой скоростью…, но тогда в качестве компенсации я даю тебе возможность узнать состояние каждой волны, которая в данный момент существует на сколь угодно большом расстоянии от тебя. В таком случае ты получишь самое подробное предупреждение, на какое только можно рассчитывать; ты уже не сможешь свалить вину на какую-нибудь быструю волну, которая примчится из далекого космоса, не покрытого твоими данными. А если космос бесконечен, то ты получишь информацию обо всем бескрайнем настоящем - на один момент перед тобой будут раскрыты все секреты.
- Ну так давай, надели меня такой способностью! - потребовала Ялда. - Разве это не решит проблему?
- Да нет же! - судя по голосу, Туллия не на шутку рассердилась и вместе с тем была удивлена, что Ялда, как следует все не обдумав, так легко клюнула на ее приманку. - В твоем уравнении по-прежнему есть решения, которые могут привести к экспоненциальному взрыву из-за малейшей ошибки в измерениях. Ты все равно не сможешь предсказать то, что происходит у тебя на глазах в течение ближайших пауз. Разве это соотносится с твоим интуитивным пониманием физики света?
- Нет, - призналась Ялда. Она скорректировала свою позу, затем тихо выругалась и приготовилась к звуку разрывающейся плоти. Она старалась удерживать руки на расстоянии нескольких мизеров в пределах их общего кожного рукава в надежде, что последующее освобождение пройдет менее травматично. Но ее тело считало, что ему виднее. Стоило задремать или отвлечься, и ей приходилось разрывать свежий пучок мышечных волокон, образовавшихся между краями ее конечностей.
Когда дело было сделано, она восстановила в памяти рассуждения Туллии и обдумала их по шагам.
- А если космос ограничен? - сказала она. - В пространстве или во времени.
- Тогда тебе все равно нужно знать то, что происходит на его границе, - ответила Туллия. - Это та же каменная пластина - ты должна знать все, что происходит вдоль ее краев.
Ялда задумалась о возможных последствиях. Утверждая, что граница космоса подчиняется какому-то особому правилу - например, что вдоль нее волна должна просто-напросто обращаться в нуль - она, скорее всего, смогла бы предотвратить взрывной рост этой волны во внутренней области. Но такое решение было неуклюжим - оно вводило совершенно произвольное, взятое с потолка, ограничение, которое само по себе не давало какого-то более глубокого понимания проблемы.
- А если краев нет? - предположила Ялда. - Что, если космос устроен наподобие поверхности нашего мира - лишен краев, но при этом ограничен.
Туллия так долго хранила молчание, что Ялда стала беспокоиться. Она выпятила новую, свободную руку и постучала по стене. - Ты в порядке?
- Да! Я думаю! - судя по голосу, Туллия была почти счастлива, как будто Ялда, наконец-то, высказала новую идею, достойную того, чтобы по-настоящему захватить внимание.