Красная пища успела опуститься на удивление глубоко - вероятно, на четыре или пять пядей от горла животного - но по-настоящему показательными были следы предыдущих приемов пищи. Шесть полос разного цвета изображали правдивую историю пищеварения и выведения отходов: вчерашняя оранжевая пища из пищевода протиснулась в дюжину более узких каналов, которые ответвлялись от центрального прохода, в то время как желтая продвинулась еще дальше и теперь находилась внутри целого множества гораздо более мелких трубочек. Зеленый краситель занимал изогнутую поверхность, свернутую внутри тела древесника на манер брезента, втиснутого в минимально возможный объем, благодаря многочисленным складкам различного размера; Ялда подумала, что за его перемещение тоже отвечала система канальцев, которые просто были слишком мелкими, чтобы она могла их рассмотреть с такого расстояния. Зеленая прослойка, - объяснила Дария, - состояла из пищи, которая, наконец-то, оказалась в пределах досягаемости подавляющего большинства мышц.
Точно так же можно было увидеть и пищу, которую древесник принимал еще раньше, только здесь процесс шел в обратную сторону: тонкие сосуды собирали непереваренную пищу вместе с отходами жизнедеятельности и переносили их к более широким каналам. В дальнем конце этого жуткого разреза можно было увидеть фиолетовую массу фекалий, готовых для испражнения.
- Шесть дней, или половина череды, от рта до ануса, - восхищенно сказала Дария. - Так много времени на такой короткий путь. Все дело в том, что организму приходится тщательно измельчать большую часть пищи - раз за разом перемалывать ее при помощи мышц в каждом сочленении - а в процессе из пищи еще нужно извлечь питательные вещества вплоть до последнего чахлика.
- Но, возможно, вы зададитесь вопросом: если питательные вещества, необходимые для поддержания жизни, так медленно перемещаются по нашему телу, то каким же образом наше волевое усилие, заставляющее мышцы двигаться, мгновенно передается от мозга к конечностям? Движение пищи, конечно, замедляется намеренно, однако ни одно из известных нам химических соединений не способно за необходимое время проникнуть сквозь твердое тело или смолу посредством диффузии; подобным образом и мышечная сила не может обеспечить нужной скорости движения вещества по сосудам.
Сцена потемнела, и помощник выкатил еще одну стойку с небольшой соляритовой лампой. Лампа неистово пылала, но накрывавший ее колпак пропускал наружу лишь узкий пучок света. Направив свет на оголенную плоть древесника, Дария какое-то время подбирала точное расположение лампы; вероятно, она хотела подчеркнуть какую-то конкретную особенность его тела, но объяснять свой выбор не стала.
Затем она взяла нож и перерезала веревку, которая удерживала одну из рук древесника в приподнятом положении рядом с веткой. По залу пробежал тревожный шепот, но освободившаяся рука не двигалась, а просто свешивалась с плеча, как длинный мешок с мясом.
Дария обратилась к залу:
- Некоторые философы и анатомы высказывали предположение, что для передачи волевого усилия к мышцам наше тело, по всей вероятности, использует газ наподобие воздуха, который распределяется или движется под давлением по всему организму. Мои исследования, однако же, показывают, что на самом деле все проще и вместе с тем удивительнее: наши мышцы получают сигналы… вот так. - Она взяла с тарелки щепотку мелко измельченного порошка и стряхнула ее в огонь. Поглотив вещество, пламя ярко вспыхнуло и окрасилось в желтый цвет - вслед за этим рука древесника качнулась из своего расслабленного состояния, затем дернулась и снова упала.
Публика стала скандировать и топать ногами в знак одобрения. Наклонившись к Ялде, Туллия прошептала: "Если бы только она заставила его сделать сальто; зрители бы здесь настоящий переворот устроили".
Дария любезно поблагодарила зрителей за их радостные отзывы, а затем жестом попросила тишины; демонстрация еще была не окончена.
- Свет подходящего оттенка способен привести мышцы в движение. Но ограничивается ли этим его роль в нашем теле? Полагаю, что нет.
Свет еще больше померк, и сцена, наконец, погрузилась в полную темноту. Декоративные деревья снова раскрыли свои поблекшие цветы, но лепестки были едва заметны. Из темноты послышалось завывание вращающегося лезвия Дарьиной пилы; когда пила остановилась, Ялда услышала, как Дария сделала несколько шагов по сцене.
Она отошла в сторону, явив взглядам зрителей лоскут мерцающего желтого света. Свет пульсировал и волнообразно перемещался в пространстве; его вид воскресил в сознании Ялды неприятные воспоминания о рое зудней, поедавших ее умирающего дедушку. Правда, эти светящиеся частички не рассеивались в воздухе; зверь вовсе не был пищей для какой-нибудь стайки горе-насекомых. Дария вскрыла древеснику череп, и в данный момент его последние мысли претворялись в жизнь прямо у них на глазах - грустный танец угасающего света, подобный ветру, который в своем порыве заставляет шелестеть умирающий сад.
Когда свечение мозга окончательно померкло, в зале загорелся свет, а Дария широко раскинула руки в знак того, что представление окончено. Зрители выразили свое одобрение. Ялда не могла не восхититься актерским мастерством этой женщины, хотя от представления в целом у нее остался неприятный осадок.
Даже у Туллии не сразу получилось выбить пропуск за кулисы - в сопровождении Ялды. Когда они нашли Дарию, та отдыхала в роскошной постели из белого песка.
- Понравилось вам представление? - спросила она.
Первой ответила Туллия:
- Ялда считает, что тебе надо было сначала убить древесника, а уже потом его резать.
- Тогда к моменту вскрытия черепа свет мозга уже бы никто не увидел, - ответила Дария. - На самом деле он был под глубоким наркозом. Глотание - это обычный рефлекс; сомневаюсь, что он вообще был в сознании.
Ялду ее слова не убедили, но она решила не возвращаться к этой теме; реальных доказательств у нее все равно не было.
- Я обещала принести тебе холин, - вспомнила Дария. Она встала с постели и, пошарив в секретере, занимавшем угол комнаты, достала небольшой хрусталитовый флакон. - Принимай ежедневно по два чахлика за завтраком. - Она передала флакон Ялде; слоистое зеленое вещество было разделено на маленькие комочки кубической формы.
- Примерно через год дозу нужно будет увеличить.
- Сколько я тебе должна? - спросила Ялда.
- Не бери в голову, - ответила Дария, ныряя обратно в свою песчаную постель. - Заплатишь мне, когда разбогатеешь. - Она повернулась к Туллии:
- Ты собираешься в Соло?
- Не сегодня.
- Ну ладно, думаю, мы с вами еще увидимся.
Ялда поблагодарила Дарию и уже собралась уходить. Дария ее предупредила:
- Держи холин в надежном месте и не пропускай ни одной дозы. Я понимаю, что ты еще молода, но тем ценнее отпущенное тебе время.
- Я буду следовать твоему совету, - заверила ее Ялда. И прежде, чем они вышли из комнаты, положила флакон себе в карман.
На улице она спросила Туллию: "Ты говорила, что у тебя есть эссе по Меконио. Сможешь его достать? Думаю, мне стоит потратить какое-то время, чтобы переписать его в своем стиле".
- Хорошая мысль, - согласилась Туллия. - Кажется, один вариант есть у меня дома.
Пока они шли по Большому мосту, протянувшемся над глубокой раной Зевгмы, мысли Ялды снова и снова возвращались к той самой ночи, которая стала последней в жизни ее дедушки. Любому живому существу приходилось создавать свет, но этот процесс, как и любая химия, таил в себе опасность. Он мог выйти из-под контроля, и этот шанс нельзя было сбрасывать со счетов.
Когда Туллия вскользь обратила внимание на ее рассеянность, Ялда рассказала ей, как ходила в лес и чем в итоге закончилось ее путешествие.
- Это тяжело, - сказала Туллия. - Люди не должны сталкиваться со смертью в таком возрасте.
- А ты видела смерть человека?
- Двоих друзей, за последние несколько лет. Но я никогда не видела, как люди отдаются свету. - Туллия запнулась. - Мой ко умер, когда мне было всего несколько черед, но я этого совсем не помню.
- Ужасно.
Туллия развела руками; она не искала сочувствия. "Я его толком и не знала. Большую часть жизни меня с тем же успехом можно было считать соло".
- Твоя семья до сих пор заставляет тебя искать супруга?
- Мой отец умер, - ответила Туллия. - Мой родной брат и кузены не упустили бы возможности меня поизводить, но они даже не знают, где я сейчас живу.
- О. - Ялда с трудом могла представить, как Аврелио или Клавдио, не говоря уже о крошке Люцио, решились бы поучать ее жизни. Но люди менялись; как только они становились взрослыми и обзаводились собственными детьми, а соседи начинали спрашивать, что же случилось с Ялдой, возможность дать приемлемый ответ, по-видимому, начинала восприниматься как моральное обязательство.
Они добрались до башни, в которой жила Туллия. Ее квартира находилась на одиннадцатом этаже - как она объяснила, это было самое дешевое место в здании. Большинство людей не хотели взбираться по лестницам так высоко, хотя самый верхний этаж был исключением - отсюда открывался вид на звездное небо, а потому и цена была выше. Ялда это было понятно: ей самой очень хотелось снова заснуть под звездами.
В квартире Туллии не было ламп, только длинная полка с рассортированными по цвету растениями в горшках. На фоне тлеющих цветочных огоньков и звездного света, который проникал в комнату через окно, она видела достаточно хорошо, чтобы обыскать несколько стопок бумаги.
Спустя какое-то время она сказала: "Здесь его нет. Скорее всего, я его кому-то отдала, а потом по небрежности забыла сделать копию".
- А откуда ты бы стала его копировать? - спросила Ялда.