Изображение сменилось: итоги футбольных матчей. И здесь в большинстве мировых линий результаты сходились, за исключением двух или трех, высвеченных особо и снабженных текстом комментария, где были различия, и одна команда даже выпала из своей лиги. Потом Майк самостоятельно дошел до трамвайной остановки и сел на первый же номер, направлявшийся к центру города. Он почувствовал, что привлекает к себе меньше внимания, чем вчера. Глядя на свое отражение в оконном стекле, он отметил, что движется еще несколько скованно, но уже не напоминает робота или клоуна. Его можно было принять за человека, страдающего легким артритом или перетренировавшегося в спортзале и расплачивающегося теперь болью в мышцах.
Пока трамвай пробирался сквозь уличное движение, он мысленно вернулся ко вчерашнему вечеру. Встреча с Андреа и весь день с ней прошли чуть ли не лучше, чем он надеялся. Сперва было трудновато, но, пока они добрались до "Старбак", она заметно расслабилась, и ему тоже стало проще. Они говорили о пустяках, обходя главное, то, о чем ни он, ни она вспоминать не хотели. Андреа взяла выходной на полдня: в контору ей надо было возвращаться только вечером, проверить, не возникло ли за время отлучки каких-нибудь проблем.
Они обсудили, как провести остаток дня.
- Можно прокатиться на Брекон Биконз, - предложил Майк. - Приятно будет погулять по горам, подышать морским ветром. Когда-то мы любили такие вылазки.
- Давненько это было, - возразила Андреа. - Боюсь, нынче мои ноги такого не выдержат.
- Когда-то ты так и порхала по этим холмам.
- Увы, ключевое слово тут "когда-то". Теперь я начинаю пыхтеть, даже поднявшись по улице Сент-Мэри с сумкой покупок.
Майк взглянул на нее с сомнением, но ему пришлось признать, что в ее словах был резон. Ни один из них уже не походил на тех спортивных азартных ребят, какими они были, когда пятнадцать лет назад встретились в университетском клубе горного туризма. Тогда они проводили все выходные, обследуя холмы от Брекон Биконз до Блэк-Маунтинз, или выезжали в Сноудонию или в Озерный край. Им случалось пережить минуты, при воспоминании о которых волосы вставали дыбом, когда внезапно портилась погода или когда обнаруживалось, что их занесло совершенно не на тот хребет. Но больше всего Майку запомнились не холод и сырость, а чувство облегчения, когда к концу дня они спускались в теплый уютный паб, вымотанные, умирающие от жажды и в восторге от своих побед. Хорошие воспоминания, все до одного. Зачем они это бросили, зачем позволили работе отнять у них выходные?
- Слушай, можно и съездить на пару дней в горы, - сказала Андреа, - но на сегодня это небольшой перебор, тебе не кажется?
- Пожалуй, ты права, - согласился Майк.
Немного поспорив, они сошлись на том, чтобы посетить замок, а потом прокатиться на кораблике по заливу, вблизи рассмотреть гордые и неприступные береговые укрепления. Им давно хотелось это сделать, да они все откладывали на следующий уик-энд. Замок кишел туристами, даже в будний день. Но многие из них были на нервосвязи, и Майк среди них почувствовал себя неприметным. Никто не оглядывался на заемное тело в очках, одно из многих, хотя он выглядел куда более упитанным и ухоженным, чем средний мул. Потом они сходили осмотреть римские развалины, где нашли Рэйчел Ливерсэдж, бодро объяснявшую что-то группе младших школьников из долины.
Прогулка на кораблике пришлась Майку больше по душе, чем экскурсия в крепость. Здесь тоже хватало туристов на нервосвязи, так что он оставался незаметным, к тому же в море он успел передохнуть от липкой жары городского центра. Он даже ощутил ветерок на тыльной стороне ладоней: доказательство того, как хорошо устоялась нервосвязь.
Андреа первая затронула в разговоре причину появления здесь Майка. Она попросту вернулась от бара с двумя бумажными стаканчиками, чуть не расплескав мутный кофе, когда кораблик неожиданно качнуло. Она опустилась на жесткую палубную скамью.
- Забыла спросить, как ты провел утро в лаборатории, - легко заговорила она. - Все в норме?
- Даже лучше, - кивнул Майк. - Джо сказал, у нас сегодня два мега. На большее он и не надеялся.
- Тебе придется мне объяснить. Я знаю, что это как-то связано с количеством данных, которые удается переслать по связи, но не представляю, в чем разница с обычным туристским снаряжением.
Майк припомнил объяснения Джо:
- Это качеством похуже. Туристы берут такую полосу частот, какую могут себе позволить. А коррелятор Джо не превышает пяти мегабайт в секунду. И это в начале двенадцатидневного окна. Дней через пять-шесть станет хуже.
- А двух достаточно?
- Джо вынужден обходиться этим, - Майк постучал пальцем по своим очкам. - Этого, если ему верить, должно хватать для цветного изображения с нормальным разрешением. Но ему приходится применять ужасно хитрую программу. Она там, в лаборатории, постоянно что-то додумывает, чтобы заполнить пробелы.
- И как это выглядит?
- Как будто смотришь на мир через темные очки, - Майк стянул их с носа и сунул Андреа. - Только видят на самом деле очки, а не мои или его глаза. По большей части изображение настолько хорошее, что я не замечаю ничего особенного. Если быстро поворачиваю голову или если что-то быстро проскакивает мимо, очки не успевают приспособиться к изменяющемуся виду.
Он снова нацепил очки, как раз когда в нескольких метрах от борта пронеслась чайка. На мгновение она представилась ему в квадратиках пикселей, словно рисунок безумного кубиста, потом изображение выровнялось и стало гладким.
- А как с остальным? Зрение, осязание…
- Они занимают не так много места, как зрение. По словам Джо, для контроля за положением тела нужно всего несколько базовых параметров: угол, под которым сгибаются суставы ног, и тому подобное. Слух - довольно простое ощущение. А осязание, как ни странно, еще проще.
- Правда?
- Так говорит Джо. Возьми меня за руку.
Андреа, чуть замявшись, взяла его ладонь.
- Теперь сожми, - попросил Майк. Она сжала пальцы.
- Ты чувствуешь?
- Отлично чувствую. Это куда проще, чем передавать звук. Если бы ты мне что-то сказала, акустический сигнал пришлось бы анализировать, переводить в числовую форму, сжимать и протискивать через связь: сотни байт в секунду. А для прикосновения нужен только один параметр. Система будет передавать осязательные ощущения, даже когда все остальное откажет.
- Значит, это будет последним…
- Это самое фундаментальное из наших ощущений. Как и должно быть.
Через несколько секунд Андреа спросила:
- Сколько?
- Четыре дня, - ответил Майк. - Может, пять, если повезет. Джо говорит, завтра нам удастся лучше справиться с затуханием сигнала.
- Мне неспокойно, Майк. Не знаю, выдержу ли я. Потерять тебя…
- Ты получишь меня обратно.
- Понимаю. Но… это будешь не ты. Другой ты.
- Они оба я.
- Сейчас мне так не кажется. А кажется, будто я завела роман, пока мужа нет дома.
- Это ты зря. Я твой муж. Мы оба твой муж.
После этого они молчали, пока кораблик не причалил к берегу. Не то чтобы сказано было что-то особенное, просто они никак не могли подобрать нужные слова. Андреа не выпускала его руки. Майку хотелось, чтобы это утро длилось вечно: кораблик, ветерок, чистейшее небо над заливом. Он тут же упрекнул себя за то, что думает об уходящем времени, вместо того чтобы в полной мере использовать то, что есть. Это с детства было его проблемой. Школьные каникулы вечно оказывались омрачены меланхолическими размышлениями о том, как мало осталось дней.
Но сейчас не каникулы.
Вскоре он обратил внимание на то, что люди собираются на носу кораблика, напирая на бортовые ограждения. Они указывали куда-то в небо. Кое-кто вытащил телефоны.
- Там что-то происходит, - заметил Майк.
- Вижу, - ответила Андреа и, коснувшись ладонью его щеки, заставила запрокинуть голову. - Там самолет.
Майк дождался, пока очки уловят крошечную движущуюся искорку на конце бледной следовой полосы. Он не без обиды подумал, что кому-то еще позволено летать, когда все человечество лишено этого права. Майк понятия не имел, каким политическим или военным целям служит этот полет, но узнать, если захочется, будет несложно. К вечеру новость облетит все газеты. И не только в этой версии Кардиффа, но и в его собственной. Вот что труднее всего принять в смерти Андреа. Большой мир катит себе дальше, маленькая трагедия отдельного человека ни на дюйм не отклонила его от курса. Там Андреа погибла, здесь осталась невредима, а изменений в полете этого самолета не уловят никакие приборы (во всех реальностях).
- Мне нравится смотреть на самолеты, - сказала Андреа. - Сразу вспоминается, каким был мир до моратория. А тебе?
- Вообще-то, - признался Майк, - мне от их вида становится грустновато.