Профессор остановился в двух шагах от постели и долго изучал его взглядом.
- Мне доложили, - начал он наконец, - что вы каким-то образом узнали о визите к нам одного иностранного ученого…
- Профессор Льюис Думбартон, Институт точных исследований, Принстон.
- Вы не хотели бы нам все-таки рассказать, каким образом вы узнали?
Оробете с беспечным видом оглядел присутствующих.
- Просто слышал то, что говорилось у вас в кабинете.
Профессор метнул взгляд на двух докторов.
- Как я уже сообщил доктору Влэдуцу, - продолжал Оробете, - профессор Думбартон приехал с одним из посольских переводчиков; в кабинете, кроме вас, находился еще только товарищ Альбини, инспектор. Опускаю подробности, хотя некоторые из них очень живописны: например, перевод физико-математической терминологии. К счастью, вы скоро обнаружили, что проще объясняться по-французски. Профессор Льюис Думбартон настаивал, чтобы ему разрешили поговорить со мной. Вы объясняли ему, очень терпеливо и убедительно, что при той критической ситуации, в которой я нахожусь, его визит может иметь фатальные последствия. Профессор на убеждение не поддался. В какой-то момент - я думаю, после он о том сожалел, - в какой-то момент он стал угрожать вам, что устроит скандал. Конечно, этого слова он не произносил, но смысл был ясен: он поднимет на ноги всю мировую науку - академии, научные общества и прочее, - заявит, что меня силой, против моей воли поместили в психиатрическую лечебницу… И тогда вы, с большим тактом, ответили ему, что можете предоставить в распоряжение международной комиссии психиатров полный комплект материалов по истории моей болезни, в том числе все магнитофонные пленки с приложением их перевода на французский и отчет о курсе лечения: какого рода инъекции мне были прописаны и так далее. Более того, на прощанье вы заверили его, что готовы допустить ко мне любого компетентного и авторитетного американского психиатра. "Вот только, - добавили вы, - исключен допуск физиков и математиков". - "Да ведь нас-то именно эта сторона интересует, - профессор Думбартон даже перешел на английский, - что он имел в виду! И мы должны узнать это как можно скорее!"
- Так же, как и мы, - включился Альбини, входя и с протянутой для приветствия рукой приближаясь к постели. - Как удачно, что я попал в разгар беседы. Рад, что товарищ Оробете еще раз предоставил нам доказательства необыкновенной остроты своих чувств - или своих экстрасенсорных возможностей. В которые я тем не менее не верю, - присовокупил он с улыбкой и обратился к профессору: - Вы не считаете, что лучше продолжить дискуссию в узком кругу?
Оба доктора и сестра без лишних слов устремились к двери.
- Вы останетесь в коридоре, - бросил профессор сестре.
- А ты, - сказал Альбини молодому человеку в штатском, - подождешь меня внизу. Воспользуемся тем, что товарищ Оробете в хорошей форме, - продолжал он, садясь на стул у кровати и приглашая профессора занять стул рядом. - Воспользуемся этим, чтобы прояснить хотя бы одну из проблем.
- Пациент утверждает, что якобы слышал все, что обсуждалось утром в моем кабинете.
- Знаю, - кивнул Альбини. - Я был уже за дверью, когда речь зашла об этом. Отложим на потом сию загадку. Пока что я решил задачу с часовней на еврейском кладбище.
- Ну, вот видите - обрадовался Оробете. - Я же с самого начала сказал вам, что понятия не имею…
- Итак, - перебил его Альбини, - ты вошел туда вместе со стариком, который тебя сопровождал. Доказательство тому - найденная там книга Пушкина. Но вы пробыли там недолго. В любом случае - не более получаса.
- Как же вы это установили? - чрезвычайно довольный, спросил Оробете.
Альбини пронзительно, чуть ли не с укоризной взглянул на него, но сумел улыбнуться и продолжал доверительным тоном:
- Наш агент, который стоял, плотно прижавшись к двери, признался, что был момент, когда безотлагательная физиологическая нужда заставила его несколько отдалиться от часовни в направлении кустов. Вероятно, в эти несколько минут вы и покинули часовню. Впрочем, - добавил он, видя, что Оробете смотрит на него как очарованный и в то же время весело, будто его разбирает смех, - впрочем, трое свидетелей, которые живут поблизости, припомнили, что видели вас обоих, когда вы выходили с кладбища и направлялись к Монументу Волонтерам. Вероятно, вы вошли в один из близлежащих домов - в который, мы узнаем - и оставались там оба, а может быть, ты один, три дня и три ночи… В конечном итоге ничего сверхъестественного. "Тайна" улетучилась.
- Гордиево познание, - заметил Оробете.
- Совершенно верно, - согласился Альбини. - Лучшее средство от чудес - это пренебречь ими и поискать самое простое объяснение, самое terre-a-terre, как говорят французы.
- В нашем случае физиологическая нужда. И тогда все остальные проблемы решаются сами собой.
Альбини взглядом спросил у профессора, можно ли приступить к главному.
- Ну, положим, не все. - Его голос приобрел суровые нотки. - Кое-какие загадки остались. К примеру, я хотел спросить тебя, что ты знаешь - или что ты думаешь - об этом вот документе.
Он достал из портфеля брошюру и протянул юноше. Бросив взгляд на заголовок, тот покраснел.
- Constantin Orobete. "Quelques observations sur le theoreme de Godel". Когда она вышла? - спросил он сдавленно. - И кто ее напечатал?
- Это-то я и хотел у тебя узнать, - сказал Альбини. - И если ты прочтешь выходные данные внизу страницы…
- Bulletin de l'Academie des Science de la Republique Socialiste de Roumanie, - прочел Оробете, все так же волнуясь, - N.S., tome XXIII, fasc. 2, mai-juin 1973. Тысяча девятьсот семьдесят третий? - испуганно повторил он, переводя взгляд на Альбини.
- Очень рад, что ты тоже заметил эту, скажем так, оплошность. Как тебе прекрасно известно, сейчас семидесятый год, и, если помнишь - ты ведь регулярно его получаешь, - последний номер бюллетеня вышел несколько месяцев назад: том двадцатый, выпуск пятый.
Оробете улыбнулся блаженной улыбкой и рассеянно потер лоб.
- Это чья-то шутка, - сказал он. - Кто-то шутки ради напечатал мою работу, не поставив меня в известность.
Он осекся, прочтя первые строчки, и судорожно перелистнул несколько страниц.
- Но это вовсе не моя докторская, - прошептал он. - Только название совпадает.
- То же мне сказал и товарищ Доробанцу, - подхватил Альбини.
- И это не та теорема, которая занимает меня последнее время. Если позволите, я прочитаю, разберусь, в чем тут дело.
Альбини снова вопросительно взглянул на профессора.
- Пожалуйста, - разрешил тот. - Вы даже сделаете нам одолжение.
Оробете стал жадно читать, и его лицо временами освещалось странным сиянием. После первых двух страниц у него задрожали руки.
- Значит, я решил конечное уравнение, - прошептал он глухо. - Но когда?.. Когда мы с вами познакомились в кабинете господина декана, я знал, что решу его, но понятия не имел как. И вот здесь, - он поднял брошюру и ткнул пальцем в страницу, покрытую математическими знаками, - самое простое и самое красивое, самое элегантное решение, которое может породить человеческий разум. Где вы это взяли? - живо спросил он Альбини.
- Тут нет никакого секрета. Брошюру получили все наши математики, но только сегодня утром, а значит, много позже, чем крупные математики всего мира.
- Возможно, ее привез в страну наш сегодняшний гость, - предположил профессор.
- Вполне возможно. Тем более что все доставлены по почте в конвертах румынского производства и с румынскими марками. На штампе стоит: "Бухарест, семнадцатое июня тысяча девятьсот семидесятого года".
- Значит, еще три дня, - произнес Оробете с меланхолической улыбкой.
Альбини взглянул с удивлением.
- То есть? Что ты хочешь этим сказать?
- Если их отправили вчера, значит, сегодня - восемнадцатое июня. Три дня до летнего солнцестояния, до Купальской ночи, - проговорил Оробете, не глядя на него. - И ровно двенадцать лет с того момента, как я дочитал последнюю страницу "Вечного жида" в полутемном амбаре… Это было до несчастного случая. Я тогда читал быстрее. Двумя-то глазами…
Альбини снова переглянулся с профессором, сказал:
- Итак, все экземпляры отправлены из Бухареста. Завтра мы узнаем, распространены ли они по стране, в Клуже, Яссах и других университетских центрах. И проверим, откуда отправлены.
Оробете перевернул страницу и полностью ушел в формулы.
- Сенсация за сенсацией, - шептал он, - и понимать все труднее. Аксиомы - мои, и анализ разворачивается так, как я и чувствовал сначала, как только открыл двойственность теории Гёделя. Но при этом столько нового…
- Только не для тебя нового, - вклинился Альбини. - Если хочешь знать, только теперь, имея на руках эту брошюру, математики, с которыми я консультировался, смогли разобрать часть твоих физико-математических выкладок, зарегистрированных магнитофоном, пока ты спал.
- После правдивых прививок, - с улыбкой уточнил Оробете.
- Именно. И это означает, что ты уже знал содержание "Quelques observations…"
- Это не первое научное открытие, сделанное во сне, - заметил Оробете.
- Но что еще интереснее, - продолжал Альбини, - и это уже настоящий курьез: у твоей "записки" нет конца. Взгляни еще раз на выходные данные: Bulletin и так далее, страницы триста двадцать пять - триста сорок один. А теперь загляни в конец. Последняя страница - триста тридцать семь. Четыре страницы, выходит, отсутствуют.
Оробете проверил и побледнел.