Наконец они выбрались на узкое шоссе, ведущее с востока на запад. Дорога бежала по плоской, лесистой территории Флориды. Ник повернул на восток, и друзья пошли по шоссе - по асфальту всё же идти легче, чем по вязкому, топкому грунту.
- Ты хоть когда-нить скажешь, куда мы топаем? - не выдержал Джонни-О.
Ник отвечал, не взглянув на спутника:
- Идём на восток, пока не упрёмся в побережье.
- Зачем?! Слушай, если ты хочешь, чтобы я был твоим телохранителем, то я хотя бы должен знать, какого мы прём невесть куда!
- Я никогда не говорил, что ты мой телохранитель. Если не хочешь идти со мной - не надо.
- Вот зануда! Нет чтоб просто ответить на вопрос!
Ник остановился и повернулся к спутнику, раздумывая, как много можно ему открыть. Если вообще стóит что-то открывать.
- Когда ты умер? - неожиданно спросил он.
- Чиво-о? Эт’ те зачем?
- Надо.
Джонни-О потупился, потоптался...
- Ну... это... Я точно не помню...
- Говори, про что помнишь.
Джонни-О потребовалось какое-то время, чтобы прошерстить остатки памяти.
- Когда я умер... когда я умер... Во! Тогда моим любимым радиоспектаклем был "Свистун".
Радио, подумал Ник. Значит, где-то тридцатые, может, сороковые годы...
- Место, куда мы идём - уже часть моей истории, а для тебя оно - будущее. Поэтому что бы я ни сказал, у тебя только возникнет ещё больше вопросов, а у меня нет ни времени, ни охоты на них отвечать. - Ник повернулся и продолжил путь.
- Ух, как же ты мне надоел, - сказал Джонни-О. - Правда, ты мне никогда особенно не нравился!
И с этими словами поплёлся вслед за Ником на восток.
* * *
У великих трагедий - великие последствия. Эти грандиозные потрясения рвут ткань как нашего мира, так и того, что лежит по ту сторону. Когда от страшной потери содрогается всё сущее, Междумир принимает удар на себя, словно буфер между двумя мирами.
В один солнечный вторник - похоже, слишком много трагических событий приходится именно на вторник - шесть астронавтов и одна школьная учительница предприняли попытку взлететь в небо. Вместо этого они ушли к звёздам.
Спроси любого, кто жил в то время, и окажется, что они до сих пор помнят мгновение, когда услышали или увидели, как космический челнок "Челленджер" взорвался на семьдесят третьей секунде после старта с мыса Канаверал. Картина ужасного взрыва запечатлелось в сознании человечества навечно, как в своё время - грибовидное облако над Хиросимой.
Земля скорбела о не только по погибшим душам, но по самой идее, ибо хотя полёты в космос всегда были и останутся опасным предприятием, в нас живёт невысказанная вера в то, что человеческая изобретательность и Божья милость обеспечат нам спокойное и безопасное вознесение в небеса. Однако во Вселенной существует извечное равновесие, и на каждый "Аполлон-13" найдётся свой "Челленджер". На каждое чудо - трагедия.
Но отвлекись теперь от яростного огненного фонтана в небе - историю не переделаешь. Взгляни лучше на мыс Канаверал, и ты увидишь космический корабль, вечно устремлённый в небо - он остался в Междумире в чудесный момент предвкушения полёта. Отсчёт до старта остановился и застыл навсегда на точке перед самым отрывом, потому что это та самая точка, когда ещё можно отменить запуск. Миг между надеждой и приговором.
Семь отважных душ в то утро ушли в непреходящий свет - и вечность открыла им свои врата. А Междумир отворил свои для величественного корабля, отправившего те души туда, куда уходят все.
* * *
- Чё это? Какой-то зáмок? - недоумевал Джонни-О, глядя на противоположную сторону лагуны - туда, где возвышалось исполинское чудо.
Ник простил другу его невежество. До этого момента он даже не пытался объяснить, куда они, собственно, направляются. Как такое объяснишь? Лучше пусть увидит своими глазами.
- Это космический корабль.
- Ты чё, думаешь, я совсем идиот?
В эту тему Ник углубляться не стал. Вместо этого он повёл Джонни-О по узкой дамбе на сам мыс. Дорога заняла гораздо больше времени, чем они прикидывали, и по мере приближения к огромному сооружению, Джонни-О больше не мог отрицать очевидного.
- Это и впрямь космический корабль! - Он оглянулся на Ника - с надеждой и сомнением. - Мы сможем его запустить?
- Думаю, лучше не надо, - отозвался Ник. - К тому же, мы не для того сюда пришли. - И прежде чем Джонни-О мог обрушить на него шквал других вопросов, сказал: - Что ты знаешь о Заке-Потрошителе?
Джонни-О моментально остановился и тут же начал погружаться в землю, но ему, казалось, было наплевать на этот факт.
- Ты чё, спятил?! Куда там этой идиотке Мэри и кретину МакГиллу до тебя! По части дурости ты переплюнул их обоих!
- Вероятно, ты прав.
- Если Зак-Потрошитель здесь, то это - единственное место во всём Междумире, куда я - ни ногой!
- Так возвращайся, - просто сказал Ник и пошёл дальше. Джонни-О вытащил ноги из земли и потопал за ним, беспрерывно ворча и чертыхаясь.
Зак-Потрошитель был легендой, а в легендах, особенно в междумирных, трудно понять, где правда, а где фантазии. Если в россказнях о Потрошителе вообще была хоть крупица правды. Однако Ник хорошо отдавал себе отчёт в том, насколько опасно связываться с эктодёрами. Исайя был не первым, кто рассказал ему о способности Зака-Потрошителя наносить невосполнимый вред послесветам. Если Зак-Потрошитель оторвёт тебе голову, то ты так и останешься безголовым и будешь вынужден таскать её с собой - в котомке за спиной, или под мышкой, или просто в руке, ухватив за волосы. Будет ли тебе больно - об этом никто ничего не знал. Хотя послесветы вроде бы и не должны испытывать физической боли, но в случае с эктодёрами никогда не угадаешь.
По всем этим причинам Ник, приближаясь к кораблю, испытывал в душе жуткий страх, но ничем не выказал его перед Джонни-О. Тот и так уже себя не помнил от ужаса. Где-то в отдалении, в живом мире, разбрехалась бродячая собака, но оба путника не обратили на неё внимания.
- Не, ты только глянь! - ошеломлённо протянул Джонни-О, глядя на массивное сооружение. - Он же прямо в воздухе висит!
Так оно и было: ракета-носитель с прикреплённой к нему орбитальной ступенью реяла примерно в полутораста футах над землёй. Ник знал: когда-то под кораблём была пусковая платформа; но поскольку такие платформы для челноков были передвижными, на гусеничном ходу, то её уже давно убрали.
- Корабль стоит на памяти пусковой платформы, - объяснил Ник.
- Интересно, что об этом сказала бы Мэри?
Ник проговорил, старательно подражая голосу Королевы сопляков:
- "Во всех postmortem случаях, устойчивость памяти побеждает так называемые законы физики. Если тебе довелось наблюдать явления антигравитации, лучшим решением проблемы будет сразу доложить об этом лицу, облечённому властью".
Джонни-О с опаской покосился на друга:
- В фильмах ужасов сниматься не пробовал?
При ближайшем рассмотрении оказалось, что с одного бока корабля вверх вздымался шаткий стеллаж - кое-как сбитый из самого разного хлама, он был всего несколько футов в ширину. Больше всего это сооружение походило на поставленную на попа бобровую плотину. Стеллаж доходил до ракетных двигателей, а затем, прилегая к корпусу, карабкался до самого люка орбитальной ступени. А ещё на обширном мёртвом пятне под висящим в воздухе кораблём обреталось нечто, чего там совсем не должно было быть.
- Это... это... собака! - выдохнул Ник.
- Спасибо, объяснил. А то я сам не вижу.
Видеть-то Джонни-О видел, но пока ещё не "въехал" в то, что видел. Собака лаяла не переставая последние несколько минут. Ник привык "выключать" собачий брёх, так же как и все остальные звуки живого мира. Но эта собака не была живой. Она принадлежала Междумиру. И лаяла на них!
Пёс выглядел как результат неудавшегося генетического эксперимента. Дворняга, помесь ротвейлера с померанским шпицем. Огромный, как ротвейлер и доставучий, как шпиц.
- Э, стой! - дошло наконец до Джонни-О. - Эта псина - она здесь, в Междумире!
Померот сидел на цепи, прикреплённой к колышку в самом центре мёртвого пятна. Из чего следовал вывод, что кто-то его туда посадил. Джонни-О опять не догонял.
- Но... но... здесь же нет собак! Ты же знаешь, как говорят: "Все псы попадают в рай", ведь так? Ведь так?
- Кроме этого. Может, собачье небо взглянуло на это страшилище и отфутболило обратно.
Но тут сквозь лай донёсся другой звук - громкий треск, наподобие тех, что издаёт ломающийся сухой сук. "Это выстрел!" - сообразил Ник, и в то же мгновение пуля пронзила ему глаз. Толчок развернул его на сто восемьдесят и бросил на землю. Шоколад забрызгал траву, а померот залился таким бешеным лаем, как будто делал это последний раз в жизни.