На корму так на корму. И что? По дороге выяснилось, что он без меня снова соскучился. Блин, поубивала бы всех мужиков, которые путаются у нас под ногами! Я тоже соскучилась, но когда, черт подери, мы сможем спокойно остаться наедине? На корме обсуждали виды на будущее Юрик с боцманом Геной. В планах обнаружилась великая попойка. Только этого мне еще и не хватало. Снова шум, гам, топот, пьяные излияния и признания в любви с бессмысленными глазами. Устала. Скорее бы все закончилось, скорее бы добраться до места, сделать работу. А потом домой! Я вспомнила свою уютную кухню, тишину безлюдных комнат… Пойти, что ли, Шубе поплакаться?
Но Роман решил проблему намного проще, выперев мужиков с кормы под предлогом, что нам до зарезу необходимо обсудить планы предстоящей работы. Мужики, понимающе ухмыляясь, отчалили прочь, оставив нас в покое. Я поуспокоилась, села на скамейку, закурила. Роман устроился рядом на лодочной корме. У меня возникло ощущение, что он в некотором затруднении, и оно меня не обмануло. Роман поскреб свалявшийся затылок и с сомнением в голосе предложил:
– Оль, слушай… может, нам перебраться на ночь в гостиницу? Мужики водку будут жрать, мы поболтаем спокойно… и хотя бы одну ночь проведем вместе…
Возможно, Наташка права, и моторные навыки не забываются… но мне все равно было как-то не по себе. Впрочем, я кивнула головой… потому что язык не поворачивался… и ни слова я выговорить не смогла… Роман покачал головой почти с осуждением.
– Тебе не нравится моя идея? Глядя на твое лицо, можно решить, что ты жуешь лимон. Если не хочешь, так и скажи.
Хотеть-то я хотела, но боялась, боялась того, что будет потом, потом, когда мы вернемся домой…
– Оля, – Роман взял меня за руку. – Оль, ты боишься меня? Или себя?
– Не знаю, – еле ворочая непослушным языком, выговорила я.
Даже внутренний язык перестал шевелиться. Чего я, в самом деле, так перепугалась, кажется, не маленькая уже? И ведь хотела, а как только дошло до дела, меня перекосило. Смешно!
Я рассмеялась:
– Не смотри на меня такими испуганными глазами, Рома. Не боюсь я тебя, только себя боюсь. А уж с этим у меня, наверное, получится справиться. Если не смогу, ты мне поможешь. Договорились?
Он поднял брови кверху, склонил голову набок.
– Куда деваться бедному влюбленному? Договорились.
Пару томительных часов до швартовки я провалялась в кубрике, пытаясь понять, как можно писать, переводить и печатать настолько скучные книги, да еще и называть их фантастикой. Бред, так бы и назвали, по крайней мере читатель бы знал, к чему быть готовым. Литературные вкусы человечества настолько разнообразны, даже на явный бред можно найти спрос, только по мне, живется легче, когда все названо своими истинными именами.
Эк меня разобрало в волнительных-то обстоятельствах, мне оставалось только посмеяться над собой. Не плакать же, хотя иногда хочется… и именно сейчас хочется. Снова топот, шум и гам над головой, только сегодня они явно превышают привычную интенсивность. Судно брякнулось бортом в причал, слегка отошло, снова брякнулось. Шум достиг апогея и смолк.
Роман просунул голову в кубрик:
– Мы прибыли. Идем? Собирайся. На улице ветер, оденься потеплее.
Я перекинула через плечо теплой куртки сумку с барахлом и отчасти обреченно поперлась навстречу великим свершениям своей судьбы. Кто сказал, что мы строим свою судьбу сами? Я ведь и пальцем не пошевелила, чтобы изменить в своей хоть что-нибудь, просто не сопротивлялась ее телодвижениям. И сейчас не особенно упираюсь. Или от способа свершения своей судьбы ничего не зависит?
Погода была, мягко выражаясь, так себе. Дождя не было, но низкие серые тучи были способны на любую подлость. Нам с Романом здорово задувало в спину, подталкивая в сторону благ цивилизации. Подгоняемые ветром с моря и неискоренимым стремлением к комфорту, мы быстро шагали по мокрым остаткам асфальта на середине улицы. Роман, повертев головой на очередном перекрестке, вспомнил, в какой стороне почта, и оказался прав.
Кирпичное одноэтажное строение, промороженное бестолковым человеческим рвением, полагающим, что батареи центрального отопления есть современная вершина достижений человека по борьбе с северным холодом, поэтому на печки нужно срочно плюнуть и забыть про них. В холодных внутренностях помещения между нами и замотанной в теплый платок увесистой тетенькой обнаружился барьер, на котором стояло то, к чему я так стремилась – телефонный аппарат.
Роман оставил меня, пообещав вернуться через час, и умчался обстряпывать другие дела, вроде выяснения режима работы местной бани. Наедине с сердитой неразговорчивой теткой я просидела почти полчаса, пока нас соединили. Обстоятельства сложились в высшей степени удачно, Наташка оказалась дома.
– Привет! – вздохнула я, чувствуя себя виноватой по всем статьям.
– Ты где пропадаешь, почему не звонишь? – я позавидовала Натальиной энергии. – Меня твои сыновья совсем достали, ты им какую-то сумятицу написала, они так и не поняли, куда тебя унесло!
– Во-первых, где я тебе посреди моря телефон возьму? – предприняла я слабую попытку отразить нападение. – Во-вторых, ты им объяснила?
– А что мне еще оставалось делать? Я им вполне доступно растолковала, что их мамаша совсем рехнулась.
– Ты серьезно? – усмехнулась я. – И как они отреагировали?
– Нормально, успокоились. По-моему, они давно смирились, что у их мамочки с головой не совсем в порядке, – строго заметила Наталья. – Я таскаюсь твои цветочки поливать, но они все равно без тебя дохнут чего-то. А как моя кофта, все разговаривает?
– Не твоя, а моя. Куда она денется, говорит, когда рядом никого нет. Нет, еще при Романе позволяет себе трепаться.
– Значит, его зовут Роман, – мечтательно произнесла Наталья. – Ага, так я и знала, что все не так уж и плохо. Ты ведь говорила, что он заика и с ним невозможно разговаривать. А все остальное, значит, возможно?
Вот зараза, все ведь помнит! Нет, надо срочно прекращать лишнее трепать про себя. Почему чужие тайны я храню под семью замками, а свои вываливаю на окружающих в мельчайших подробностях?
– Он по неизвестной причине по дороге перестал заикаться, – не рассказывать же мне про эльфа, встреченного нами в лесу, тут-то она мне и приклеит диагноз навечно.
– Да ты что! – охнула она. – Что с людьми любовь вытворяет! А ты чего-нибудь перестала по дороге?
– Что-то я тебя не понимаю, – заметила я. – Что это ты такое имеешь в виду, небось неприличное что?
– А как же! – трубка затряслась у меня в руках от ее хохота.
– Или до сих пор стоишь насмерть?
– Чтоб тебя! – рассердилась я. – Какое твое дело?
– Я должна быть в курсе, – уверенно фыркнула Наташка.
– Иначе что мне говорить твоим усатым детям, когда какой-нибудь лихой джигит увезет тебя на белом коне прямо к счастью?
– Додуматься до такого, это же надо, – не то, чтобы мне нравилась такая перспектива, но идея была неплоха.
– С тобой можно и не до такого додуматься, при минимуме-то информации, – продолжила Наташка. – Поседеешь с тобой на старости лет!
– Иди ты в баню! – посоветовала ей я. – Ты и так уже лет десять как седая, так что нечего прибедняться.
– Сама иди! – захохотала Наталья.
– Я как раз туда и направляюсь, – гордо парировала я. – В следующий раз позвоню не раньше, чем через пару недель, так что не психуй. И детям передай, что все в порядке, пусть не волнуются.
– Ладно, – теплым голосом отозвалась Наталья. – Пусть у тебя все будет хорошо. И я тогда буду счастлива. Пока!
– Пока. Я бы тоже не отказалась стать счастливой.
– Да кто тебе мешает, мымра? Иди уж… в баню… и становись счастливой…
Наташка бросила трубку, я посидела минут пять в раздумьях. Попыталась вспомнить, что в спешке детям написала. А хрен его знает, не помню. Может, действительно сумбурно получилось… Ничего, переживут, они уже взрослые, что им до мамочкиной крыши? У них свои проблемы, намного актуальнее моих по молодости лет и активности гормонов.
Вручив тетеньке деньги за телефон, которые она с удовольствием взяла, я попыталась вручить ей и свою благодарность заодно. Но она ей на фиг была не нужна, тетка буркнула что-то нечленораздельное, и я выкатилась от греха подальше на улицу. Там было если и не теплей, чем внутри, то по крайней мере душевнее. Я закурила, скосив глаза на нос, наливающийся от холода красным цветом. Все-таки хочется быть красивой, а сволочной нос сводит на нет все мои попытки, особенно зимой. Я даже губы не могу помадой намазать, потому что полагаю, что губы и нос, окрашенные примерно с одинаковой интенсивностью, отнюдь не украшают женщину.
Из-за ближайшей деревяшки, которую хотелось квалифицировать как амбар, хотя я в жизни амбаров не видела, только предполагала, что это такое, вывернул Роман. Он шел, сунув одну руку в карман, ссутулившись, размахивая свободной рукой, раскачиваясь на ходу. Его длинный нос был устремлен в землю, как у собаки, идущей по следу. Длинные волосы раскачивались в такт расслабленной походке.
Я уставилась на него, не в силах отвести глаза, я где-то видела что-то подобное. Точно! Но где? Где я могла его раньше видеть? В институте? Что-то сомнительно, не припомню никак… Тогда где? Чего я дергаюсь с моими-то привычками забывать на ходу все, что меня непосредственно не касается? Значит, видела, могла и запомнить нечаянно…
Роман улыбнулся мне:
– О чем ты так напряженно задумалась? Могу тебя обрадовать, баня работает. Мало того, цивилизация достигла здесь таких высот, что в ней есть два отделения, мужское и женское.
– А что, разве бывает по-другому? – по-дурацки удивилась я.