* * *
Тесен наш мир, сударыни и судари; бежит человек от тесноты человеческого общежития, стремясь не к одиночеству, а к уединению и возможности поразмыслить или почитать или сочинить… Всех вариантов не счесть. Вряд ли я мог претендовать на значительное внимание к своей особе со стороны Анюты: наше недолгое знакомство не давало повода так думать. Но был уверен: придёт Невеста, книжку принесёт, и мы побеседуем о литературе и жизни.
Она явилась в строгой юбке и пиджаке, и я поставил себя на место школьника, с восторгом взирающего на юную учительницу. Уже испытывал подобное обожание то ли в девятом, то ли десятом классе. Недолго длилось то ощущение пребывания в сказке. Явился бородатый деятель из драмтеатра и после недолгого ухаживания тот Карабас-Барабас увёл объект моего преклонения из школы и из моей жизни. Мельком увидел её однажды в метро - всё с тем же Карабасом, но почему-то без бороды.
Поймал себя на опасении и боязни увидеть повторение сказки с печальным для меня финалом.
Строгий голос учительницы вывел меня из грёзы:
- Почему вы музыканта посадили под замок? Девушки выключили телевизор, слушают его флейту и рыдают.
- О музыканте не знаю. Спросим у Семёныча.
Полковника, слава богу, застали в конторе. Я пропустил Анюту вперёд. Порыв ветра распахнул чуть приоткрытую форточку, смешал слабый запах духов с её феромонами, и эта смесь закружила голову дуралею. Две ипостаси у Окаянного в душе; по разному они величают друг друга, в зависимости от ситуаций; ныне Дуралей оспаривал свои права в диалоге со Скептиком. Ответ Семёныча на вопрос Анюты показался Дуралею резким:
- Ишь, играет, значит. Он такой же музыкант, как я Папа римский. Знаю их породу. Ищейка он. А из какого ведомства, можно допытаться. Закрыл его утром в каптёрке.
- У него мочевой пузырь не лопнет? - спросил я Семёныча.
- Товарищ капитан, все удобства там в наличии, - он с укоризной добавил: - Не знаете вы об истории вверенного вам объекта. Здесь некогда располагался женский батальон, а прапорщики оборудовали каптёрку в своих интересах. Так что там не только топчан, но и совмещённый санузел имеется.
Анюта покраснела как маков цвет, а я предложил:
- Ведите нас, товарищ администратор, к задержанному. Побеседую с ним.
- Не мешало бы ему посидеть подольше. К тому ж, стрельнуло что-то во мне, - пожаловался Семёныч и, выразительно глянув на меня, добавил: - То ли из-за непогоды, то ли из-за сквозняка. Кто-то форточку оставил открытой. Старость не радость. Всё мечтаю тростью обзавестись.
- Я вам помогу дойти, Иван Семёнович. Он наших девушек с ума сводит своей игрой. Все сбились в кучу около каптёрки.
- Он же крысолов. Девок как мышек, значит, собрал. Знает, как играть! Ладно, Анюта, поддерживай старика, - остановив суровый взгляд на мне, вынес вердикт: - Крысолова выгнать надобно.
Я кивнул и, закрыв форточку, последовал к казарме за медлительной парой: Анюта под локоток вела Семёныча.
Скептик иронично молвил: "Вот артист!"
Дуралей с огорчением заметил: "Меня бы так поддерживали!" В ответ услышал возражение Скептика: "Размечтался! Ты же старый! До возраста Семёныча тебе далековато. Но, всё равно, старый ты, Дуралей! Анюта из другого поколения". - "Как говорят, любви все возрасты покорны!" - "Сексуальным страстям они покорны, Дуралей! Неужто забыл, тебе всего лишь стоило дотянуться до телефона - и твоя Подруга, жадная до секса, тут как тут". - "Не путай божий дар с яичницей! Изыди иль выпадай в осадок!"
Подавив тревожные мысли, я любовался линиями её фигуры и строгим силуэтом её костюма. Увы, Анюта ни разу не обернулась. Скептик, вынырнув из чёрного осадка, что аккумулировался на дне души, возопил: "А что ты хотел? Она же при исполнении важного поручения!"
Конечно, я из другого поколения. Мало нас осталось. Я предался воспоминаниям о спортивном лагере. Почтил всех тех из нашей группы, кто погиб. Поимённо. Каптёрка мне была памятна лишь тем, что в ней некогда обретался наш тренер, в то время, как вся наша группа спала на солдатских кроватях в казарме. Все ценные вещи мы сдали на хранение тренеру, и каптёрка постоянно была на замке. В то время не именовал себя Окаянным, да и тренер ещё не был Мутантом, а наравне с нами пахал как мул. Все мы ощущали ветры перемен, все верили, что боевое самбо будет востребовано, как никогда ранее. Кто ж мог предугадать, что от нашей группы в живых останутся лишь Мутант и Окаянный? Прочих, как московских, так и питерских лихие девяностые перенесли в лучший мир…
* * *
Явление флейтиста на свет божий породило разочарованные вздохи прекрасных дам. Одна из них сказала:
- Хлипенький какой! Не-а, не сможет ни пахать, ни сеять.
- Посеять-то он сможет, - хихикнув, отозвалась её подруга.
- Супротив наших мужиков он никакой! - не смущаясь присутствием флейтиста, заявила третья. - Зря мы поторопили тебя, Анна Сергеевна. Душевно играл хлопец.
В голосе Семёныча сквозила неприязнь:
- Хотел тебя ещё помариновать, крысолов, да начальник против.
Есть нюх у Семёныча. И опыт не отнять. Одно не понятно: что от нас желает сей кабинетный работник?
Увидев человека в форме с капитанскими звёздочками, тщедушный "флейтист" с бородкой клинышком Ю la Дзержинский спросил:
- Вы, наверное, господин Буйнович?
- Ошибаетесь. Идите за мной в контору. Там побеседуем.
У входа в офис нас поджидала парочка из ФСБ. Всем, чем надо, экипированная. Мы шли, как говорится, не дёргаясь, и они спокойно вели себя. И мордой на землю не положили. Один из них пытливо всматривался в меня. Видать, вспомнил. И я его припомнил. Было дело в Чечне. Он с моей группой ходил. В то время звался Арсением.
- Ну что? - спросил тот, кто некогда был Арсением.
Флейтист разочарованно развёл руками.
- Сельхозартель.
"Уже хорошо, - подумал я. - У баб языки длинные, но глупостей не сболтнули".
Арсений насупил брови, и его морщины на лбу резко обозначили намерение идти в атаку. Удивительно, что он вышел целым и невредимым из памятного мне боя. Бежал и двигался он сломя голову, то бишь, бездумно.
- Вы, гражданин Ерилов, подозреваетесь в причастности к похищению и торговле людьми, - так вот он мне с ходу заявил, не поприветствовав и явно бравируя осведомлённостью перед своими сослуживцами.
- Как интересно?! Каких же людей я похитил?
- Нескольких ученых из Новосибирска и труппу молодых актрис из Вологды.
Моё изумление было для него очевидным.
- Предлагаю пройти в контору. Покажу вам документы и расскажу, чем занимаюсь.
Моё предложение было принято. Арсений подтолкнул "флейтиста", и тот резво побежал впереди хозяев. В конторе Семёныч извлёк на свет божий папку, весьма своевременно обнаруженную мной. Винить Мутанта в пренебрежении к деталям я не собирался. Что взять с параноика? Пусть его доктора лечат.
- В фермеры подался? - спросил Арсений, просматривая постановления и решения.
- Отец мой из крестьян. Мешают моему желанию. Деятельность не успел начать, как какая-то мафия стала обкладывать.
- Тебе имя Алисии Владленовны что-нибудь говорит?
- Лично не знаю. Возможно, она из той же мафии. Людей мне подсылает. Мы подумали, что ваш флейтист её человек. Так что с превеликим удовольствием посылаю вас к этой лисе Алисии.
- Она заявила, что здесь хозяин некий Буйнович.
- Вы документы ещё раз просмотрите, и если найдёте это имя, то выставлю ящик коньяка.
- Ладно, Святослав, извини, что побеспокоили. Не забудь вывеску снять на входе в твой колхоз. У вас же не воинская часть. Ребята, двигаем.
Хлопнул на прощанье меня по плечу - и вышел из конторы.
- Знакомы, вижу, - констатировал Семёныч.
- Не скажу, что по его вине, но при выполнении его задачи один из моих подчинённых был ранен, а двое убиты. Дело давнее. В Чечне было.
Семёныч вздохнул. Выразил таким образом соболезнование.
* * *
Вечером слесарь открыл сейф Мамедовны, и мы обнаружили тоненькую папку с уставными документами на её фирму, в которой между бумаг завалялись несколько сотенных банкнот. "Не дура Мамедовна! - убеждённо сказал Семёныч. - Прикатит завтра, как обещала". - "Не боись. Наше дело правое!" Ответив этак администратору, подумал: "Неплохо было бы, в самом деле, узнать, в чём заключается наше дело. А от баек Мутанта просто тошнит".