Я пнул ногой догоравшие головешки и резко повернулся к Свиду, с изумлением вскинувшему на меня глаза.
- Все, с меня хватит. Мне противно это место, эта темнота, эти звуки, и сам я себе жутко противен. Все здесь меня подавляет, заставляет чувствовать себя каким-то пришибленным. Я всего лишь жалкий трус, не отрицаю. Знал бы, что на другом берегу нет всего этого, не задумываясь нырнул бы и поплыл туда!
Загорелая дочерна физиономия Свида вмиг сделалась мертвенно-белой. Посмотрев мне в глаза, он заговорил, но голос его был таким неестественно спокойным, что я сразу понял, до какой степени он напуган. И все же даже в этот момент он был сильнее меня - по крайней мере у него достало мужества не впасть в истерику.
- От этого невозможно убежать, - изрек он с видом эскулапа, вынужденного сообщить тяжелый диагноз, - надо сидеть тихо и ждать. Они совсем близко от нас, наши славные языческие божества, и им ничего не стоит прикончить вмиг целое стадо слонов, как какую-нибудь муху. Так что нам лучше понапрасну их не раздражать. Может, повезет, и они не заметят двух жалких букашек.
Я был настолько озадачен услышанным, что даже утратил дар речи. Совсем как пациент, которому подробно описали его болезнь, но слишком мудреными медицинскими терминами.
- Я вот что имел в виду… Они обнаружили, что на их острове кто-то хозяйничает, но нас самих пока не нашли, не "выявили", как говорят американцы. Они действуют наугад, примерно так же, как ищут обычно место утечки газа. Добрались до каноэ, до весла, проникли в мешок с продуктами. Они улавливают наше инородное присутствие, но видеть нас, похоже, не могут. Главное - сохранять спокойствие, они чувствуют нас на ментальном уровне. Мы должны контролировать свои мысли и эмоции, иначе нам крышка.
- Ты… ты хочешь сказать, м-мы у-у-умрем? - заплетающимся от страха языком пробормотал я.
- Хуже, гораздо хуже. Одни полагают, что смерть - это полное уничтожение, другие - освобождение от бремени плоти, при котором духовная суть человека остается прежней. Ты не можешь сразу измениться, хотя тело твое мертво. Но с нами будет иначе… радикальная метаморфоза, перерождение, абсолютный распад личности как следствие подмены… это хуже смерти и ужасней полного уничтожения. Нас угораздило разбить палатку как раз на границе, там, где завеса, отделяющая их мир от нашего, очень тонка, - (о ужас, он дословно повторил то, о чем я думал совсем недавно!) - поэтому они знают, что мы где-то поблизости.
- Кто знает? - невольно вырвалось у меня.
Сразу забыв про путающую дрожь ив в этом сонном безветрии, про гул гонга над головой, про все на свете, я ждал ответа, хотя заранее его боялся.
Свид наклонился ближе к огню, и неуловимо изменившееся выражение его лица заставило меня отвести взгляд.
- Всю свою жизнь, - вполголоса произнес он, - я, сам не знаю почему, явственно ощущал, что есть какое-то иное пространство, иной мир, не такой уж далекий, строго говоря, но совершенно несхожий с нашим; там происходят вещи невероятно значительные, там устрашающе огромные существа устремляются навстречу великим откровениям, в сравнении с которыми все наши земные проблемы - расцвет и падение государств, судьбы империй, гибель армий и континентов - поистине ничто, горстка праха; под великими откровениями я разумею общение с душами или хотя бы с их воплощениями…
- А знаешь, давай… - перебил я, чтобы заставить его замолчать: мне показалось, что мой приятель бредит.
Однако остановить Свида было уже невозможно - речь его лилась страстно, напористо, неудержимо…
- Ты считаешь, что это духи стихий, а я - что древние божества. Однако теперь я точно знаю, что это - ни то ни другое. Духи стихий и божества все же хоть как-то доступны нашему разумению, поскольку связаны с людьми самим фактом верования или обрядом жертвоприношения. Но те потусторонние сущности, которые нас сейчас окружают, не имеют ничего общего с человеком - лишь по какой-то роковой случайности их мир вошел во взаимодействие с нашим.
И пусть это была только гипотеза, однако, столь убедительно выраженная, она повергла меня в ужас, который только усиливали царящий вокруг кромешный мрак, тишина и наше полное одиночество…
- И что ты предлагаешь? - дрожащим голосом спросил я.
- Нужно совершить нечто вроде жертвоприношения. Жертва могла бы отвлечь их, а мы тем временем убрались бы отсюда. Это как с волками: чтобы спастись, им отдают собаку, пока они ее пожирают, сани несутся дальше. Но… но где взять жертву, видимо, другого выхода нет… - Глаза Свида как-то странно блеснули. - Все дело в ивах, конечно. Они прячут их… ну тех, кто охотится за нами. Надо держать себя в руках, полностью контролируя свои эмоции; стоит только нашему страху прорваться наружу - и мы пропали, окончательно пропали… - Взгляд моего приятеля был сейчас настолько искренним и спокойным, что я отбросил всякие сомнения относительно его психического состояния. - Только бы эту ночь продержаться, - добавил он, - а завтра с утра пораньше отчалим отсюда, пока нас не заметили, точнее сказать, не вычислили…
- Ты действительно думаешь, что жертва помогла бы нам…
Едва я это произнес, гул гонга, словно хищная птица, ринулся вниз и теперь нудно зудел у самых наших макушек, но замолчать меня заставил не он, а перекошенное лицо моего друга.
- Ш-ш-ш! - зашипел он, вскинув руку. - Лучше их вообще не упоминать. И никаких конкретных названий. Назвать - значит выдать себя, это обязательно наведет их на след; на них нельзя обращать внимание, тогда они, возможно, не заметят нас. Это наш единственный шанс.
- Даже в мыслях не называть?
На лице Свида отразилась мучительная тревога.
- Особенно в мыслях. Наши мысли проникают в их мир в виде неких турбулентных вихрей. Мы должны изгнать эти сущности из своего сознания. Во что бы то ни стало.
Я снова сгреб в кучу головешки, чтобы огонь хоть немного теплился, своим слабым светом разгоняя коварную, настороженно затаившуюся тьму. Никогда еще я так сильно не тосковал по солнцу, как в ту кошмарную, непроглядно-черную летнюю ночь.
- Где тебя носило прошлую ночь? - спросил вдруг Свид.
- Плохо спалось на рассвете, - уклончиво ответил я, памятуя о его наставлениях, которые показались мне весьма полезными. - Наверное, из-за ветра, который…
- Если ты о тех звуках, то ветер тут ни при чем.
- Значит, ты тоже их слышал?
- Ну да, будто по палатке бегало множество маленьких ног… - И, помешкав, добавил: - Было кое-что еще…
- Будто на палатку кто-то улегся, кто-то огромный и очень тяжелый, так? - Он кивнул. - И сразу стало труднее дышать, что-то похожее на удушье.
- Ну да, примерно такое ощущение. Как будто резко возросло атмосферное давление, казалось, нас вот-вот раздавит.
- А это? - продолжал я, решив разом выяснить все, и молча ткнул пальцем вверх, где с легким завыванием, точно передразнивая ветер, заунывно гудел невидимый гонг. - Что ты на это скажешь?
- Это их голоса, - мрачно прошептал Свид. - Звуки их мира, их владений. Завеса, нас разделяющая, так тонка, что сквозь нее просачивается это гуденье. Но если хорошенько прислушаться, оно над нами и вокруг нас гораздо слабее, чем в ивняках. Здешние ивы, воплощение враждебных нам сил, тоже издают звуки, похожие на этот потусторонний гул.
Я не очень-то понял, что он имеет в виду, но в принципе наши мысли совпадали. Я воспринимал ситуацию примерно так же, только не столь основательно ее проанализировал. Мне даже захотелось рассказать про тех привидевшихся мне великанов и про "ползучие" кусты, но в этот миг он наклонился к самому моему уху и деловито зашептал:
- Слушай внимательно. Нам не остается ничего другого, как делать вид, будто ничего особенного не происходит. Надо вести себя самым будничным образом: ложиться спать, готовить еду, мыть посуду - короче, нужно притвориться, что мы ничего не поняли и не заметили. Необходимо отвлечься: чем меньше мыслей, сам знаешь о ком, тем больше шансов уцелеть. Главное - не думать, потому что мысли имеют свойство осуществляться.
Меня поразили его смелость и самообладание. И этого человека я в течение многих лет считал примитивным флегматиком!
- Ладно, - выдавил я, еле дыша, пытаясь осмыслить услышанное, - ладно, попробую… но только скажи мне одну вещь. Что это за дыры вокруг палатки, откуда взялись эти воронки в песке?
- Нет! - вскрикнул Свид, от волнения забыв понизить голос. - Молчи! Ничего не говори, умоляю! Очень хорошо, что ты ни о чем не догадался. И лучше не пытайся. В мои мозги они сумели это протолкнуть, ты же постарайся во что бы то ни стало уберечься от этого знания.
Конец фразы он снова произнес шепотом. Я не требовал никаких объяснений. Я и так был на грани нервного срыва от всех этих кошмаров. Разговор наш прекратился, мы лишь сосредоточенно попыхивали своими трубками.