– Да, пора. Чего тянуть? – отозвались серые, труполицые пассажиры автобуса. Отпихивая друг друга локтями, они полезли вперед, толкаясь, шипя и распространяя вокруг тяжелый, душный запах могилы.
– Эй! – крикнул водитель. – Дайте-ка ребенку самому разобраться.
Дерущиеся неохотно расступились. Саша, прихрамывая и придерживая рукой живот, подковыляла ко мне:
– Пойдем.
И стиснула мою руку твердой, холодной ладошкой.
– Да, маленькая, – откликнулась я, лихорадочно пытаясь сообразить, есть ли способ скрыться от мертвецов. – Конечно, пойдем. Далеко?
Мы шагнули в раскрытые двери автобуса и оказались под дождем. На том самом месте, с которого я так неудачно уехала. Вернее, думала, что уехала.
Все случилось именно здесь.
Год назад, возвращаясь от подруги на машине, я сбила насмерть девочку семи лет на глазах у ее матери. Моему адвокату удалось скрыть от следствия, что я пила, прежде чем сесть за руль. Зато матери Саши не поздоровилось: суду представили доказательства, что она вела распущенный образ жизни и плохо следила за дочерью. Почти год мне удавалось не вспоминать этих двоих.
Проклятый автобус, проклятый маршрут выходного дня!
Над дорогой сеется холодная морось, грязная и липкая.
– Куда мы идем? – спрашиваю я Сашу. – Я чертовски устала, знаешь ли…
– Уже пришли. – Девчонка махнула рукой, и в ее плече скрипнула сломанная кость. Прямо перед нами возникли из тумана черные железные ворота. Они гулко запели, распахиваясь. За ними – глубокая, беспросветная чернота, могильный мрак. Бездна.
– Что это? – Сердце у меня подпрыгнуло, ударило в ребро не в такт. – Что там?
– Дом, – сказала Саша и, отпустив мою руку, припустила бежать. – Айда за мной!
– Стой, подожди! – Как не ужасен этот изуродованный ребенок, остаться в черной пустоте в полном одиночестве еще хуже. Я кинулась за Сашей. – Постой!
В лицо ударил свет. Визг. Вопли. Гул мотора. Все вместе, слипшись в комок, несется на меня, разрезая глаза.
– Подожди! – Я выставляю вперед руку, и ее отрывает резкой волной воздуха. Она улетает в сторону. В лицо хлестнуло кровью из плеча. Удар – и что-то липкое выдралось из живота, сделав мое тело как никогда в жизни легким. А потом болевой шок взрывается и оглушает. Как граната.
– Конец…
Грудная клетка с треском разошлась, сердце лопнуло, а мозг, медленно затухая, затрясся, агонизируя во вскрытой черепной коробке.
– Теперь хорошо, – сказала Саша, наклонившись надо мной. Лизнула чупа-чупс в левой руке, сунула его за щеку и, повернувшись спиной, пошла себе дальше по шоссе.
Мои глаза заливает тьма: постепенно разбухая, она вытесняет зрение и окружающий мир.
Картинка, которую последней запечатлевает угасающее сознание, – дряхлый ЛИАЗ в воротах кладбища. Мертвецы, сидя в автобусе, улыбаются, машут руками, приветствуют друзей и близких, которые ожидают их на порогах распахнутых могил.
– Ну как, повеселились?
– А как же! Как всегда.
Но Саша не с ними. Она идет по шоссе совсем в другую сторону. Идет, задумчиво сосет леденец и что-то счастливо мурлычет себе под нос.
Автомобили, не снижая скорости, мчатся сквозь нее, не причиняя девчонке никаких неприятностей.
– Шла Саша по шоссе… Шласс сссаша по шоссе, – поет ветер, и где-то вдалеке, фырча, ему подпевает мотор старого ЛИАЗа. Он готовится ехать по новому маршруту.
Маршруту выходного дня.
Борис Левандовский
Сгоревший
1Телефонный звонок раздался, когда Жанна вернулась из вынужденного турне по магазинам, – не самое приятное занятие в слякоть, но последние запасы кончились еще вчера. Она отнесла пакеты в кухню, там же пристроила сушиться мокрый плащ и лишь затем, пройдя в комнату, сняла трубку. Телефон успел дважды умолкнуть и начать звонить снова.
В последнее время ей звонили нечасто, и то больше ошибались номером. А сейчас, скорее всего, с ней пытались связаться из рекрутингового агентства – ничего, никуда она от них не денется.
– Алло?
– Наконец-то, – женским тембром ответила трубка. – Ты уже дома?
Глупый вопрос.
«Нет, в дом забрался вор и говорит моим голосом».
– Кто это?
– Ах ты маленькая склеротичная сучонка…
– Марта?! – воскликнула Жанна, едва сдержавшись, чтобы не разрыдаться в трубку. Ну конечно, это в манере Марты – названивать, словно она погорелец, впопыхах забытый спасательной командой на крыше пылающего дома. – Когда ты вернулась?
– Час назад. И сразу вспомнила о своей лучшей коллежанке. Знаешь, о ком это я?
– Догадываюсь, – сказала Жанна, видя расплывшуюся, будто через стенку аквариума, комнату. – Молодец, что сразу позвонила.
– Ну? – многозначительно произнесла Марта.
– Ты о чем?
– Не о чем, а о ком – как его зовут?
– Никак.
– То есть, – протянула Марта, – хочешь сказать, что ты по-прежнему одна?
– И что тут странного? Или, может, на меня это непохоже?
– Откуда мне знать, за полгода многое меняется.
– Ты надолго? – спросила Жанна, переводя стрелку разговора на другие рельсы.
– Недели на две, может быть, на три. Пока Роберта не направят в новый филиал. А все это время я намерена провести во Львове, так что времени у нас будет навалом… Господи, ты даже не представляешь, как я рада тебя снова услышать, так близко.
– Тогда приезжай как можно скорее.
Марта долго молчала, как бы взвешивая их короткий разговор и прокручивая в уме фразу за фразой. Затем сказала:
– Выкладывай, что случилось?
Что она могла ответить?
Кошмар вернулся в ее жизнь после трех лет забвения и надежды, что все давно позади – надежно заперто в прошлом, разложилось на безопасные частицы, как и следует погребенному мертвецу. Вернулся целиком и внезапно, будто никуда не исчезал, а годы относительного спокойствия были всего лишь обманчивым сном.
Она точно помнила мгновение, когда этот погребенный труп вновь обрел плоть. Одиннадцатого сентября – день, когда в Нью-Йорке падали небоскребы Всемирного торгового центра, а Усама бен Ладен, усмехаясь в бороду, объявил войну всему миру. Придя с работы, она включила телевизор и увидела, как в набитое людьми огромное здание врезается пассажирский авиалайнер…
Несколько минут она в шоке следила за происходящим на экране (тем временем соседнее здание протаранил второй самолет), не понимая, то ли это какой-то жуткий розыгрыш, то ли правда, которую отказывался принимать рассудок. И вдруг голос диктора ушел куда-то на задний план, и вместо огромных клубов черного дыма над Манхэттеном, словно попавших в хронику из фильма о вторжении инопланетян, и мечущихся в панике людей… она увидела лицо Анджея, кричащее ей из горящей машины.
С той ночи это лицо вновь стало преследовать ее в кошмарных снах, от которых, как ей еще недавно казалось, она избавилась навсегда, – каждую ночь в течение последних восьми недель. Днем оно выжидало в темной глубине, чтобы тут же проявиться, как фотоснимок на бумаге, стоило ей только закрыть глаза или оказаться в плохо освещенном месте. Оно преследовало ее повсюду.
Но она не могла и не желала говорить об этом по телефону, потому что наверняка разревелась бы, даже не начав, а если бы и смогла… слова, доносящиеся из телефонной трубки, звучат так натянуто и глупо – невозможно донести до другого то, что творится у тебя внутри, то, что не может увидеть никто посторонний, даже если это твоя лучшая подруга.
– Приезжай.
После разговора с Мартой хватка невидимых тисков чуть ослабла, но по горькому опыту Жанна знала, что это ненадолго – к ночи они вновь, гораздо сильнее, чем днем, сдавят ее в вязких объятиях.
В десять вечера она приняла сразу три дозы снотворного, чтобы избавить себя от сновидений хотя бы на несколько часов, и отогнала мысль, что, возможно, уже в следующий раз этого количества ее организму, быстро привыкающему к маленьким добрым пилюлям, окажется недостаточно.
2…Их машина неслась по проселочной дороге, подскакивая на ухабах и ревя мотором – глушитель отвалился и остался лежать поперек колеи, – но Анджея это только раззадорило. Он по-идиотски хихикал, вдавливая акселератор до предела и оглядываясь на нее с пьяным злорадством. Жанна проклинала себя за то, что опять позволила ему приложиться к бутылке перед возвращением в город.
Ничего особенного не произошло – всего лишь мелкая ссора. Но дополнительные градусы одержали верх над здравым рассудком, и Анджея понесло. Теперь он хотел одного: напугать ее до смерти.
И, надо сказать, у него это получилось.
Они каким-то чудом избежали столкновения с встречной машиной, едва успевшей увильнуть с их пути, и Жанна закричала, чтобы он немедленно остановился. Он не реагировал. Тогда она завопила что было сил, почти перекрывая оглушительный рев двигателя и срывая голос. Анджей, продолжая хихикать как ярмарочный идиот, наотмашь ударил ее по лицу и велел заткнуться.