Впрочем, поскольку она была ромейкой, то вполне могла совмещать эти два занятия. Ведь о декрете того глупого рекса - как его там? Авл IX, кажется? - все давно успели забыть, а Авид XIII по прозвищу Дырявый Сандалий, так тот просто открыл у себя на Палатине лупанар и отправил туда работать всех своих сестер. И лупанар этот вроде бы существует по сей день, так что стоит ли удивляться, если окажется, что нынешний реке Брут II тоже поиздержался и велел сестре пополнить государственную казну? Но в таком случае она бы работала нпа Палатине, а не слонялась на границе с жалким луком и висящим на плече колчаном. Нет, весь ее наряд говорил о том, что она предавалась иной забаве. С недавних пор женскую половину ромейской знати охватила мода на амазонок. После выхода в свет романа Лилии Виридии "Бой-бабы" аристократки дружно ринулись наряжаться в туники вроде этой, которую носит соломенноволосая принцесса, и скакать по полям на лошадях, неумело стреляя из луков по всякой живности. Говорят, крестьяне, - завидев их, спешат укрыться, чтобы не быть случайно (а то и не случайно) подстреленными.
Ромейка посверлила меня своими палевыми глазами и наконец допустила, что мои слова могут быть правдой.
- Ты угадал верно, - сказала она. - Меня зовут Люпа Сильвия Домитилла, я дочь императора Катона и сестра императора Брута.
- Насчет Брута ты уже говорила, - заметил я. - Лупа? Волчица? Кому взбрело в голову назвать девочку таким именем?
Ну точно - порна, подумал я. Где ж еще работать Лупе, как не в лупанаре?
- Имя как имя, - пожала плечами ромейка. - В роду моей матери был когномен Люпус, вот отец и решил сделать ей приятное. Или ты из тех, кто считает, что женщинам не положено иметь преномен?
- Мне-то что, - пожал плечами и я. - Я родом из Антии, а там имена носят все - и мужчины, и женщины. Но женщины с таким именем, как у тебя, мне пока не попадались.
Я покачал головой, думая о причудах ромейского именословия. Конечно, я знал, что в старину у ромеек вообще не было личных имен, только родовые и еще семейные у аристократок, а мужских насчитывалось не больше двух десятков. Но во времена того же Авла IX аристократы начали давать сыновьям в качестве личных имен семейные прозвища, когномены. Женщины, разумеется, не захотели отставать и стали делать то же самое для своих дочерей, ссылаясь на ромейскую пословицу: "Куда Гай, туда и Гайя", не только в смысле "куда иголка, туда и нитка", но и намекая, что совсем уж в древние времена, чуть ли не до Черного Тысячелетия, у ромеек тоже были личные имена, а следовательно, никакого нарушения традиций тут нет. Ромеи всегда отличались склонностью к формализму, и потому мужчины смолчали и позволили женщинам поступать как им заблагорассудится. Вот и появились среди знати особы с именами вроде Серта (гирлянда), Веспа (оса), Фаба (боб), совсем уж диким Кальва (лысая) и другими, столь же "поэтическими". А за знатью потянулось и все прочее население Ромеи, переделывая в личные имена даже не когномены, которых у простолюдинов не было, а номены.
- Из Антии? - переспросила ромейка, снова внимательно посмотрев на меня. - Значит, ты не левкиец?
Тут я сообразил, в чем причина ее недоумения; мы изъяснялись на разных языках: она - наромейском, а я - на левкийском. И при этом отлично понимали друг друга, ведь она, как и все знатные ромейки, знала левкийский, а я учил в детстве не только левкийский, но и ромейский. И так ненавидел своего учителя-ромея, что старался как можно реже употреблять его язык. А Лупа, скорей всего, говорила на родном языке из свойственного всем ромеям - от рекса до последнего нищего - имперского высокомерия. Педант, мой бывший учитель, совершенно замучил меня разглагольствованиями о былом величии ромейской державы (от которого остались только воспоминания), простиравшейся от моря до моря, о превосходстве ромейского порядка и дисциплины (от которых теперь не осталось даже воспоминаний) и о пресловутом ромейском праве (с которым давно никто не считается). Не понимаю, почему он не расхваливал типично ромеиские носы с горбинкой, как у той же Лупы, и уж совсем не возьму в толк, почему он умолчал о тех, кем ромеи и в самом деле могут гордиться, о прославленных ромеиских строителях и инженерах, которые одни только и сохранили что-то от прежнего величия своей страны.
- Левкия - неотъемлемая часть Антии, - вызывающе напомнил я Лупе. - Я родом из Эстимюра, но подолгу жил в Левкии.
- Из Эстимюра? И как же тебя зовут, борец за единую и неделимую Антию?
- Главк Белид, - буркнул я, уязвленный ее насмешливым тоном.
- Да? А по-моему, ты Главк, сын Глейва, отстраненный от наследования как снурий и изгнанный из страны. Скажешь, нет? - Теперь уже Лупа откровенно смеялась надо мной.
Я выругался про себя. Этого и следовало ожидать. Хоть Рома и дальше от Эстимюра, чем Хос, до нее по отличной ромейской дороге новости добрались, конечно же, раньше, чем до захолустного, лежащего в стороне от всяких дорог Далгула. Но тем не менее я доблестно попытался противопоставить малолестным известиям встречный пожар слухов.
- Никто меня не изгонял, - огрызнулся я. - Сам уехал, узнав, что я - сын бога. Это не я недостоин трона Антии, а трои Антии недостоин меня. Меня достоин лишь тот трон, который я сам захвачу. Твой предок Ром, если я правильно помню, поступил точно так же.
- О?! Ты что же, можешь, как и он, убивать одним взглядом? Или видеть все сокрытое под землей? А может, даже вызывать дождь?
Она явно издевалась, и я ответил без присущей мне вежливости:
- Тебя это не касается. На что я способен, узнают на своих шкурах мои враги, а пока пусть гадают, какая беда им грозит. Не будут знать - не подготовятся как следует. Ведь недаром говорится: если заблаговременно предупрежден, то и заблаговременно вооружен. Не так ли?
Ну не мог же я ей сказать, что пока осведомлен лишь об одной своей сверхспособности - с одного взгляда отличать девушку от женщины. Она же меня просто засмеет. Да и не понять ей, ромейке, что тут удивительного, ведь у них все девушки подпоясывают платье на талии, а женщины - под грудями, чего Лупа, впрочем, не сделала. Видимо, она была не замужем и формально считалась девушкой. Где уж ей уразуметь, что мне ясна не форма, а содержание?
- Так-так. Ну и какой же престол ты считаешь достойным захвата? Или это тоже тайна?
- Я еще не решил, - солидно ответил я. - Необходимо сперва поездить и изучить разные страны и народы, а то покорю каких-нибудь обормотов, а потом с ними хлопот не оберешься. Нет уж, хватит с меня антийских дураков. Вечно совали мне палки в колеса. - Тут я, мягко говоря, сильно преувеличил, но Лупа проглотила мою стряпню не моргнув глазом. - Когда я сделаюсь властелином, то скрою государство по своей мерке, а не стану приноравливаться к существующим порядкам, как к одежде с чужого плеча.
- В таком случае, тебе лучше и впрямь создать новое государство на пустом месте, как поступил мой предок, - усмехнулась ромейская принцесса. - Но коли так, отчего бы не начать изучение стран и народов с Романии? Ведь наша империя…
Тут меня пробрал озноб. Казалось, я вернулся в худшие дни своего детства и сейчас меня угостят еще одной лекцией о том, чем могла похвалиться в былые времена Держава ромеев. И наверняка - опять ни слова о том, что от того величия сохранилось только мастерство строителей и что теперь Ромея славится исключительно своими проститутками и наживается главным образом на разврате, которому предаются специально ради этого приезжающие в Ромею сластолюбцы.
Чтобы спастись от этого ужаса, я бросился к Лупе и закрыл ей рот ладонью. Она напряглась и задергалась в моих руках, но я держал крепко. Внезапно она обмякла и прильнула ко мне всем телом, особенно голыми бедрами, довольно полными, между прочим. Я понял, что оскорбление, которого я опасался (а по отношению к принцессе это оскорбление величества, или, как выражаются ромеи, lesae majesttis minutae), вот-вот произойдет, и решил отпустить ее, надеясь, что с нее хватит и о ромейской славе она больше не вспомнит.
Я разжал руки и мягко отстранил ее от себя, но не тут-то было. Эта волчица мигом вцепилась в меня, словно вознамерилась отомстить за всех убитых мною серых хищникоа Признаюсь, я просто растерялся.
- Ну, - требовательно спросила она, - ты собираешься меня изнасиловать или нет?
Кошмарное ощущение уже виденного и испытанного сделалось настолько сильным, что я даже зажмурился. Но, открыв глаза, я увидел, что передо мной не черноглазая Ирса и не кареглазая Дита, а палевоглазая Лупа. И поэтому ответил вопросом на вопрос, стараясь не сорваться на крик:
- Хотел бы я знать, почему каждая встречная принцесса полагает, будто для меня нет иной радости, кроме как изнасиловать ее? Лицо у меня какое-то особенное, что ли?
Я резко повернулся, отошел к своей одежде, что следовало бы сделать уже давно, и торопливо натянул штаны.
- Это каких же принцесс ты встретил в последнее время? - подозрительно спросила Лупа, явно пропустившая мимо ушей все остальное. - И где?
Меня это здорово разозлило, но я все-таки ответил, надевая сапоги:
- На том берегу Магуса были Дита, дочь Осселина и… - Тут я прикусил язык, сообразив, что Ирса, хоть она и дочь главного старейшины, все же далеко не принцесса.
Но я зря беспокоился, так как Лупа не дослушала меня и поторопилась высказать свое просвещенное мнение о далгульской принцессе.