- А-а, в партии…в этом смысле… Был приписан по разнарядке к сочувствующим "едру", пока… Пока… Ну вы сами знаете.
- Знаю, - подтвердил Виктор, что ему действительно известно об общеизвестном, и уже спокойным своим голосом спросил: - Так на кого работаете, Козюлин?
- В театре служу, - всхлипнув, доверительно признался актёр.
- Успел её вчера трахнуть?
- Нет… Кого?
- Ладно, Козюлин, не хнычьте, - Виктор разгладил лацканы его пиджачка и стряхнул пыль с правого его плеча. - Это я так орал, для порядку… Подумал, а вдруг вы шпиён, - решил проверить.
- Я не шпион, - замотал головой артист.
- Вижу, Козюлин, что вы не шпион. На шпиона вы никак не тянет… Ладно. Дюк, фу! Отпусти его, - скомандовал Виктор псу и уже заботливо, выдавая "слуга царю, отец солдатам", направил он артиста к Испанскому Лётчику: - Идите, Король, вон туда, наденьте тёплый "вшивник". Там славный, я вам доложу, хандыхок, - в смысле, - сэконд-хэнд - имеется. Целый куль. Рекомендую. Что-нибудь да подберёте. Тем более, что вам по профессии это дело привычное - в чужом барахле ходить… И в чужой шкуре. Да?
И актёр, кивнув, послушно потопал туда, куда его направили. А сам Виктор вернулся к делам текущим и уже у подбегающего Японского Городового спросил с нетерпением:
- Ну, что там?
- Всё нормально, командир, - успокоил ему Городовой, - всего один гражданский, немного в шоке, но цел-невредим.
- А машина как?
- Машина в порядке. Левое переднее пробито, но есть запаска.
- Хорошо, - кивнул удовлетворённый Виктор и, за секунду всё взвесив, приказал: - Тащи гражданского. Говорить с ним буду.
И Городовой вскоре вывел из темноты немолодого бурята, по самые гланды ошарашенного неожиданным вооруженным нападением.
- Сайн байна! - поприветствовал Виктор человека, пытаясь благожелательной интонацией хоть немного его успокоить. Получилось не очень.
- Не убивайте, - попросил бурят лихих ребят. - Забирайте всё, машину забирайте, только, однако, не убивайте.
- Да никто… - начал было Виктор объяснять буряту, что никто не собирается убивать его, да только тот не унимался.
- Только не убивайте, - ещё раз попросил бурят и принялся зачем-то объяснять причину такой своей вполне естественной просьбы: - Детей много, однако. Шесть-семь и ещё. Меня убьёте, кого есть будут?
- Успокойся, друг, никто тебя убивать не собирается, - попытался втолковать ему Виктор. - Мы свои, друг. Понимаешь? Свои.
- Свои? - недоверчиво переспросил бурят.
- Свои, - ещё раз подтвердил Виктор и поинтересовался: - Скажи, друг, если не секрет, ты это куда направляешься в такую рань?
- В город, однако, - пожав плечами, мол куда ж ещё, ответил абориген и вдруг затараторил: - Мясо на рынок везу. Корову забил, однако. Засуха была. Пять коров - куда? Корма совсем плохо собрал. Зима придёт, что давать буду? Всех не уберечь. Не перезимуют, однако. А перезимуют, всё одно Шоно заберёт. А так продам, - денег мало-мало выручу. И дочке старшей за институт, однако… Только не убивайте.
- Не убийцы мы. Слушай, друг, скажи, а до Буряндая отсюда, сколько будет? - притормозил его практическим вопросом Виктор.
- Однако, по тракту до сворота километров сорок-пятьдесят будет всяко-разно, и там ещё туда-сюда двадцать, - прикинул бурят.
Выходит, погрешность приличная у старого одигония на поверку. Проржавели, видно, старые механизмы. Виктор призадумался. Не надолго. Быстро принял очевидное решение и спросил у славного потомка Гэсэра:
- Ты, друг, за мясо сколько выручить-то в городе рассчитывал?
- Ну, туда-сюда, тысячи полторы, однако, - определился бурят.
- Минус бензин, минус аренда места, минус мзда санэпидемстанции за справку, минус ещё чего-нибудь непредвиденное, - не густо выходит, прикинул Виктор. - А тачка твоя сколько стоит?
- Машина? Ну так… Не считал. Однако, всяко-разно тысяч девяносто пять-то выйдет. Мотор по весне почти новый маненько поставил. От "тойоты".
- Но резина лысая, - наперёд стал было цену сбивать Виктор, но передумал - не на базаре ведь - и сделал буряту предложение: - Слушай, дружище, а продай ты мне свою тачку и мясо в придачу.
- Продать? - удивился такому крутому развороту своей судьбы бурят.
- Да, - подтвердил своё намерение Виктор. - Ценой не обижу. Четыре тысячи бакинских… долларов в смысле - это за всё. И плюс ещё штука - за моральный ущерб. Итого - пять. Нормальные бабки. А? Как оно тебе? Согласен?
Мужик стал энергично чесать затылок, шевелить губами и закатывать во внутрь черепа глаза. Судя по всему, - пошла у него в голове напряжённая умственная работа.
Наконец подсчитал-прикинул. И - кивнул головой. И - махнул рукой:
- Согласен.
- Ну вот и чудно, брат, так тому и быть, - искренне обрадовался Виктор тому, что мирно сумел договориться, что не пришлось применять тупую экспроприацию с использованием фронтовой авиации и тяжёлой артиллерии.
И подумал, вот ведь есть же ещё на свете белом приятные в общение, всегда готовые пойти навстречу люди. Бурята.
- Однако, как с документами быть? - вдруг заволновался отзывчивый человек. - Оформление всяко-разно.
- Заявишь, что украли, - посоветовал ему Виктор простой как дверь выход.
- Однако, искать будут.
- Пусть ищут. Найдут, - вернут. Хуже тебе и детям твоим от этого ведь не станет? Так?
- Так, однако, - согласился бурят.
На том и сошлись окончательно.
И Виктор тут же ему всю обговорённую сумму и отслюнявил. Вручил. Мужик трижды деньги пересчитал - оно и верно, денежки они счёт-то любят, засунул их куда-то глубоко - оно и верно, подальше положишь, поближе возьмёшь, и обалдевший от неожиданного прибытка побрёл куда-то прямо в чисто поле. Приминая лаптями звенящий от октябрьских ночных минусов забайкальский ковыль.
Виктор его, конечно, окликнул, подвезти предложил, но тот только головой отрицательно замотал и очень скоро исчез в темноте.
- Ещё замёрзнет чего доброго, - подумал Виктор вслух.
- Не замёрзнет, командир, он здесь дома, - успокоил его Японский Городовой.
- Дома, - согласился с разумным доводом шестьдесят девятого Виктор, - да и приподнялся мужик… На радостях дойдёт. Дойдёт-дойдёт, куда денется.
Успокоился, переключил канал, и тут же своему японскому китайцу приказал:
- Зови Лётчика, ставьте запаску, - будем грузиться на эту развалюху. По мне, лучше плохо ехать, чем хорошо пешкодралить.
- Это точно, командир, - согласился с ним Городовой и рванул с места. По-молодецки. На кривых своих, генетически под вспученные от сырых трав пузяки степных лошадей заточенных, ногах.
Ну а Виктор, - никаких военных академиев (а тем паче, Высших офицерских курсов "Выстрел") сроду не кончавший, но по знанию стратегии-тактики иным штабным полководцам сто тысяч трупов форы дававший, великий Чапай всех времен и народов, комдив наш дорогой Василий Тачаныч, на месте остался. И глянул со своего априори высокого командирского высока зорким, а в некоторые мгновения, слава богу, и прозорливым, взглядом туда, куда предстояло держать ему вскоре свой путь, и куда предстояла ему вести своих людей. Туда. На восток. На самый восток. На окончательный.
Но ничего в той стороне он в ту минуту не разглядел. Только кое-что проинтуичил. Внутренним своим глазом. Тем самым - прозорливым. Прозапасным.
А этими же двумя, которые в такое время, когда ночь не при луне, а луна не при делах, на то только и годны, чтобы, согласно русской народной поговорке, подвергнуться за ненадобностью выкалыванию, - ничего.
В ночной непроглядной мути, восток сейчас был для этих примитивных смотрелок только тем, чем и должен был быть он в мути непроглядной ночной одной из четырёх сторон тьмы.
И в этой тьме вообще, Виктор не увидел ничего кроме тьмы в себе. То и почуял. О том и сказ.
И вспомнился ему тогда один из самых его тревожных чёхов - северной страны хайку:
вновь солнце зашло
а взойдёт ли - конечно
уверен глупец
Это глупец во всём всегда везде уверен. Виктор же, богу акбар, отродясь ни в чём уверен не был. Даже в себе. И в себе - особенно.
Тем и спасался.
Мягко говоря.
11
Мысли ну никак не могли быть длиннее лучей дальнего света.
Мысли обрывались на границе отвоёванной прыгающим светом полосы.
А за этой самой перепаханной лучами нейтральной серостью, ночная дорога была темна.
По настоящему темна. По взрослому.
И там, в этой тёмной зоне, пряталось от фар до поры до времени пугливое будущее.
Будущее, было неясно.
Ночная дорога была темна…
Это так. Ночная дорога была тем…
Ну и пусть была она темна. И пусть была она ночной. Но зато она была дорогой.
Не сказать, чтоб весело, неслась где раздолбанная, а где ничего так, взлётная эта тягомотина по этим американским, которые русские, горкам. Скакала - перекати-поле - перевали-гору - роллинг - туды их мать! - стоунз в направлении обещавшего быть мутным рассвета. Обещавшего быть мутным, но обещавшего быть, - обещавшим случиться там, на невидимом пока месте разреза ночидня.