- Туда?
- Туда.
- Ну я пошла?
- Иди.
И она действительно пошла. Через минуту крикнула:
- Пелевин, я так понимаю, что, раз у тебя в телек палка вбита, то он не показывает?!
- Правильно понимаешь, - ответил Виктор, - только это не палка, а кол осиновый. Ты спи давай уже. Завтра будет трудный день.
И Виктор объявил по войскам отбой. После чего послушно наступила ночь.
Ночь наступила. Но это ничего ещё не значило. Виктор засыпал мучительно. Предстоящая авантюра будоражила мозг. Попёрли косяком всякие прикидки, расклады… и ещё этот долбаный кран!
А выспаться нужно было бы. Обязательно. Но не получалось. Лучше б вообще не ложился, чем такая вот пытка.
И только часика в четыре кое-как… Провалился.
А в полпятого - час одноглазого вермахта - звонок. По "вертушке".
Ничего не соображая, дотянулся. На его "алло" оттуда:
- Виктор Олегович?
- Ну.
- Доброе утро, Виктор Олегович. Вас из Администрации Президента беспокоят.
- Какого хрена! Кто это?
- Я же говорю, - Иванов Иван Иваныч, куратор из Администрации Президента.
- Да идите вы знаете куда, кураторы-прокураторы?! Шутники грёбанные!
- Не шумите, Виктор Олегович. Я буду краток. Я, собственно, вот по какому вопросу вам побеспокоил. У нас есть сведения, что следующий свой роман вы планируете назвать… секундочку… ага, - "ВВП", что будет соответственно означать - "Вложения Второго Порядка". Это что, действительно так, Виктор Олегович?
- Вы там все с ума, что ли, посходили!? Ну откуда я могу знать, как следующий роман свой назову? Если, к тому же, я к нему ещё даже и не приступал. Просто бред какой-то!
- Вы только, ради бога, не нервничайте, Виктор Олегович. Мы, конечно, не имеем таких полномочий - принуждать, но всё же настоятельно рекомендуем вам… Надеюсь, вы меня поняли?
- Чего понял? Ни хрена не понял. Чего рекомендуете-то?
- Рекомендуем подумать о другом названии.
- Бред.
- Благодарим за сотрудничество. До свидания.
Пошли гудки.
Виктор зло бросил на рычаги ни в чём не повинную трубку. Но тут же вновь поднял. Вращая тугой упрямый круг, стал набирать номер справочной аэропорта. Когда справочная с третьего раза ответила сонным голосом, торжественно сообщил, будучи абсолютно убеждённым, что телефон давно на прослушке:
- Девушка, представляете, все антидоты - гнусы. И ещё - лучше быть голубым, чем фиолетовым. Согласны?
Справочная на эту сентенцию ничего не ответила. Только вздохнула. Справочная была в курсе, что нынче полнолуние. И обострение.
И опять - отбой.
Спать. Спать. Спать.
Под утро приснилось, что это ему, а не Сорокину ноги отрезало. И вот сидит он теперь, - нет в жизни счастья, - натуральным образом, даром, что во сне, на ступеньках Киевского вокзала. Под задницей картонка. И картонка на груди. Ну, типа "Подайте бывшему покорителю космоса". Ага, христарадничает. Унылая толпа скользит мимо сплошной серой массой. Подают плохо. Обходят стороной. Косятся. Брезгуют. Суки. Но тут вдруг - что за хрень? - кортеж остановился с мигалками, охрана повыскакивала, толпу оттеснила, гривневых менял расшугала, дорожку расстелила, - Путин из чёрного броневичка, как чёртик из славянского шкафа, выскакивает. Здрасте-мордаси! Подошёл вплотную. Руки на яйцах сложил. Над лысиной нимб. Портрет портретом. Смотрит. Преимущественно глазёнками. Умными-умными. И что-то вдруг говорит тихо. Только не фига, - не расслышал. "Чего?", - мол. "Жалобы-претензии есть?", - повторяет. "Не-а". "Ну и какого тогда?" "Так надысь". "Ну вот то-то же". "А то". "Ну-ну", - швырнул чегой-то в кепи и кругом. И - шасть в машинку. Вот так вот. Поговорили, значит. Аж в жар бросило. Отчалил… Только колонна за угол, достал, чего тот бросил. Значок "Почётный железнодорожник". Видать у Аксёненко в "американку" выиграл. А мне за что? За "Жёлтую стрелу" что ли? Да уж, облагодетельствовал… Как Бобу, так орден, а как мне, так… Но тут вдруг над ухом: "Вложения второго порядка". "А?" - обернулся, - "Ёшкин кот!" Квентин рядом стоит, улыбается внутрь своей старушечьей челюстины. "Показ рассказа героя о событиях, которых не было", объяснил-прошамкал. "А-а-а!" - понял. А как понял, так Квентин тут же куда-то - вжик! - и растаял, - исчез, испарился, будто и не было. У-у-у, шайтан. Наябедничал и смылся, а у Виктора от такой правды ноги вдруг страшным образом заныли. Отрезанные. Ну, так иногда бывает. Говорят, что у иных по ночам даже и пятки чешутся. Уже сгнившие.
И тут уж Виктор начал зачем-то - сон, однако, он и есть сон, - отчаянно дёргать отрезанными ногами… А кто сказал, что отрезанными? Кто-то сказал. Сказал, как отрезал. Вскочил Виктор с картонки, - побежал искать того, кто сказал.
И тут уж проснулся.
То, что он наяву обнаружил, его ужаснуло.
Рядом безмятежно спала Йоо, закинув на него ногу и руку. А на его никуда не девшихся ногах, поверх одеяла, мирно посапывал Дюк. Отчего, собственно, ноги и затекли. Ещё бы - такой, блин, жеребёнок!
Вот и пускай таких в свой теремок!
Виктор брезгливо откинул от себя ложноножки и ложноручки, вытащил ноги из-под собаки и быстро вскочил с дивана. Как лещ со сковороды.
Рассобаченный Дюк проворчал что-то спросонья, а Йоо, та, вообще, даже и не дёрнулась. Крепко спала нимфетка. Сладко.
Кому интересно, была она в трусиках, но топлесс.
Виктору не было интересно, - не стал он разглядывать жиденькие прелести дрянной девчонки - удовольствие, на его здоровый вкус, мягко говоря, сомнительное - и быстро накинул на неё одеяло. Комплексом Гумберта Гумберта он, слава богу, не страдал. И под статью не попадал. Не УК. Не Справочника сексопатолога.
Хотя прислушался к себе на всякий случай, - но, нет, - никакого там прилива крови к голове, никакого учащения сердцебиения, а также аритмии в дыхании. Никаких содроганий. Никакого охотничьего азарта. Всё в норме. Недозревшая плоть - кожа, да кости, да худые ключицы - его не возбуждала.
Конечно, книга с исповедью светлорожего вдовца у него в своё время, как, впрочем, и у всех нормальных мальчишек, переживающих возраст угреватой прыщавости, сама себя открывала по первому требованию, - как та маленькая блядь Долорес - раз, и ноги в стороны, - на той самой, всем хорошо известной, затёртой странице. Тут не был десятиклассник и допризывник Витя Пелевин каким-то исключением. Нормальный пацан. Голимый натурал.
Читать это дело читал. Но в филопеды не подписывался. Это нет…
А разве ж есть, право слово, в этом занятии какая-нибудь патология? Имеется в виду, в чтении подобного рода книг. Пожалуй, нет. Скорее даже наоборот. Гормоны есть, любопытство точно, а заболевания психического нехорошего - это нет. Откуда? Настоящие маньяки книжек не читают. Они на концерты "Тату" ходят. Сопеть.
Да, читал-читал, почитывал. В основном, конечно, любопытство было. Натуралиста. Натурально. Потому как ведь не понять было сразу, - чисто технически, - как она его, каким именно способом, обработала тогда, в первый раз. Ведь все же пытаются, перечитывая это место, догадаться, - как?
А что там, собственно, ещё вычитать, помимо прикладного физиологического? Не вязью же текста, ей богу, наслаждаться, когда и сам автор честно признался в предисловии к русскому переводу, что всё относящееся к противоестественным страстям становится на чисто русском топорным, многословным и отвратительным в смысле стиля и ритма. Короче, жёсткое грязное порно, оно на великом и могучем и есть - грязное жёсткое порно. И на этом самом правдивом в мире языке либо так, либо никак.
Кстати, до сих пор так и не разобрался, каким макаром она его, мудака, тогда соблазнила. А уже теперь и не важно. Вырос. Не мальчик. В чужом опыте нужды не испытывает.
Виктор зевнул и взглянул на часы. Времени было ещё меньше семи. Такая рань! Вот, блин, поспал, называется. Ещё раз зевнул. Накинул халат. Двинул в очаге огонь зажечь. Чаю зачаял. Всё одно уже не уснуть.
На кухне, пока вода закипала, обернулся птицей белой. Сначала чайкой, но потом почему-то передумал, - и бакланом. И в приоткрытую форточку выпорхнул.
А там - темень, слякоть, да срань господня. Да мутный круг луны сквозь мокрую подлость вялого снега. Короче, до того дошли погоды в своей спирали, что на лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков чегой-то не слыхать в липовых-дубовых рощах. Хлябь сплошная. И ересь изморозью по краю луж.
Нет уж, увольте, в таком болоте чухонском пусть латгальцы сами летают, - решил. И возвернулся назад побыстрее.
Только перья зря замочил.
8
В отель с собакой не пущали. Такие правила. Но полтинник, - и в правила были внесены необходимые поправки. И тут же единогласно приняты. Сразу в четырёх чтениях.
И лифт был подан.
На вычурной ручке двери в 707-ой висела обычная для этих мест табличка с упреждающей надписью: "Стой, постой, карман пустой", но Виктор прекрасно знал, что лично к нему это дело не относится.
Но постучали для солидности. Приглашения, конечно, не дождались. И тогда уж со спокойной душой ввалились.
Бодрийар, склонившись над столом, энергично вычерчивал цветными фломастерами какую-то схему на самом обычном стандартном ватманском листе. Обернулся на шум. Бросил фломастеры и пошёл на встречу, улыбаясь.
Помимо философа в комнате находился уже знакомый Виктору малый - всё тот же глухонемой переводчик. Вытянув ноги, сидел он непринуждённо в псевдовикторианском кресле инвентарный номер такой-то. Дремал видимо. Мучился от безделья. Но когда дверь в номер распахнулась, вскочил неправдоподобно быстро. Просто как мультяшка какая-то. Будто в заднице пружина сработала. Внезапного шума что ли испугался? Так ведь глухой же вроде.