– Кого это вообще интересует, разумны мы или нет… Видишь ли, обыватель так не рассуждает. Обывателю важно, что некий упырь покушается на его полную и абсолютную, а иногда и единственную собственность – тело. И я его понимаю. Мне бы это тоже не нравилось. И знаешь, как нас резали одно время? В истории это туманно называется Темные времена. В общедоступной истории. А на самом деле это были темные времена вампирских войн. Столько крови было пролито… и выпито, пока не решили все-таки договариваться. Появился человек действительно разумный, понял, что от нас не скрыться, что мы перелетим через любую стену, мы при необходимости проникнем в любой дом, что мы можем замаскироваться так, что встречный прохожий не заподозрит в нас вампиров, пока не станет поздно. И предложил переговоры. Тогда и выработали основные правила взаимоотношений. Нами была определена минимально необходимая доза свежей крови. Понимаешь, не удовольствие, а выживание.
– До того было удовольствие?
– Да. Мы не ангелы, Дан. Мы вампиры. Мне твоя кровь вкуснее любого изысканного вина. Но война не могла быть бесконечной. Пожалуй, со временем вам удалось бы истребить нас, но вот какой ценой? Меня учили лечить людей, а тогда учили убивать. – Он задумался и вдруг улыбнулся. – Правда, сейчас я больше похож на вампира прежних времен.
– Ты не любишь убивать.
– Как и ты. Но приходится иногда. Мне интереснее лечить. Или просто книжки читать. По большому счету, я лентяй. А что касается межрасовых отношений… Мы сумели забыть давние обиды, да и вы тоже. А эльфам это не удается.
– Упускаешь одну деталь, – помотал головой Дан. Господи, как же приятно иметь вымытые волосы! Удивительно, но самым неприятным воспоминанием времени заключения была грязь. – Триста тридцать лет назад эльфов всего лишь недолюбливали, а теперь ненавидят, хотя они почти не появляются среди людей. Кому это надо – разогревать ненависть к расе?
– Не знаю. Могу только предполагать. Но ты об этом и без меня догадываешься.
Конечно. Кто тут еще оказывает такое влияние на политику, историю и даже искусство и моду… Только зачем властителям это нужно?
* * *
Похмельем Аль страдал относительным, примерно таким, какое бывает у Дана после мощной попойки: головная боль и слабость, поэтому он сдался на третьем кругу по верхней галерее. Сел с краю, свесил ноги и виновато сказал Ларе:
– Не могу. По земле бы еще побегал, а здесь голова кружится – высоко. Боюсь через перила перевалиться.
– Ну так и посиди, – удивился Гай, – успеешь еще. Но лучше у стеночки, от высоты голова сильнее закружится.
Аль послушно перевернулся, встал на четвереньки и так дошел до стены, больше придуриваясь, чем действительно страдая. Гай с Ларой помчались дальше, а Дан сел рядом: он просто устал и к горлу опять начал подступать кашель. Эльф обнял колени, положил на них подбородок – все, с трех шагов его можно было бы принять за девушку: тонкое лицо, большие глаза, рассыпанные по спине серебристые волосы.
– Прости, что я не говорил.
– Ну сказал. Что изменилось?
– Мне вообще-то нельзя быть с вами. Ни с кем нельзя. Если магия прорвется, я все вокруг…
– Вот когда прорвется, тогда и будем думать, что с этим делать, – перебил Дан, – тем более что властитель знал об этом твоем даре.
– Властитель? Откуда я знаю, что он думает на этот счет? Я ему обязан… Даже не знаю как.
– А люди знали, что у тебя дар?
– Конечно. Я же официально учился, далеко не всякого берут в обучение. Только никто не знал моего потенциала. Учитель говорил, что такого не было очень давно. А значит… в общем, если бы люди об этом узнали… Не положено эльфам иметь сильных магов.
– Кто-то рискнет спорить с властителем? – удивился Дан. – Ему виднее. Может, он как раз и сможет научить тебя пользоваться.
Аль повел плечом.
– Не знаю. Я совсем не понимаю его. Он разговаривает со мной, и кажется таким искренним, таким ласковым… а меня не оставляет ощущение, что думает он совсем другое, что прощупывает меня и так и этак, а ласковость эта не настоящая, а просто способ поддержать равновесие в моей душе. Ну что ты так смотришь? Ну да, именно то, что ты подумал… – Он уткнулся в колени лбом. – Никогда не считал это чем-то зазорным, а ты заставляешь меня чувствовать себя… шлюхой дешевой.
– Аль, – весьма жалко промямлил Дан, – ты прости… Это стереотипы. Меня так воспитали, я так привык, и все, ты же можешь…
– Привык? – перебил Аль. – Сам же говорил, что у вас там это едва ли не в моде, что кое-кто даже кичится, кто-то равнодушен, кто-то относится с отвращением. Я бы не сказал, что ты равнодушен.
Дан промолчал. Ну что сказать, как убедить – и кого убедить? Прежде всего себя. Аль, даже не видя его лица, чувствует настроение. Отношение. А как втолковать, что это отношение не к нему, не к Алиру Риенису, а к процессу как таковому? Что это даже не святое убеждение, а сложившаяся привычка, традиция, мамино воспитание, отвращение к демонстративному поведению всяких Борь Моисеевых, но не к Алю. Нравится ему спать с мужчинами – ну и кому какое дело?
С властителем? До Дана дошло как-то вдруг. Вот уж странно, за ним не замечалось таких склонностей. Женщин он более чем не гнушался, причем вкус имел до тошноты банальный – чтоб пышногрудая задастая и губастая блондинка… Способ? Способ приручить самого "дикого" в Квадре, самого замкнутого на себя, самого сложного – эльфа? С Даном держать себя доверительно, даже иногда кой-чего объясняя, с Гаем беседовать о науке да философии, льстило ему это, даже не скрывал, ведь властитель на образование времени имел впятеро больше, с Ларой шутил, как с младшей сестренкой, да в камни с ней играл, Аль вот… Черт, а ведь Алира просто одиночество задавило, несмотря на Квадру, несмотря на девиц, задерживающихся в его постели. Насколько было понятно Дану, равновесие властители поддерживали так, как считали нужным, в способах разборчивы не были, а по интригам были чемпионами Траитии и обеих лун. И если для того чтобы Аль не взорвался в прямой и переносном смысле, нужно лечь с ним в постель, властитель не постесняется… Тем более что гомосексуализм презирается только в простонародье, а когда это любым властителям было дело до мнения плебса?
Да и черт бы с ними. Большие мальчики оба, имеют право. А если Аль искренен, если вдруг для него это не просто секс? Ведь как напряжен! Не потому же, что у Дана такие узкие взгляды. Как это называется-то? Ретроград?
– Аль, ты у меня никакого отвращения не вызываешь, – сказал он наконец. – Никакого презрения. Вообще ничего отрицательного. Чем хочешь поклянусь. Своей жизнью, жизнью Гая, памятью Даны. Ты мой друг, больше, чем просто друг, ты часть меня, и я просто не представляю, как это, когда тебя нет. Ну как тебе доказать? Ты не любишь людей, если не ненавидишь, но ведь это не относится ко мне, правда?
– Боюсь, он не поверит, – озабоченно произнес Гай, опускаясь с другой стороны от эльфа. – Разве что если ты докажешь делом…
Аль взвился, словно пружина сорвалась, несколько секунд смотрел на них поочередно с непередаваемым выражением лица, глаза сверкали, губы кривились, и Дан только успел открыть рот, чтоб попытаться его успокоить, как он круто развернулся и припустил вдоль галереи со своей непревзойденной эльфийской скоростью. Гай ошарашенно смотрел вслед.
– Я не то брякнул? – беспомощно спросил он. – Дан, клянусь, я не хотел…
– Однако брякнул, – зло бросил Дан. Гай съежился. Пожалуй, Дан впервые был с ним так резок. – Ладно, ты хоть не злись.
– Я не злюсь, – пожал плечами Гай и поправил шляпу. – Он сказал тебе о властителе? А тебя перекосило?
– Да не перекосило меня! – заорал Дан. – Вот и он тоже решил, что меня перекосило. Ну удивился, да не столько Алю, сколько властителю! Ну такой я тупой, такие у меня взгляды узкие, что теперь – правда что ли с тобой в постель лечь, чтоб…
Глаза Гая мягко светились из-под шляпы. Как гаснущие угольки. Бабушка говорила: "Шает еще", когда печка уже гасла, но на отдельных угольках переливался красноватый оттенок. Слово было очень уж забавное, и Данилка никак не понимал, почему нельзя сказать "тлеют". Вот и у Гая глаза тлели.
– Прости, – остыл он. – Надо Аля найти, пока он… даже не знаю, что он может сделать.
– Напиться, – пожал плечами Гай, вставая. – Или подраться с кем-то, но это намного труднее, дураки здесь уже перевелись. А тебе не стоит разгоряченному стоять на морозе. Давно не болел?
Он двинулся вперед, к ближайшей двери. Дан удержал его за рукав.
– Прости, Гай.
Вампир оглянулся.
– Не за что. Если хочешь знать, меня бы это совсем не шокировало. Но я на это не намекал. Идем, я не хочу снова пичкать тебя лекарствами в таких количествах.
Дан поплелся за ним, чувствуя себя попеременно дураком, сволочью и вообще непонятно как. Алира нашли легко – он едва успел приступить к бутылке, попытался ее спрятать, когда Гай без стука распахнул дверь, но вампирскую реакцию ему обмануть не удалось: Гай скользнул к креслу, в котором сидел Аль, и вытащил из-под эльфа бутылку.
– Лучше дай мне в морду, – предложил он, – только не пей. Я не хочу, чтобы тебе стало плохо из-за моей нетактичности. Прости меня, Аль, я не хотел тебя задеть. Я смотрю на это проще, чем Дан, и думал, что ты об этом помнишь.