- Нет, он прав отчасти. Многие воины сочли бы мое поведение оскорбительным. Не простые, конечно, а те, что состоят в рыцарском ордене. У них там свои строгие правила, кодекс чести. Может, и среди боевых магов принято нечто подобное, мы же не знаем. Так что впредь лучше не вмешиваться, пусть разбирается сам…
- Глупость какая! - возмутилась Гедвиг. - А если его будут пожирать заживо, мы тоже не станем вмешиваться?
- Не станем, до тех пор пока он сам не попросит о помощи. А он, скорее всего, просить не станет, предпочтет погибнуть на поле боя, чтобы снискать посмертную славу. У рыцарей именно так заведено.
Гедвиг взяла ланцтрегера за руку, заставляя остановиться. Развернула его к себе лицом, заглянула в глаза. Потребовала торжественно и сурово:
- Йорген, милый, признайся честно, ты, лично ты, в рыцарском ордене состоишь?
- А что?! - удивился тот.
- Неважно, просто ответь.
- Нет, я не состою, потому что это очень хлопотное дело. Ну там турниры, балы, церемонии всякие. И без того ко двору то и дело призывают, а уж как станешь посвященным рыцарем - вообще не отвертишься… И потом, мне кажется, рыцарство в наш век уже устарело морально, это пережиток эпохи короля Густава, на которую пришелся его расцвет. Анахронизм. Теперь и вооружение другое, и стратегия боя, и принцип формирования армии… - Все это, слово в слово, он уже не раз и не два высказывал Дитмару, потому и теперь говорил как по писаному. - …Но учти, это мое личное мнение! А мой отец, к примеру, и мой старший брат Дитмар, и младший Фруте, и еще четыре кузена - все они состоят в ордене Пятой Девы, и…
Ведьма слушала вполуха. Не интересовали ее ни многочисленные родичи Йоргена, ни принципы формирования армии. А заботило только одно.
- Скажи… Нет, оба скажите. Вы можете пообещать мне одну вещь?!
- Для тебя - все что угодно! - вскричал Кальпурций пылко.
- Какую? - осторожно осведомился Йорген.
- Клянитесь! Что, если мы сумеем вернуться на родину живыми, вы никогда, слышите, НИКОГДА не согласитесь на посвящение в рыцари!
Кальпурций Тиилл откликнулся моментально:
- Клянусь! У нас в Силонии рыцарство вообще не распространено!
- А я не клянусь, - проворчал ланцтрегер мрачно. - Это не от меня зависит. Если мы вернемся живыми, да еще паче чаяния с победой, то молодой король Видар меня неминуемо посвятит, он уже сколько раз порывался!
- Тогда обещай хотя бы, что будешь соблюдать их кодекс чести не слишком рьяно. Без фанатизма.
- А! Ты о том, чтобы я не искал посмертной славы чересчур усердно?! - Он сообразил наконец, к чему был весь разговор. - Клянусь, клянусь, клянусь!
Это прозвучало очень искренне, но мимо внимания Кальпурция не прошла одна маленькая деталь. Подкреплять свою клятву принятым у гвардейцев жестом - поднятая вверх раскрытая ладонь - ланцтрегер почему-то не стал.
- Интересно, когда же наконец начнется Тьма? - спросил Кальпурций, подбрасывая ветки в костерок.
Пять часов резвого ходу отделяло их от восточного подножия Сенесс, когда Йорген объявил, что устал как собака и пора бы уже устроить небольшой привал.
- Да вроде бы рановато еще, всего ничего прошли, - возразила ведьма, но прозвучало это не слишком убедительно, спина заболела от непривычно долгой ходьбы.
Ланцтрегер напустил на себя обиженный вид:
- Я уже все ноги стер! И есть хочу! И шея… - Тут он умолк, мысленно обозвав себя дурнем.
Дернула же Тьма брякнуть про шею, не озаботившись сочинить заранее, какая именно неприятность с ней приключилась. Потому что на самом деле не успел он ни устать, ни проголодаться и все части его тела пребывали в полном порядке. Просто так уж подобралась их компания, что роль самого нежного и капризного ланцтрегеру пришлось взять на себя.
Гедвиг постоянно стремилась доказать и себе самой, и спутникам, что не хуже других переносит тяготы пути и ни для кого не является обузой. Кальпурций боялся выказать слабость в присутствии дамы сердца. Кого они, собственно, могли обмануть своей напускной бравадой? Разве что друг друга! Но только не ланцтрегера фон Рауха. Уж он-то прекрасно знал, как выглядят люди, из последних сил превозмогающие усталость, но при этом пытающиеся скрыть свое состояние. И чем подобные усилия обычно заканчиваются, тоже знал. И что ему оставалось? Смотреть, как эти двое загонят себя до смерти? Или поставить друзей в неловкое положение советом прекратить валять дурака и заниматься самоистязаниями? Ни того, ни другого Йорген не хотел. Вот и приходилось ему измышлять несуществующие страдания. Получалось, увы, не всегда правдоподобно и продуманно. Вот как в этот раз с шеей. При чем тут вообще шея? Пришло же в голову…
К счастью, Гедвиг в детали вдаваться не стала, сбросила со спины мешок и с наслаждением плюхнулась рядом. Ее примеру последовал Кальпурций, тоже порядком утомленный. Но долго залеживаться ему не пришлось - надо было заниматься костром. Больше-то некому: Йорген устал, Гедвиг - дама… "Ну и пусть! - мстительно думал Йорген, лежа на травке и наблюдая, как друг Тиилл подволакивает ноги, собирая хворост. - Так ему и надо, впредь будет умнее! Не о себе, так о любимой своей подумал бы! А я не стану выходить из образа: у меня ноги и шея!"
…Наконец все было устроено: разожжен костерок, разварен кусок солонины - специально для голодающих, и, блаженно растянувшись на жесткой степной траве подле мирно спящей ведьмы, подбросив ветку в огонь, Кальпурций осведомился небрежно: когда же наконец начнется Тьма?
Таким неожиданным был вопрос, что Йорген уронил остаток лепешки в огонь, поперхнулся куском солонины, долго кашлял, потом спросил сердито:
- А вокруг, по-твоему, что?!
Кальпурций огляделся.
На самом деле вокруг было не очень хорошо. Во-первых, слишком тепло для мая, давно пришлось расстаться с куртками и идти в одних нижних рубашках - неприлично, конечно, но что поделаешь, не пропадать же от жары. Во-вторых, странно выглядело небо - совершенно ясное, но лишенное радостной весенней голубизны - будто выцветшее, перепачканное странными серыми разводами, не похожими ни на тучи, ни на облака. Грязное какое-то небо. И на нем тусклым красным пятном висит полуденное солнце - аж жуть берет! В-третьих, тишина глухая, мертвая. Птицы не поют, цикады не стрекочут, не слышно шелеста трав. И ветер - вот уж без чего прежде ни дня не обходилось в степи! - не свистит привычно в ушах, умные мысли не выдувает, но они сами заводиться не хотят, ерунда какая-то лезет в голову, воспоминания смутные и неприятные. А в неподвижном, горячем воздухе висит седая, отливающая рыжим хмарь - не туман, не пыль, на дым похоже вроде бы, но не пахнет. Из-за этого очертания предметов вдали кажутся размытыми, искореженными и странными: холмы, будто бы парящие над землей, кусты, похожие на чудовищ… И на всем вокруг - на камнях, на тусклой больной траве и редких уродливых деревах - лежит слой тонкого-тонкого белого… пепла, что ли? Или какой-то другой, колдовской субстанции, специально рассыпанной для того, чтобы украсть у вещей их природный цвет, сделать блеклыми и ненастоящими?.. Так вот она какая - Тьма! Тишина, запустение, тоска…
- А я думал, должно быть темно, как ночью… - пробормотал Кальпурций жалобно. Ему и впрямь вдруг захотелось, чтобы стало темно - не видеть окружающего безобразия, слишком тягостным было это зрелище. - Я ведь читал в книгах: "Небо в тех краях затянуто черной пеленой туч, и дня больше нет, только сумрак и ночь сменяют друг друга. Солнце годами не показывается на небосводе…" и всякое такое! А оно вон, висит, солнце ваше! Любуйтесь!
- Почему это оно "наше"? - удивился Йорген, в силу "туманной" природы своей не питавший особой любви даже к нормальному, не изуродованному Тьмой солнцу.
- Да я не вас имел в виду, а сочинителей, что писали те книги, - отмахнулся Кальпурций, ему было не до выяснения отношений. Тьма оказалась совсем не той, что он представлял, и это пугало еще больше, требовалось время, чтобы осознать и свыкнуться с ее новым образом. - Выходит, они все врали?!
Сам не зная почему, Йорген взялся защищать неизвестных ему сочинителей:
- Мне думается, они так поступали непреднамеренно. Их самих могли ввести в заблуждение. Когда рассказ слишком долго передается из уст в уста, он обязательно претерпевает искажения…
- Просто не надо писать о том, чего не видел сам, собственными глазами! - отрезал Кальпурций, он чувствовал себя обманутым и не был склонен к снисходительности. - Когда готовишься увидеть одно, а сталкиваешься с чем-то совершенно иным, это по меньшей мере выводит из душевного равновесия, ты не находишь? Если бы заранее точно знать, как здесь на самом деле… Или вообще ничего не знать… А то… - Он уже не столько с другом, сколько сам с собой разговаривал.
Йорген тоже задумался о своем.
- Неужели я тебе не рассказывал?.. - что-то припоминая, пробормотал он.
Кальпурций, прервав внутренний монолог, воззрился непонимающе, настороженно:
- А что ты должен был мне рассказать?!
- Ну… какая на самом деле Тьма. Мне казалось, мы об этом говорили как-то…
- Йорген, друг мой, - голос силонийца звучал вкрадчиво и осторожно, так обычно разговаривают с душевнобольными, - а откуда тебе было известно, какая на самом деле Тьма?!!
- Да я ее сколько раз видел собственными глаза… ну или не глазами, но видел… Чего ты на меня так смотришь, будто я сейчас шторбом обернусь?! В детстве видел - издали, в небе. А потом твоя же книга меня шарахнула и все показала как есть. И когда кто-то зачаровать пытался - тоже… Не пойму, как же случилось, что у нас об этом разговор не зашел?!