Ночные твари дохнут по-разному. Отрубите голову вампиру любой породы - тело его на ваших глазах истлеет до степени разложения, присущей трупу, определенное время пролежавшему в земле. Может оказаться еще свежим, может - скелетом с клочками гнилой кожи на костях, это как уж вам повезет. Обезглавленный вервольф оборотится человеком. Гифта растечется зловонной слизью. Одни из тех чудовищ, с которыми Йорген сражался на севере, имели обыкновение сгорать, рассыпаясь искрами. Другие медленно истаивали в ночном воздухе. Но прелестное дитя повело себя иначе.
Тельце, над которым так горестно рыдал силониец, вдруг зашевелилось интенсивнее, и тот, на свое счастье, отпрянул. И уже с расстояния в несколько шагов с ужасом наблюдал, как оно становится на четвереньки, как бежит, резво перебирая конечностями, вывернувшимися по-паучьи, коленями и локтями наружу. Подбежало к голове, ткнулось кровавым обрубком шейки в зияющую поверхность среза. И голова приросла к нему мгновенно, даже шрама не осталось. Правда, сидела теперь косо, лицо оказалось повернутым вбок, но малютку такая безделица, судя по всему, не беспокоила. Не утруждая себя прямохождением, она, как была на четвереньках, посеменила к своей жертве, завела старую песню:
- Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…
Кальпурций замер в ужасе.
- Бежим! К дороге! - это подскочил Йорген, дернул его за плечо.
И они побежали, благо недалеко было. Иначе трудно сказать, чем бы окончилось это странное дело.
- Если ты намерен и впредь из-за каждой убитой твари разбивать мне мор… хм… лицо, то боюсь, наша миссия будет подвигаться медленнее, чем хотелось бы! - В голосе Йоргена сквозила обида, но окажись на месте Кальпурция, к примеру, Дитмар - тот сразу уловил бы, что она ненастоящая и братец просто притворяется.
Ланцтрегер лежал на спине и тихо хныкал. Не потому, что было ему так больно - подумаешь, в морду получил, первый раз, что ли, - а чтобы друг Тиилл проникся состраданием и осознал, что впредь так поступать не следует.
Друг Тиилл был рядом, бережно вытирал ему кровь с разбитого лица и предавался раскаянию:
- Ах, как же я тебя… Ах ты, господи, крови сколько!
- Сколько? - с живым интересом спросил Йорген, приподнимаясь на локтях.
- Много! Ты лежи, лежи пока… Слушай, а вдруг я тебе нос сломал?!
- Ну буду кривоносым, - равнодушно откликнулся пострадавший, потом все-таки исследовал состояние упомянутого органа и поспешил обрадовать товарища: - Нет, похоже, целый. Не переживай.
Но Кальпурций переживал. Друг спас его от верной гибели, а он, неблагодарный, так обошелся с ним! Обвинил страшно подумать в чем, ударил…
- Да ладно! Это же не ты, это чары! - великодушно махнул рукой ланцтрегер.
Но Кальпурцию легче не стало. Он знал, чувствовал: не чары, нет! Осознанно он себя вел, и если бы оружие на дороге не оставил, при себе имел - так и убил бы! Просто он еще не научился доверять новому другу - вот в чем его беда и его вина…
А тот, будто уловив его мысли, вдруг сказал тихо:
- Если с дороги сходишь… если вообще идешь куда… Ты оружие из рук не выпускай, не имей такой привычки! Не на прогулке мы!
…И до самого утра они привалов больше не устраивали. И до самого утра маленькое чудовище на четвереньках бежало за ними вдоль дороги, скоростью не уступая лошадям, и канючило: "Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…" Какой уж тут отдых!
Уже перед рассветом Кальпурций вдруг вспомнил, спросил:
- Слушай, а как ты догадался, что это был не настоящий ребенок?
- Так ведь он тени не отбрасывал! - был ответ.
- Что, на зойга нарвались, почтенные? - усмехнулся при виде них привратник на въезде в Гамр.
- Девчонка, маленькая такая, и голова не отрубается. Оно? - уточнил Йорген.
- Так точно, оно! Он! - радостно кивнул словоохотливый страж. - Зойг! А вы отколь же путь держите, из каких благословенных краев, что зойга не знаете?
- Мы-то? - усмехнулся ланцтрегер фон Раух. - Из Эренмаркского королевства. Я, к примеру, из Эрцхольма родом.
- Да ну! - Гизельгерец даже попятился. - Это из того Эрцхольма, который чуть большая Тьма не сожрала?!
- Вот-вот. К вопросу о благословенных краях!
- Тьфу-тьфу! Чур меня, чур! - замахал руками страж, но потом не выдержал и похвастался: - А все ж таки зойгов-то у вас и нет!
- Да, вот только этой дряни нам и недоставало! Ты расскажи, любезный, что это за порода? Как их убивают? - И, чтобы тому было интересней рассказывать, Йорген протянул стражу полкроны серебром.
Дядька сразу просиял не хуже той монеты, затараторил:
- А доложу я вам, добрейшие господа ваши светлости, что порода эта самая что ни есть зловредная. Завелась у нас по осени еще, с первыми холодами пришла. Сколько народу извела за зиму, пока разобрались, что к чему, - страсть! Особливо бабьему населению урон вышел. Они ведь, бабенки, какие - токмо рабенка углядят, сразу норовят на руки схватить, нет бы спервоначалу про тень вспомнить! А ему, зойгу, стало быть, только того и надобно! Покуда не тронешь его, он над тобой и власти не имеет. А как обнимешь - пиши пропало! К шее прильнет и всю кровь высосет, а с нею, говорят, и душу саму выймет! Хорошо, если рядом кто окажется, отобьет. А одному человеку избавиться от зойга никакой возможности, непременно заест.
- Так он вроде вампира, что ли?
- Э нет! Шторбам он вовсе не родня, только в том и есть сходство, что кровь сосет, а повадка другая! По могилам не таится, осины не боится, да и стали доброй тож. Непросто его убить. Да и жалко бывает: с виду дите дитем, лучше настоящего, не у всякого рука подымется. Это его главная подлость. Но и приятность своя в нем есть. Со шторбами как: кусанули тебя хоть раз - сам шторбом станешь. А вовремя отбей зойгом покусанного - жив останется, коли от малокровия не помрет или от заразы, ежели зойг прежде кого хворого поел. То-то!
- Убивают их как? - напомнил ланцтрегер, а сам подумал: "Непременно надобно послать в столицу письмо с гонцом, предупредить, какая новая пакость в мире завелася!" (Слог привратника оказался заразительным.)
- А убить зойга совсем непросто. Способ один: зарубить и бабьим молоком обрызнуть - тогда не срастется. Иначе никак!
- Эх! - присвистнул Кальпурций совершенно по-простонародному, манеры его стремительно портились, уже страшно было домой показываться. - Это где же столько ба… столько молока взять?
Страж пожал плечами, ответил с большим достоинством и гордостью за родной город:
- Ну не знаю, как там у вас на севере, а у нас в Гамере, к примеру, бабье молоко нынче в любой оружейной лавке купить можно!.. - помолчал и добавил, желая честно отработать серебро: - Да только вам, странникам иноземным, оно вовсе ни к чему, это для наших охотников товар. Вам, главное, руками зойга не хватать - и целы будете!
- Скажи, - спросил напоследок, после некоторого колебания, Кальпурций. - А как ты догадался, что мы столкнулись с зойгом?
Страж широко ухмыльнулся:
- Да как же? Смотрю, идут двое, один бледный да скучный, и пятно на шее, будто со злой девкой целовался. А у второго мор… простите, ваша светлость, личность пострадамшая. Тут сразу ясно: на одного зойг насел, второй отбивал да сам под раздачу попал. Обычное дело! Глупый только не догадается!
- Право, какие все вокруг догадливые пошли! - пробурчал силониец себе под нос. Почему-то он чувствовал себя уязвленным.
Глава 13,
повествующая о жизни города Гамра и о дурном нраве его аптекарей
Гамр оказался городом большим и богатым даже по меркам благополучной Силонии и мощного Эренмаркского королевства. Йорген и Кальпурций, привыкшие считать соседнюю Гизельгеру едва ли не задворками мира, были весьма удивлены его масштабами. Если бы они чуть больше интересовались географией и экономикой сопредельных государств, им было бы известно, что по размерам своим и благосостоянию Гамр значительно превосходил саму Зелигерду, гизельгерскую столицу.
Конечно, не непромокаемым плащам, оказавшимся на поверку дрянными, город был обязан своим процветанием, и даже не тисненым пряникам, которые производились здесь в огромных количествах и были действительно очень хороши. Настолько хороши, что у Йоргена наконец проснулось чувство голода и он купил сразу три: с домиком, с корабликом и с овечкой. Первые два съел сразу, третий припрятал. Лоточник клятвенно уверял, будто медовое изделие искусных гамрских пекарей может храниться без потери качества никак не меньше двадцати лет, если держать его в прохладе и сухости. Йорген решил, что на его век хватит, и присовокупил пряник к своей коллекции.
- На твоем месте я бы не сам пряник хранил, а выкупил у мастеров пряничную доску или попросил сделать оттиск на глине, - посоветовал старший товарищ. До этого момента он все-таки подозревал, что Йорген его разыгрывает, но теперь сомнения рассеялись. Он хорошо знал, что такое азарт страстного собирателя, и теперь ясно читал его в глазах спутника.
- Точно! - обрадовался ланцтрегер. - Купим палатку - и сразу в пекарский квартал!
Ремесленный Гамр имел цеховое устройство, на рынке здесь торговали только привозным товаром, а тем, что производился в городе, - исключительно в лавках при мастерских. На этот счет существовали строжайшие правила, делавшие послабление лишь для торговцев снедью вразнос.