- Мне надоело, что со мной обращаются как с преступницей только потому, что я свою работу делаю лучше всех мужчин.
Эдуард резко кашлянул, и я добавила:
- Речь не о присутствующих.
Эдуард кивнул.
- Но это только часть проблемы. Да, я работаю лучше всех прочих истребителей. У меня больше список, и при этом я женщина. Вот этого они выдержать не могут, Шоу. Не могут взять в толк, что я просто так умею работать. Нет, наверняка я себе дорогу наверх мандой проложила. Или вообще урод ярмарочный.
- Не можете вы уметь так работать.
- Почему? Потому что я женщина?
У него хватило такта смутиться.
- Чтобы так хорошо работать, нужно пройти обучение.
- Она именно так хорошо работает.
Эдуард сказал это тем пустым голосом, который умеет делать. Таким, от которого волосы на шее встают дыбом - если знаешь, что именно слушаешь.
- Вы служили в спецвойсках. У нее такого тренинга нет.
- Я не говорил, что она хороший солдат.
- Что тогда? Хороший полицейский?
- Нет.
Шоу нахмурился:
- А что тогда? Что за работа, которую она так хорошо делает? Если вы скажете "трахаться", я разозлюсь.
- Убивать, - ответил Эдуард.
- Что?
- Вы спросили, что она умеет хорошо делать. Я ответил на ваш вопрос.
Шоу смерил меня взглядом - не как мужчина смотрит на женщину, а будто хотел понять, что ему говорит Эдуард.
- Вы действительно так хорошо умеете убивать?
- Я стараюсь быть хорошим копом. Стараюсь быть хорошим послушным солдатом и выполнять приказы - до определенного момента. Но по сути я не коп и не солдат. Я - убийца, которому закон разрешил убивать. Я - Истребительница. С большой буквы.
- Никогда не слышал ни от одного маршала признания в том, что он - убийца.
- Строго говоря, это незаконно, но я преследую граждан США с намерением их убить. Я отрубила голов и вырезала сердец больше почти любого серийного убийцы. Если хотите, чтобы получилось красиво, дайте мне ордер - отлично, возражать не буду. Но я знаю, в чем моя профессия. Я знаю, что я делаю. И это я умею делать очень, очень хорошо.
- Лучше вас кто-нибудь умеет? - спросил он.
Я покосилась на Эдуарда:
- Только один.
Шоу глянул на Эдуарда и снова на меня.
- Надо понимать, мне очень повезло, что вы оба оказались здесь.
Голос его был густо замешан на сарказме.
- Вам действительно повезло, - сказала я и направилась к двери. Эдуард пошел за мной и протянул ключи:
- Я взял нам машину, чтобы могли с тобой поговорить, - сказал он.
- Это хорошо.
- Да, и Олафа я вспомнил не просто к слову.
Я остановилась посреди коридора:
- Ты ведь не хочешь сказать…
- Маршал Отто Джеффрис - один из маршалов западных штатов. Когда я прилетел сюда, он уже был на месте.
Олаф - настоящий серийный убийца. Но он, как СПУ, умеет до определенной степени контролировать свои порывы. Ни одного из своих худших преступлений он не совершал в этой стране - насколько мы с Эдуардом знаем. Доказательств у нас нет никаких, но я знаю, кто он, и он знает, что я это знаю. И ему нравится, что я знаю.
Совместная со мной охота на вампиров навела Олафа на мысль, что он сам может стать маршалом и свои любимые серийные убийства совершать легально. Способ изъятия сердца и отрубания головы у вампира закон не регламентирует - это просто полагается сделать. Когда процесс убийства начат, вампира уже не защищают никакие законы. Никакие. Вампир полностью зависит от милости истребителя.
Одна из целей моей жизни - никогда, никогда не оказаться на милости Олафа.
Глава одиннадцатая
Эдуард взял для нас большой внедорожник, черный и какой-то зловещий. Я знала, что цвет он не выбирал, но получилось совершенно правильно. Машину я одобрила. Потому что если придется ехать куда-то в пустыню или вообще без дорог, она справится.
- Когда ты успел арендовать машину? - спросила я.
- Я на допрос попал первым. И знал, что других трех маршалов США они будут допрашивать долго, так что время у меня было.
Я остановилась посреди шага:
- Ты сказал - трех других?
Он повернулся ко мне и кивнул:
- Сказал.
Чуть ли не улыбаясь. Эго значило, что он от меня что-то скрывает. Любит Эдуард быть загадочным, и то, что я знаю его семью и знаю почти все его тайные личности, не вылечило его от этой привычки. Просто ему труднее найти возможность меня удивить.
- И кто четвертый? - спросила я.
Он поднял руку - я видела у него этот жест на работе, когда он работал с теми, кто понимает язык жестов. Этот значил "давай вперед".
Возле заднего выхода розовато-коричневого здания стояла небольшая группа полицейских. Я их заметила, мельком, как замечаешь в нашем деле всё: людей, пальмы, жару, солнце, И вдруг среди них оказался Олаф. Он был на полголовы выше любого из них, кроме одного. Горбился, что ли? Но не только. Еще он был одет в черную футболку, черные джинсы, заправленные в черные ботинки. Черная кожаная куртка через руку, бицепсы ходят под кожей. Чуть в нем прибавилось цвета с последнего раза, как я его видела, будто он больше был на солнце, но Олаф, как и я, не загорает. У кого в жилах много немецкой крови, загорают с трудом.
Голова у него была так же выбрита наголо, и черные брови выделялись резким контрастом. Под подбородком залегла тень щетины - он из тех, кому приходится бриться дважды в день, чтобы быть чисто выбритым. Я задумалась: он голову бреет или просто лысый? Раньше как-то не интересовало.
Голова, одежда, рост - все это выделяло его из группы полицейских как волка среди овец - или гота среди людей в форме. А я его просто даже и не заметила. Совсем.
Эдуард тоже это умеет - быть невидимым на самом виду.
Олаф шел к нам, я смотрела и видела, что для человека таких размеров он движется грациозно, но это была грация мышц и сдерживаемой агрессии.
Агрессивному виду способствовала наплечная кобура с "Хеклер и Кох П-2000" и дополнительные магазины на другой стороне ремня. В последний раз у него был запасной пистолет на пояснице - надо будет потом проверить. На боку - нож, длиннее моего предплечья, привязан к бедру. Клинки носят с собой почти все охотники на вампиров.
Он шел ко мне, весь темный и зловещий, а потом улыбнулся. Недружеской улыбкой, а бойфрендской. Нет, более того, так улыбается мужчина женщине, с которой у него был секс, и он надеется повторить. Олаф на такую улыбку права не имел.
- Анита! - сказал он, и опять же слишком много эмоций вложил в мое имя.
Мне пришлось запнуться, чтобы назвать его фальшивое имя:
- Отто!
Оп продолжал идти, пока не навис над нами с Эдуардом. Конечно, при его почти семи футах над кем хочешь можно нависать.
Оп протянул мне руку. В те два раза, когда мы встречались, протягивал ли он мне руку для пожатия? Надо подумать… нет, он женщинам руки не пожимает. Но вот - он протягивает руку, излишне фамильярная улыбка чуть-чуть увяла, но никуда не делась.
Вот она и вызвала у меня нежелание к нему прикасаться. Но патологическая ненависть Олафа к женщинам сделала это рукопожатие очень важным моментом. Он считал, что я достойна. Кроме того, нам придется работать вместе на глазах у полиции. И я не хочу, чтобы он злился на меня с самого начала охоты.
Я приняла руку.
Он обхватил ею мою ладонь, вторую руку положил выше, мне на предплечье. Некоторые мужчины так поступают, и я не очень понимаю зачем, но в этот раз я знала.
Я попыталась высвободиться - не смогла сдержаться. Он сжал пальцы, давая мне понять, что меня держит - или что придется драться, чтобы вырваться. Только миг, момент, но мне этого хватило, чтобы вспомнить, как мы виделись последний раз.
Мы с Олафом должны были вынуть сердца у вампиров, за которыми тогда охотились. Вампиры были старые и сильные - в таких случаях недостаточно проткнуть сердце колом. Его надо вырезать из грудной полости и потом уничтожить огнем.
Я доставала сердце, запутавшееся в каких-то органах тела, Олаф предложил помочь. Я забыла, кто он - и согласилась.
Он просунул руку в сделанную мною дыру, вдоль моей руки, в грудную клетку. И только когда его ладонь охватила мою, прижав пальцы к еще теплому сердцу, я на него посмотрела. Мы оба наклонялись над телом, лица почти вплотную, руки ушли вверх в куда более длинное тело вампира. Олаф посмотрел на меня над телом, и наши руки держались за сердце и кровь была повсюду. И смотрел он на меня так, будто это был ужин при свечах, а я в красивом кружевном белье.
Он свободной рукой придерживал мою руку, управляя скоростью, с которой мы вылезали из грудной полости, затягивал процесс и глядел на меня в упор. Последние несколько дюймов он смотрел вниз, на рану. Смотрел, как выходят наши руки из кровавой дыры под грудиной. А меня он держал ладонью выше локтя и поднял наши руки вверх - мы секунду держали сердце вместе, и он глядел на меня поверх кровоточащей мышцы.
Вот так он и украл поцелуй - первый, и я очень постаралась, чтобы последний.
- Отпусти, - сказала я тихо и очень отчетливо.
Он приоткрыл губы, выдохнул долгим вздохом. Это было хуже улыбки. Я в этот момент поняла, что стала трофеем той охоты. Трофеем, который серийный убийца берет себе от жертвы или с места преступления, и когда его видит, трогает или слышит, ощущает на вкус или на запах, к нему возвращаются воспоминания.
Я изо всех сил старалась не показать страха, но, наверное, не удалось. Эдуард встал рядом с нами и сказал:
- Ты ее слышал.