* * *
Константин Абэ при виде меня оглушительно расхохотался. Я недоумевал - что в моей внешности могло вызвать у него столь неумеренный приступ веселья, - до тех пор, пока Абэ не произнес:
- И опять небось грамотный?
Я пожал плечами. У животоглавцев этот жест выражает чрезвычайно широкий спектр самых различных чувств, от язвительного недоумения до искреннего сочувствия. Отчасти функции мимики переложены у животоглавцев на плечи - в самом прямом смысле слова; поскольку их лица, находящиеся на животе, своими гримасами показывают преимущественно фазы пищеварительного процесса и его состояние.
Анадион Банакер сухо произнес:
- Да. Грамотный. Как всегда.
И вышел, закрыв за собой дверь.
Я осматривался в тесном, качающемся помещении, в чьи стены безнадежно стучали сырые кулаки моря.
Здесь было жарко, влажно и захламлено. Обилие бочонков с припасами уничтожало всякую надежду на скорое завершение путешествия, каким бы нежелательным и тяжким оно ни было.
- Грамотные-то хужей котлы чистят, - крикнул, обращаясь к закрытой двери, Абэ и напоследок хохотнул еще разок. Затем он стал серьезен и уставился на меня. - Что это у тебя с рожей? - осведомился он. - Болезнь? Заразная?
Я сказал:
- Нет.
Удовлетворившись этим ответом, Константин Абэ сунул мне в руки засаленную тряпку и кивнул на котел:
- Вычисти.
Я посмотрел на тряпку и произнес:
- Я - помощник библиотекаря, господина Банакера.
- Ну да, - кивнул Абэ, - он ведь сам мне об этом сказал. Твоя служба началась. Не рассчитываешь же ты плавать на нашем корабле за просто так? Мы пассажиров не берем.
Ни к одному человеку на свете я не испытывал такой ненависти, как к Константину Абэ. Он был невысок ростом, худощав, с абсолютно лысой головой, которую смазывал маслом так, что она отбрасывала блики на стены. Цвет его кожи был желтоватый, разрез глаз неопределенный: они были раскосыми, но без изысканного тяжелого века, которое отличает азиатов. Просто криво вырезанные в желтой коже глаза. И еще они почти никогда не моргали.
Готовил он из рук вон плохо, и все матросы его ненавидели. Изрядная толика их ненависти приходилась теперь и на мою долю. Поначалу меня это удивляло.
В первый же вечер, утомившись от противной и тяжелой работы, я выбрался на палубу и растянулся под звездами, рассчитывая немного отдохнуть. С той же, очевидно, целью туда явились трое матросов, и один сразу же раскурил на редкость вонючую сигару. Не сомневаюсь, что он купил ее на честно заработанные деньги, потому что украсть такую гадость не пришло бы в голову даже такому наивному человеку, как я.
- Ба! - воскликнул один из матросов. - Да это же новый помощник библиотекаря!
Я уже приподнялся было на локте, чтобы достойно вступить в беседу и познакомиться с этими людьми, моими спутниками на ближайшее время, как второй матрос в меня плюнул. Его плевок, длинный и коричневый, медленно пролетел по вечернему воздуху и с пугающей меткостью завершил траекторию у меня на лбу.
- То-то я гляжу, суп сегодня еще жиже, чем вчера, - сказал плеватель.
Я вытер лицо одеждой и с достоинством осведомился:
- Что вы имеете в виду?
(Следовало употребить фразу: "Что вы себе позволяете?" - но я как-то не сообразил.)
- Да то, что раньше воровал из общего котла один Абэ Желтомордый, а теперь к нему прибавился второй короед.
- Я помощник библиотекаря, - напомнил я.
- А знаешь, что мы сделали с прежним помощником? - сказал, оскалив зубы и шевеля в них сигарой, курильщик.
- Меня это не касается, - заявил я.
Я снова улегся и всем своим видом показал, что не намерен больше перемолвить ни слова с этими дурно воспитанными людьми. Они это поняли и принялись переговариваться, как бы не замечая моего присутствия. При этом они толкали друг друга локтями и то и дело прыскали от смеха. Неизвестно, чем бы все это закончилось для меня, если бы на палубе не появился Анадион Банакер.
- Вот вы где! - обратился он ко мне.
Матросы сняли головные уборы и замолчали, но библиотекарь даже не посмотрел в их сторону.
- Вас ищет Абэ, - сказал Банакер, глядя поверх моей головы куда-то на мачту. - Говорит, для вас есть работа.
- Послушайте, господин Банакер, - взмолился я, - почему, являясь вашим помощником, я вынужден быть на побегушках у повара? Как это связано с библиотекой?
- Вы, как человек, поживший среди животоглавцев, должны лучше, чем кто бы то ни было, знать о непосредственной связи между желудком и головой. Или, выражаясь иначе, - о связи между мыслительными и пищеварительными процессами, - ответил библиотекарь.
Не без злорадства я отметил, что на матросских физиономиях появилось выражение глубочайшего недоумения. Однако на этом мое мимолетное торжество и закончилось, и я поплелся обратно в камбуз, в царство тирании Константина Абэ.
* * *
Судя по состоянию припасов, корабль находился в плавании уже много месяцев. Запасы воды пополнялись во время коротких стоянок у необитаемых берегов, но с пищей все обстояло из рук вон плохо. Константин Абэ вряд ли был так уж виноват в том, что у нас заканчивалась солонина, сухари покрылись плесенью, а в крупе было больше мышиных какашек, чем самой крупы.
Пользуясь моей исполнительностью, Константин Абэ переложил на меня большую часть своих обязанностей и теперь в основном проводил время в своем гамаке, подвешенном под потолком камбуза. Часами я наблюдал за тем, как желтокожий куль мерно покачивается в такт корабельной качке. Иногда сверху свешивалась нога или рука, иногда - жидкая черная косица. Сам не знаю, что удерживало меня от искушения ткнуть туда, где я предполагал задницу моего тирана, чем-нибудь острым.
Изредка этот живой окорок - по правде сказать, жилистый, вертлявый и на вид куда менее съедобный, нежели те старые сапоги, что я крошил в матросскую кашу, - высовывался из гамака и произносил что-нибудь вроде:
- А что, помощник библиотекаря, хорошо ли ты намыл сегодня посуду? Вчера на тебя опять жаловались. И давай-ка воруй поменьше.
Измученный изжогой, я даже не огрызался, несмотря на всю несправедливость этих замечаний. Продукты на камбузе все никак не желали заканчиваться, а это означало, что нам предстоит оставаться в море еще неопределенное время.
В конце концов я не выдержал и обратился к Константину Абэ с такой речью:
- Если мы не найдем способ подавать команде что-нибудь более съедобное, нас выбросят за борт.
Это была тщательно продуманная и отрепетированная речь; она была содержательна и корректна. Ни одного прямого выпада, который можно было бы расценить оскорбительным для себя образом.
- Для человека с зачеркнутым лицом ты недурно соображаешь, - одобрил меня Абэ, поглядывая сверху блестящим косым глазом. - Кстати, давно хотел спросить: это правда, что у твоих бывших хозяев мозг помещается в желудке?
- Почему? - удивился я.
- Потому что лицо для того и нарисовано на голове, чтобы показать месторасположение мозгов, - ответил Абэ. - А ты как думал? Где мозги, там и рожа, чтобы одно на другом отражалось. Неужели не ясно?
- Это мне ясно, - согласился я. По-своему Абэ рассуждал безупречно.
- А у них рожа, ты говоришь, на животе, стало быть, и мозг в животе, - продолжал Абэ.
- Не исключено, - подтвердил я. Прежде мне не приходилось задуматься о подобном. Мои хозяева были достаточно умны, а, как известно, мы начинаем всерьез анализировать проблему ума лишь в том случае, когда ум действительно становится проблемой, то есть когда его не хватает.
- Если у них мозги в желудке, то они давно переварились, - заявил Абэ. - Вот что меня поражает: чем же они тогда думают?
- У животоглавцев не принято стыдиться того, что служит на благо телу, - сказал я уклончиво.
- Я вот думаю, - промолвил кок, - пора бы тебе распотрошить библиотеку.
- Что вы имеете в виду, господин Абэ?
Я вдруг обрадовался. Неужели Абэ наконец проникся мыслью о том, что мне не место в его грязном камбузе? Или Анадион Банакер вспомнил, что помощники библиотекарей обычно обитают поблизости от книг, в крайнем случае - возле каталога, а отнюдь не гниют на кухне?
Но ответ кока развеял все мои надежды. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что произошло это милосердно быстро и радость не успела укорениться в моем сердце.
- Засаленные книги и коленкоровые переплеты, - сказал Абэ. - Вот что я имею в виду. Если их добавить в еду, она приобретает съедобный привкус. Проверено. - И он причмокнул своими синеватыми губами (с едва заметной плоской бородавкой на нижней).
- Вы предлагаете мне украсть книги? - спросил я.
- Ты же помощник библиотекаря, - возразил Абэ. - Если книги возьмешь ты, никто не заподозрит дурного.