- Я был рожден для того, чтобы служить добру. Вот мое призвание, мое предназначение. Именно это я и делаю, день за днем, год за годом. Я служу силам небесным. Но по-своему.
Деа не поняла, что он хотел этим сказать. Силам небесным? Для нее оставалось загадкой, что же так крепко привязывало его к церкви. В конце концов она решила, что сейчас разумнее воздержаться от дальнейших расспросов. Девочка не хотела раздражать Готена.
Кроме того, было много других вещей, которые волновали ее.
Готен - ее отец! Одного этого хватало, чтобы вывести Деа из равновесия. Все мысли, все впечатления лихорадочно кружились в голове.
- Твоя кормилица хорошо о тебе заботилась? - спросил Готен после паузы.
Деа немного подумала.
- Мама была… я хочу сказать, она всегда была рядом. Да, пожалуй, она по-настоящему заботилась обо мне. Но я никогда не чувствовала, что она меня любит. - Девочка помедлила. - Ужасно, что я так говорю?
- Что ты вообще знаешь о любви, в твоем-то возрасте?
- А ты? - возразила она резко. - Твоя любовь уже много лет мертва. Да можешь ли ты еще вспомнить, как это бывает, когда кого-то любишь?
Лицо Готена застыло, подобно маске, и Деа поняла, что зашла слишком далеко. Но она была горда, чтобы просить прощения. Почему он вообразил, что с ней можно обходиться, как с глупым ребенком?
Однако, когда охотник за ведьмами снова заговорил, в его голосе не слышалось ни осуждения, ни угрозы. Он звучал гораздо спокойнее, чем прежде, и, пожалуй, чуть печально.
- Твоя кормилица вернула тебя мне. Так решила судьба. Я всегда знал, что однажды это случится.
"Рад ли ты этому?" - едва не вырвалось у Деа, но она удержалась от вопроса.
- Я хотел бы, чтобы ты осталась со мной, - продолжал Готен. - Столько, сколько сама захочешь. Я не принуждаю тебя. Ты сама должна решить.
Она мысленно вернулась в Гибельштайн, подумала о его жителях, всегда сторонившихся ее. Подумала и о своей матери… о своей кормилице. Тосковала ли та по Деа? Сожалела ли о случившемся? "Да, - с грустью подумала Деа, - она будет печалиться". Но, возможно, ее приемная мать считает, что для девочки все обернулось к лучшему. Теперь она - дочь могущественного человека. Человека, внушающего страх.
Сама Деа больше не боялась Готена, хотя ей и было по-прежнему жутковато. Он что-то утаил от нее, она не сомневалась.
Готен поглядывал на дочь со стороны, изучая ее черты:
- Ты не похожа на свою мать.
- Зато очень похожа на своего отца, - возразила она с холодком. - Я сразу это заметила, увидев твое лицо.
- Хочешь остаться у меня? Быть моей ученицей?
- Чему же я смогу научиться? Как сжигать людей?
- Ты остра на язык.
- Поэтому меня никто не выносит.
- Мне нравится, когда кто-то говорит то, что думает.
- Вот как? Почему же тогда ты наказываешь тех, кто открыто осуждает церковь?
Даже длинная ряса не могла скрыть дрожи, пробежавшей по телу Готена. Неужели она коснулась открытой раны? Еще одной?
- Я не наказываю никого, кто свободно высказывает свои воззрения.
- А я слышала нечто совсем другое, - выпалила Деа. - Церковные суды без разбора судят людей, на которых им показывают другие. И при этом без всякой справедливости. Невиновным признается тот, кто выдерживает "испытание Бога" и может невредимым пройти через пламя. Если хочешь знать мое мнение, это и есть бесовщина!
- Многие суды действуют именно так, - подтвердил Готен. - Почти все, но…
- Но ты, конечно, не таков, - дерзко перебила она.
- Да.
- И как же это понимать?
- Я служу не церкви. Я служу силам добра. В этом и есть большое различие. Не Папа отдает мне приказания, а моя собственная совесть, мое понимание добра и зла.
- Но ты же охотник за ведьмами на службе у церкви!
- Это только видимость.
- Но ведь это…
- Что? - Он улыбнулся под покровом своего капюшона. - Ты хочешь мне сказать, что тебя это пугает? Ах, Деа… Будь я и правда таким, каким ты меня считаешь, то в первую очередь уже давным-давно приговорил бы твою кормилицу. Мне известно, что она не христианка. Она служит древним богам лесов и вод. В глазах некоторых она - ведьма. Тем не менее я никогда не трону и волоса на ее голове. - Он помолчал немного, затем добавил: - Вместо этого я наказал жирного торговца.
- Но ты наказываешь, потому что ты считаешь это правильным! - вырвалось у взволнованной Деа. - За кого же ты себя принимаешь? За Бога?
- Нет, Деа. Не за Бога. Бог тут вообще ни при чем. Есть только люди, которые прикрываются его именем.
Она ошеломленно уставилась на него:
- Ты же проповедник! Как ты можешь говорить, что Бога нет?
- Потому что я уже давно утратил веру. - На его губах появилась слабая улыбка. - Я предупреждал тебя: я люблю, когда кто-то говорит то, что думает.
- И все-таки, как ты один можешь решать, кто добрый, а кто злой?
- Разве Оттвальд, по-твоему, не был негодяем? Он хотел полюбоваться, как все вы будете погибать за воротами церкви, сам находясь при этом в полной безопасности!
- Никто бы не погиб, - тихо возразила она. - Наш священник говорит, что конца света не будет.
- Конечно, не будет. Но Оттвальд-то был убежден в противном. Речь идет именно об этом. Он хотел оставить вас умирать. И ты станешь утверждать, что он не был злым человеком?
- Во всяком случае, никто не смеет брать на себя право сжигать его за это живьем.
- Он не колеблясь убил бы вашего проповедника, если бы старик не отступил.
Пальцы Деа сжались в кулаки. Мало-помалу она исчерпала все свои аргументы. Она знала, что Готен не прав. Но как ему это объяснить? А самое главное: что от этого изменится? Ничего.
- Хорошо, - сказала она со вздохом. - Не будем об этом говорить.
Готен рассмеялся:
- У нас будет еще довольно времени, чтобы обсудить все вопросы. Я уже чувствую, как мне хорошо оттого, что ты со мной.
Деа взглянула на него с сомнением:
- Правда?
Охотник за ведьмами кивнул:
- Правда.
И такая радость охватила ее, что девочке пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть свои чувства. Она не хотела, чтобы Готен заметил, что с ней происходит: еще неизвестно, действительно ли они смогут стать друзьями.
"Друзьями", - думала она в смятении, и это с человеком, который не дрогнув уничтожил другого человека. Господи, и нужно же ей было попасть в такое запутанное положение!
- Ну так что же? - прервал Готен ее размышления. - Хочешь быть моей ученицей? Моей помощницей?
Она сделала вид, что раздумывает, хотя на самом деле уже давно приняла решение.
- Да. - Деа закрыла глаза, чтобы потом, вновь открыв их, увидеть перед собой мир, который больше не был ее миром. Конечно, лес оставался прежним, так же как и снег. И тем не менее все стало каким-то другим. Она это чувствовала.
Теперь она была частью мира Готена. Мира охотника за ведьмами.
И вдруг ей стало ужасно холодно.
Арканум
А в это самое время в другом месте, за много дней конного пути от Гибельштайна, самый злой человек на свете задавался вопросом, как могло случиться, что он, именно он обнаружил в своей бороде вошь.
Абакус - колдун и магистр черной магии - разразился такими ругательствами, что где-то в одной из дальних стран рухнула башня величественного храма, словно чья-то невидимая рука смахнула ее. Сам виновник, конечно, ничего об этом не знал, а если бы узнал… то от всего сердца посмеялся бы над происшествием. И еще больше - над людьми, заживо погребенными под руинами башни.
Но так как Абакус еще не понял, насколько могущественны были он сам и его магия, с ним иногда случалось такое. Он изрыгал проклятие, а где-нибудь происходила катастрофа; он сморкался - а где-то вспыхивал лесной пожар; он храпел во сне - а на каком-нибудь судне далеко в море в щепки разлеталась мачта. Да, такое случалось, и горе человечеству в тот день, когда Абакус узнает, какая разрушительная сила действительно таится в нем.
Конечно, он ощущал, что могуч, но пока ему удавалось использовать только крошечную долю своих возможностей. Разве этого достаточно? Разве может быть достаточно бед и разрушений? "Чем хуже, тем лучше!" - так думал Абакус. Ибо ничего он не желал так страстно, как того, чтобы весь мир трепетал под его свирепым владычеством.
И вдруг - вошь! В его высокочтимой бороде!
Абакус схватил крошечное насекомое большим и указательным пальцами и несколько мгновений наблюдал, как оно мечется в поисках укрытия. Существо боялось, а это нравилось Абакусу. В первый момент он хотел просто раздавить вошь, но потом ему пришло в голову кое-что получше. Разве не величайшее счастье для этой твари поселиться в волосах другого живого существа? Конечно, надо быть очень маленькой и незаметной. А если она уже не будет такой?.. Абакус ухмыльнулся. Что за дьявольски чудесная мысль пришла ему в голову, мысль, вполне достойная его!
Он мысленно произнес заклинание, обнаруженное в свитке пергамента времен античности, Древней Греции. Пока ему не хватало умения и ловкости применять это волшебство на людях, но с насекомым он вполне справится.
Туманное, неяркое свечение распространилось вокруг крошечной вши на кончике Абакусова пальца. Ее лапки дрогнули, тельце как будто сотрясалось от судорог.
Абакус расхохотался и стряхнул насекомое с пальца. Подобно искорке, вошь упала на пол. Сияние точно указывало, где она находится: в углу неподалеку от лестницы, ведущей из башни в другие помещения полуразвалившейся крепости.