Он улыбнулся тихой светлой улыбкой.
– Если подарок Уту выдержит еще одно проклятие, я останусь, если нет – уйду. Если бы ты знала, как я счастлив сейчас, – глядя в глаза, он прижался щекой к правой ладошке. – Запомни, Свет моей жизни, это мое решение, и я воплощу его с радостью.
И он резко встал и сделал шаг к Стражу.
– Бери, – скомандовал он, подставляя шею.
Отшельник как-то буднично склонился и, аккуратно отворив кровь клыками, отпил, а после уставился немигающим взглядом в глаза Шону.
– Я согласен удвоить свое проклятие и опустошаться в рассветный час в обмен на то, чтобы Ненависть – Убийца Богов хранился в фамилиаре, а не в Пати Белой, создавшей-призвавшей его. Я соглашаюсь на это добровольно и ничего не жду от нее в ответ.
– Так будет. Свершите обмен.
Кения ткнулся мне в руку и с силой потерся, заламывая большое ушко.
Пребывая в каком то ступоре, я мысленно спросила фамилиара:
"Ты готов?"
Он согласно мурлыкнул в ответ.
"Выходи!" – скомандовала я стилету, – "Спи в фамилиаре!"
Стилет-ненависть попытался сопротивляться: попробовал наслать страх и неуверенность. Но не знаю, почему, на меня это не подействовало: эмоции были какими-то чужими. А моей собственной была только досада. Досада на всё.
"Ты часть меня, – обратилась я к стилету, – и фамилиар – часть меня. Быть вам вместе и всегда рядом со мной". И я вытолкнула его на поверхность, он оказался в моей руке. Я поднесла абсолютно черный, без бликов, стилет к такой же бархатно черной груди кота и плашмя вдавила. Оружие скрылось за мягким мехом. И Кения сузил глаза, будто прислушиваясь.
– Твоя очередь, – обратился Страж к Шону.
Мы встретились с инкубом взглядом…
– Да… Принимаю… – с извиняющейся улыбкой произнес он.
И… Извинялся он за то, что мне придется увидеть.
Его тело потекло, он вдруг остался без одежды и стал превращаться в то невысокое существо из сна… Вокруг него заклубились серые тени, и я почувствовала, что не могу ни отвести взгляд, ни проронить ни звука. А Тени – тоже Стражи, но другие, вроде того, из подвала, уже работали вовсю. Сказать, что Шону было больно – значит, ничего не сказать. На нем и так было не одно орудие пытки, и так любое движение причиняло боль, но Тени изобрели что-то еще; воспользовавшись его живучестью, они протыкали его насквозь, протягивали и соединяли цепи… Казалось, они не оставили ни единой целой кости, ни единой не порванной мышцы…
Не знаю, сколько длилась эта пытка, но наконец они ушли. Шона отпустили в забытье, а я смогла моргнуть и пошевелить глазами.
Невидящим взглядом я уставилась в окно.
Никогда мне этого не забыть. Никогда.
И если Шон уйдет, будет только хуже.
Что я наделала?
38
На подоконнике показалась нога в стоптанном ботинке, а потом, продолжая цепляться за стену, и сам обладатель обувки – нищий грязный старик. Он встал на узком подоконнике, вжимаясь в стекло, и сложил руки вокруг глаз, чтобы лучше видеть, что внутри. Он смотрел на меня, а я на него. Вдруг он чуть развел руки и пошевелил всеми пальцами, а потом показал куда-то внутрь… на меня что ли.
Я сидела в ступоре.
Видя, что я не понимаю, он активнее помахал ладонями и снова уставился в надежде, что до меня дойдет.
Потом еще раз помахал руками около лица, скалясь щербатым ртом, и вдруг дернул головой вбок, глядя как бы на небо, и попытался посвистеть.
Его увидел Страж. Отчего-то об этом я догадалась сразу.
Руки… Руки. Будущее в моих руках.
Я опустила взгляд на свои руки. Теперь они уже не отличались одна от другой.
Не ловушка. Узел. Экзамен.
Соскользнув вниз, я легла сверху на так и не ставшее прежним, тело Шона и в поцелуе отдала всё, что было.
Песок. Опять повсюду безжизненный песок.
Я на Шоне лицом к лицу и отчетливо вижу, что же натворили Тени.
– Я не знал, что может быть настолько хуже, – неразборчиво прошептал он. Нежные подвижные губы проткнуты злым железом, длинные ноздри, похожие на прорези в скрипке, изуродованы скобами…
– Потерпи, я все сниму. Ты только потерпи.
– Нет! Нельзя! – дернулся он, – Они аннулируют сделку.
– Нет, Шон, не аннулируют. Будущее в моих руках. И этими руками я могу тебя освободить. Верь мне.
– Нет-нет-нет! Свет мой, нельзя… Не давай мне надежды…
Он плакал, боясь поверить мне.
– Верь мне. Просто верь мне. Ты веришь, что я сильнее тебя?
– Да, – тихо прошептал он.
– Что в чём-то умнее?
– Да.
– Доверься, и я сниму это. Будет больно, но ты потерпи.
Железо жглось как раскаленное, гвозди из ушей и губ я вынула довольно легко – ничего не пришлось вырывать, но пальцы мои уже все были в ожогах. Как быть с ноздрями, я не знала; потом рассмотрела, что скобы можно подцепить и разогнуть, и сделала это, используя уже вынутое. Наконец его лицо стало таким же, как при нашей первой встрече, только в кровоточащих шрамах, но это лишь десятая часть работы, если не меньше.
– Твои руки не заживут до следующего новолуния.
И я подскочила на месте. Отшельнику снова удалось меня напугать. Он стоял над нами, как всегда спокойный и усталый.
– Думаешь, меня это напугает? – с сарказмом поинтересовалась я.
– Нет. Но знать ты должна: боль не стихнет ни на мгновение.
Вот от этих слов меня тряхнуло, но уж лучше я месяц буду по полу кататься, чем всю жизнь знать, что струсила и сгубила того, кто принес себя в жертву ради меня.
– Твоих сил не хватит, чтобы вынуть все, – продолжил Страж, присаживаясь на корточки.
Я внимательно посмотрела на него – уже начала привыкать, что он ничего не говорит просто так.
Закрыв глаза, я задумалась, как заставить Шона помочь мне, как заставить его поверить, что он достоин нормальной жизни и уже отстрадал свое.
Отвернувшись от Стража и постаравшись забыть о его пристальном взгляде и чтении мыслей, я обратилась к инкубу.
– Шон, ты помнишь, когда впервые ослушался своего господина, выполнил приказ по слову, но не по духу?
– Не знаю…
– Припомни.
– Девушка, почти девочка… не боялась меня, глупенькая. Она вообще никого не боялась… Сумасшедшая. Она надоела хозяину, надоело ее постоянное сопротивление, и он отдал ее мне со словами "Убей ее. Надоела." Я развел огромный костер, и она бросилась в него, так она получила новое перерождение. Она хорошо умерла, но хозяин не этого хотел. Он хотел, чтобы я ее выпил, и был страшно зол на меня. Не хотел, чтобы ее душа перерождалась.
– Давно это было? – спросила я, отвинчивая очередную гайку. Мне казалось, что протыкавшие его тело штыри были наглухо закреплены заклепками, но это оказались гайки, которые можно было отвинтить, а затем вынуть штырь. Отчего то я была уверена, что именно присутствие Отшельника превращает несъемные заклепки в отвинчивающиеся гайки.
– Давно… Прошло лишь несколько лет, как Уту сделал подарок.
– Кого следующего ты спас?
– Спас?
– Ну да. Ради кого ты вновь обошел рабскую печать?
– Не помню…
– Вспомни.
– Меня послали убить одного… вождя-воина. Он мешал, и хозяин хотел его душу. А я убил его в бою, он умер с оружием в руках.
– И тебе снова задали трепку.
– Да…
– А кого первого ты высвободил? Ну так, как Ники.
– Ники первая.
– Ой ли? А из лап вампов людей вынимал?
– Да… Да. Они захватили юношу, но он веровал. Они держали его у себя мучили и искушали в надежде, что он потускнеет и станет пригоден в пищу. Развлекались. Но мы их перебили и зашли в дневку… и нашли его. И отпустили. Он монахом стал. Дал обет молчания.
Потом последовала еще одна история и еще одна. Я вынула все штыри, которыми его проткнули Тени, но осталась "сбруя", казалось вросшая в него.
– Шон, – я взяла его лицо в ладони. – Ты давно искупил свою вину.
Его зрачки расширились…
– Страж не мешает мне освобождать тебя. Не запрещает.
Шон бросил полубезумный взгляд на Стража, будто только сейчас понял что тот здесь.
– Это… правда? – спросил он его. И Отшельник устало пожал плечами: мол, решать тебе, а не мне.
Шон перевел взгляд на меня.
– Это правда, – поклялась я.
Его рука потянулась к пряжкам, которых не было еще минуту назад. Увидев их, я бросилась расстегивать непослушными пальцами, они так болели, что не слушались. Разозлившись на эту свою слабость, я смогла собраться с силами и расстегнула всё. Мерзость с окровавленными шипами упала на песок.
Шон замер в ступоре, не веря в происходящее.
"Это еще не все", – подумала я.
– Брат мой, стань вровень со мной.
И тело Шона потянулось ввысь, пока мы не замерли глаза в глаза.
– Будь моей защитой и моим копьем.
– Я твой без остатка. Отныне и вовеки.
– Так будет, – скрепил клятву Страж.
И вдруг пустыня сменилась клубами серого тумана.
– Мы умираем? – спросила я Отшельника.
– Еще нет, но надо поторопиться.
Моих ног коснулось что-то пушистое, но холодное. Кения.
– Что ты хочешь за то, чтобы донести нас до флерсов и Эльвисы? – спросил Шон.
Страж посмотрел в глаза мне, потом Шону.
– Хочу, чтобы Пати пополнила мои запасы кофе, – произнес он с еле заметным намеком на улыбку.
Мы с инкубом переглянулись.
– Хорошо, – ответила я, и Страж сделал шаг навстречу.
Ой, а сделки ведь скрепляются, – успела подумать я, глядя в приближающиеся желтые глаза.
Больно почти не было, он аккуратно царапнул клыками мне губу и слизал кровь.