- Фадеич, открой, коль не спишь. Дело у меня к тебе есть.
Но вместо Фадеича открыл незнакомый парень.
- Тебе чего, мать?
- Мне бы Гаврилу Фадеича повидать. По делу я.
- Ну, коль повидать, то тебе вот по этой тропке до конца, а у старого тополя налево, там он.
- Работает что ль?
- Отработался твой Гаврила Фадеич. Полгода как под тополем отдыхает. Если у тебя, мать, к Фадеичу ничего личного, если ты и правда по делу, то ко мне обращайся. Я теперь тут главный.
Анна Матвеевна вздохнула, не все неизменно на старом кладбище.
- Мне бы памятник заказать. Каменный. Большой.
- Себе? - деловито спросил парень.
- Сто лет он мне сдался! - Она задумалась, как бы поточнее определить. В памяти всплыло затертое до дыр словосочетание, его и выложила. - Родному колхозу.
- Ишь ты!.. - крякнул новый главный. - Колхоз хороните что ли?
- Чего его хоронить, дурья твоя голова! - начала терять терпение Анна Матвеевна. - Комиссия у нас. Смотр народных хозяйств, понимаешь? Памятник нужен. Чтобы у сельсовета стоял.
- Ага, - понял наконец парень. - И что ставить будем? Крест или ангела? Крест, конечно, проще и дешевле, но это сейчас не в моде. Сейчас ангелы модны. У меня есть как раз один…
- Господи, помилуй, да какой крест? Какие ангелы? Мне колхозник нужен. С лопатой. Или с трактором.
- Трактора обещать не могу. А с лопатой - это запросто. Ты, мать, хорошо подумала? Точно ангела не надо? А то б я тебе показал, какой красавец у меня завалялся. Его один новый русский для жены заказал. Но что-то там у него не срослось, не померла жена, вот ангел и пылится. Всем хорош, только крыло одно отбито. Но так даже лучше, романтичнее. Вроде как, обломал, родимый, крылья о суровую действительность. Денег-то у тебя, кстати, сколько припасено?
"Наконец-то о деле заговорил, - проворчала про себя Анна Матвеевна. - А то стрекочет, стрекочет…"
- Полторы тысячи наберу.
- Сколько? Ну, мать, ты даешь! За такие копейки сейчас даже деревянного креста не ставят.
- Да мне и не надо креста, сколько тебе говорить-то можно! Мне колхозник нужен. С лопатой.
- Ага, чтобы у сельсовета стоял - это я уже понял! Денег, говорю, у тебя мало, мать.
- Уж сколько есть. Все выгребла, - обиделась Матвеевна за свои сбережения и, тяжко вздохнув, добавила. - Ну, еще часы могу дать. Именные. Их еще мой дед за военные заслуги от Буденного в подарок получил. Не веришь? Так на крышке и нацарапано: Красной Армии бойцу Федору Коростылеву от Буденного.
- Ну-ка, покажь часы…
Детали оговорили быстро. И лопату, на наличие которой Матвеевна настаивала, и, как витиевато выразился главный, сроки исполнения заказа. Матвеевна, подумав, дала сроку три дня. Точной-то даты смотра председатель не назвал, но, зная его неспокойную натуру, следовало и самой проявить расторопность. И доставку потребовала ночную. Чтобы привезли колхозника не раньше полуночи.
- А чего ночью-то? - в какой уже раз удивился могильщик. - Развела ты мистики, мать, как в романе ужасов.
- Никаких ужасов, - испугалась неизвестно чему Анна Матвеевна. - Сюрприз это. Для родного колхоза…
Глава 6,
самая короткая, в которой такие сюрпризы родному колхозу оказываются не нужны, и Анна Матвеевна вынуждена принять непростое для себя решение
Сюрприз для родного колхоза прибыл во время, как договаривались. Через три дня глубокой ночью. К дому подкатил дребезжащий грузовик с выключенными фарами, и деловитые парни сгрузили во дворе закутанную в тряпки статую. Матвеевна пыталась было отмотать тряпки, но главный по кладбищу ее мягко отстранил:
- Да чего там смотреть. Колхозник как колхозник. И с лопатой, не сомневайся. В нашем бизнесе все точно.
- Что-то он вроде мелковат.
- А ты что, мамаша, за свои полторы тысячи хотела? Ленинский мавзолей?
Матвеевна в ответ только плечами пожала - мавзолея председатель не заказывал.
- К тому же темно сейчас, как в могиле, все равно ничего не увидишь. Утром полюбуешься. Все, пацаны, поехали, - скомандовал он, и пацаны, как черти в печную трубу, попрыгали в кузов. Грузовик фыркнул и, переваливаясь на ухабах, провалился в ночь. И что-то в этой поспешности нехорошо кольнуло Матвеевну в сердце.
Утром она поняла, что. Из-под пыльной дерюги выпорхнул обескрыленный ангел и посмотрел на них с Васей печальными гранитными очами. Лопата, правда, была. Совершенно новая с наклейкой на желтом черенке. Ангел слегка недоуменно держал ее за блестящие грани, а длинная ручка указывала направление в рай, в золотисто-розовое рассветное небо.
Матвеевна снова прогулялась до кладбища, но, как оказалось, впустую. Забирать статую обратно сторож отказался наотрез. Кричал, что лопаты вполне достаточно, чтобы распознать в статуе колхозника, и только полный идиот, каких в наше время встречается один на тысячу, может в этом сомневаться. Председатель оказался одним из тысячи.
- Ты, что, Матвеевна, издеваться надо мной удумала? - он выплюнул окурок и зло растер его каблуком. - Ты что мне подсунуть пытаешься? Я этого ангела два месяца назад видел, когда тещу хоронил. Он, правда, вместо лопаты лиру держал. А я-то, дурак, уже в районную газету позвонил. Рассказал, какой самородок у нас в Нижнем Кривино образовался. Скульптор золотые руки, хоть музей открывай. Про тебя, между прочим, рассказал. А они обрадовались. Обещали через два дня корреспондента прислать, материал на первую полосу сделать. И он ведь приедет, мать его, корреспондент этот. А что мы ему покажем? Лягушку да собачку.
- А кто тебя за язык тянул! - вспылила Матвеевна. - Ты звонил, вот ты что хошь, то и показывай. А я без ваших музеев свой век прожила, и дальше не пропаду.
- А кроме себя ты о чем-либо думаешь? Эх… - председатель вдруг махнул рукой и обреченно пошел прочь. А уже выходя в калитку, обернулся и крикнул, как камнем кинул. - Готовься, Анна Матвеевна. Запускаем план номер два. Завтрема петуха изымать будем.
- Через мой труп изымайте, - прошипела в ответ Матвеевна. - Будет тебе, кровопийца, материал на первую полосу!
Васенька, умница, сразу понял, что от него требуется. Всего пара часов понадобилась, чтобы натаскать его на команду "Зырь!". Зырь - и под Васиным внимательным взглядом падает на землю полосатый камешек, бывший только что колорадским жуком. Зырь - зеленая гусеница на капустном кочне, каменея, вытягивается в судороге. Зырь - драная соседская кошка, не дожидаясь исполнения команды, с воем взлетает за забор - умная сволочь! И быстрая.
- Молодец, Васенька, - Матвеевна погладила шипастый гребешок. - А теперь пойдем, самое трудное осталось.
Она не спеша помылась, надела лучшее платье и не ношенные парадные туфли. Купленные в далекой молодости туфли хищно впились в отекшие ноги, словно отыгрываясь и за свою несчастливую долю: на свадьбу береглись, а сгодились на похороны. Ну, ничего, ей в них не гулять. Матвеевна присела на дорожку, махнула рюмочку и, поманив за собой Васю, вышла во двор. Там взгромоздилась на чурку для колки дров, приосанилась и, коротко ткнув себя в грудь, скомандовала:
- Вася, зырь!
Глава 7,
в которой петух во всей красе проявляет свой сволочной характер, а его хозяйка получает ответственное задание от самого господа-бога
Вася скорбно глянул и поковылял к сараю.
- Вася! Василий, подлец! Иди сюда, кому сказано!
Но Василий в ответ озабоченно поцарапал землю и склонился, выискивая червяков.
- Ну, погоди, мерзавец. Щас я тебя!
Анна Матвеевна, кряхтя, слезла с постамента, подняла полено, забралась обратно и отработанным движением швырнула его в петуха. Торопливо приосанилась, и, притянув за короткие хвостики приличествующие случаю мысли - вот и все, мол, пожила и хватит, прощайте люди добрые - замерла. Но Вася лишь пренебрежительно отскочил от полена и снова вернулся к червякам. И больше, как Матвеевна не звала, не кричала, в ее сторону даже головы не повернул, словно напала на него внезапная и непроницаемая глухота. Зато на призывы откликнулся вездесущий Ссыка.
- О чем крик, Матвеевна? С чурбана не слезть или вешаться удумала? Могу помочь и в том, и в другом, только свистни.
Анна Матвеевна оглянулась на поленицу - далеко, не достать - замахнулась кулаком:
- Уйди, Ссыка, не доводи до греха!
Вася, уловив злые нотки в голосе хозяйки, бросил копаться в земле, подскочил к забору и внимательно уставился на беззаботно скалящегося Ссыку. Точь-в-точь сторожевая собака, готовая вцепиться в горло чужаку: гребень торчком, хвост в струнку. Матвеевна помертвела.
- Ссыкочка, родненький, уйди. Домой ступай, пока лиха не вышло.
Вася удивленно оглянулся на Матвеевну, не шутит ли? А Ссыка по врожденной дурости в этой негаданной нежности не углядел ничего странного. Он облокотился о забор и, сплюнув через губу подсолнуховую шелушку, продолжил:
- Я тебе и веревку могу дать. И даже мыла для такого дела не пожалею. Скользнешь к богу в гости, как по маслицу.
С высоты чурбана Матвеевне было хорошо видно, как напрягся Вася. Чешуя на загривке встала дыбом, задрожал хвост, пересыпая влажную вечернюю тишину сухим нервным треском.
- Вася, не тронь - свои, - беспомощно просипела она.
- Да какие мы тебе свои, ведьма старая! - осклабился Ссыка. - Волки в лесу тебе свои.
Матвеевна ахнула. Вася бросился на забор. Бросился, как собака, грудью, выставив вперед стальные шпоры и нацелившись точеным клювом в Ссыкин белесый глаз. Ссыка отшатнулся. Вася с жестяным звоном брякнулся о прогнившие заборные доски и тяжело рухнул на землю, осыпая себя щепой и облупившейся краской.