Голова кружилась. Тело дрожало. Волной накатывала слабость. Хотелось упасть прямо тут, на грязный пол, покрытый сгустками гнилой крови, ошметками плоти и внутренностей, прямо среди останков семьи упырей, закрыть глаза и спать… спать… спать… Он ведь и в самом деле спал, пока его не разбудила Владислава.
Княжна! Мысль о ней была подобна пощечине. Что с нею? Она жива?
- Барышня? Как вы? Владислава!
Послышался сдавленный всхлип, как будто кому-то зажимают рот ладонью, чтоб не кричал.
- Барышня? - рванулся он.
Девушка забилась в дальний угол полатей, скорчилась, пытаясь хоть как-то прикрыть плечи порванным платьем. В ее глазах стоял ужас. Она вскрикнула, когда Лясота потянулся к ней, забила ногами.
- Нет! Не подходи!
- Да успокойтесь вы, барышня! Вот дуреха! - Поймал за щиколотку, подтянул, стаскивая на пол, невзирая на сопротивление. - Все хорошо. Они мертвы… Да перестань ты! - Разозлившись, ударил по щеке.
Крики захлебнулись в истеричном рыдании. Притянув княжну к себе, Лясота позволил ей выплакаться, обнимая и поглаживая по плечам. Даже его до сих пор трясло, а что уж говорить об этой девушке. Вот ведь как у нее жизнь круто повернулась! Еще две недели назад жила-была в холе и сытости, на пароходе плыла с матерью, и - на тебе! Побег, колдуны, разбойники, теперь вот упыри. Тут недолго и умом тронуться. Так что пусть поплачет, авось успокоится.
- Ну, будет, барышня, будет. - Выждав пару минут, потрепал Владиславу по плечам. - Помогите лучше мне. Без вас я не справлюсь.
- А ч-что надо делать? - всхлипнула она, вытирая ладошкой мокрое лицо.
- Посмотрите, что у меня там?
Он повернулся спиной, ссутулился, чтоб ей было лучше видно. Вздрогнул, когда почувствовал прикосновение ее руки.
- У вас тут царапины… И кровь!
- Понятно. Сможете промыть? Только как следует! Рубашку мою порвите, воды я принесу.
Ведро нашлось в углу. Занявшись делом, Владислава немного успокоилась. Пока она дрожащими руками промывала оставленные упырем царапины, Лясота размышлял. За себя он не особо боялся - в слюне упыря действительно содержится трупный яд, но, вопреки россказням суеверов, он действует не всегда. Укушенный упырем человек может выжить и жить долго и счастливо, а может и умереть, если вовремя не обеззаразит раны. Для этого есть несколько способов. И один из них Лясоте именно сейчас попался на глаза.
- Все? - обернулся он к девушке. - Промыли? Хорошо. А теперь нате-ка, - наклонился, достал бутыль, из которой дед несколько часов назад наливал местный деревенский самогон, - плесните прямо на царапины. Да не бо-о-о…
Владислава действительно плеснула щедрой рукой, опрокинув на его исполосованные когтями упыря плечи добрую половину содержимого бутыли. У Лясоты потемнело в глазах. Он рванулся, вскакивая.
- Да что ж ты делаешь-то?
- Б-больно?
- Нет, приятно! - огрызнулся он. - Чуть-чуть надо, как водой, когда смываешь грязь, а не так… Ох, чтоб тебя!
- Но я не…
- Ладно. - Он скрипнул зубами. - Давай еще!
- А в-вы ругаться не будете?
- Постараюсь. - Он плотнее уселся на лавке, схватился за край, стиснул зубы.
Было все-таки больно. Не настолько, чтобы кричать. Можно еще прижечь рану каленым железом, прочитав соответствующее заклинание, но сейчас, когда он почти слеп и глух, в его устах слова древнего заговора не будут иметь большой силы. Найти бы толкового знахаря, чтоб записал заклинание под диктовку и потом прочитал! Да разве его сыщешь в этой глуши? В этом Упырёве небось даже про Загорск не знают.
И только он так подумал, как снаружи послышались странные звуки. Негромкие шаги. Неразборчивое бормотание. Скрип и стук. Да, стук в окошко.
- Пус-сти… пус-сти…
- Что там? - Владислава обхватила его сзади за плечи, спряталась за спиной мужчины.
Лясота прислушался.
- Ничего хорошего.
Снаружи были упыри. Пять или шесть этих тварей - точнее по слуху он определить не мог, а выглядывать и проверять не хотелось - бродили вокруг дома, скреблись в окна и двери, стучали по стенам, бормоча на разные голоса: "Пус-сти… Пусти!" Справиться в одиночку с такой толпой нечего было и думать.
- Они нас убьют? - Владислава сжала руки.
Лясота посмотрел на окно.
- Пока я жив - нет.
Она бросилась к нему, обняла за шею, прижимаясь всем телом и мелко дрожа. Лясота сжал девушку в объятиях, ощущая близость ее тела, чувствуя ее страх. Его тоже трясло, и он, пытаясь успокоить Владиславу, быстро, торопливо поцеловал ее. Княжна тихо застонала. Губы ее зашевелились, отвечая на поцелуй, и у Лясоты закружилась голова. Кровь застучала в висках. Близость женщины опьяняла. Руки зажили своей жизнью, обнимая, тиская, ощупывая ее всю. Тонкие пальцы княжны скользнули в волосы на затылке, и Лясота еле нашел в себе силы, чтобы оторвать от себя девушку.
- Я… п-пойду, - прохрипел он, жадно глядя ей в лицо.
- Куда? - Она еще цеплялась за мужчину.
- Проверю, заперта ли дверь.
Вообще-то с этого надо было начинать, и Лясота успел как следует обругать себя за беспечность. Оторвал от себя руки княжны, прихватил оружие и вышел за порог, в темные тесные сени. Тут пахло мертвечиной еще сильнее. Такое впечатление, что сюда упыри сваливали недоеденные жертвы. Так и есть! Дверь была только прикрыта, и как раз сейчас один из упырей лез в проем. За ним толпились еще двое.
Радуясь, что не забыл саблю, Лясота рубанул переднего поперек груди, разваливая ребра, грудину и брюхо. Пихнул ногой, отталкивая тело на руки двух его собратьев, метнулся, наваливаясь на дверь и спеша задвинуть засов. От удара плечи отозвались болью, и пришлось постоять пару минут, пережидая, пока она немного стихнет, прислушиваясь к воплям снаружи. По всему выходило, что придется держать оборону в доме. А в одиночку это трудно. Конечно, не верилось, что под дверью собрались жители всей деревни - наверняка в ней остались и обычные люди, которые сейчас затворились в своих домах и напряженно ждут… Чего? Рассвета? Или той минуты, когда, насытившись кровью двух путешественников, остальные упыри уберутся восвояси?
Боль понемногу отпустила, и он вернулся в избу, заодно заперев и дверь в сени. Какая-никакая, а лишняя преграда. Откинул крышку подпола, свалив туда то, что осталось от хозяев дома. Потом расшевелил угли в печи, развел огонь.
- Что вы делаете? - Едва он переступил порог, Владислава так и вцепилась в него, не отходя ни на шаг.
- Готовлюсь.
- К чему?
- Вы боитесь смерти, барышня? - Он выпрямился, посмотрел на девушку.
- Д-да.
- А я - нет.
Вспомнились недели и месяцы одиночного заключения в тесной - четыре на пять шагов - темной и сырой камере. Позади было восстание, бои на Дворцовой площади, куда ринулся восставший полк, разгром и аресты. Впереди - заседание Особой комиссии, ожидание приговора, а пока - пустота. Было холодно. Сыро. С потолка капало. На стенах цвела плесень, отовсюду выползали мокрицы и тараканы. Постель кишела блохами. Скверная пища, одиночество, холод, спертый воздух, в котором не столько тлела, сколько коптила и дымила свеча. То бесконечные допросы, выматывающие однообразием каверзных вопросов, то бесконечные недели, когда узника не навещал никто. Лишь раз в день у пола отворялось окошечко и ставилась миска похлебки. Многие его товарищи не выдерживали. Кто-то сошел с ума! Кто-то покончил с собой. Повесился Юро Крутицкий. Именно там Лясота перестал бояться смерти. И, наверное, это помогло ему выжить на этапе и в рудниках.
И сейчас, если бы речь шла только о нем одном, он бы поступил просто - поджег дом, предварительно впустив в него упырей. Пришлось бы сгореть с ними самому, но…
Но как же княжна Владислава? Она не может погибнуть вот так, хотя быстрая смерть от его руки наверняка будет лучше, чем, в зубах упырей.
Впрочем, пока те только ходили вокруг дома, шумели, выли, бормотали на разные голоса, стучали в двери и скреблись в окна. Стараясь не думать о том, что будет, если кто-то попытается залезть на крышу и проникнуть в дом через чердак, Лясота растопил печь и принялся шарить по сундукам. Нашел кое-какую одежду.
- Барышня, вы бы переоделись! Платье на вас… того…
- Вы можете об этом думать? - Владислава сидела на лавке, обхватив колени руками и прислушиваясь к шуму снаружи. - В такое время?
- А в какое еще? Жизнь не отложишь на потом. Одевайтесь и думайте о том, что все будет хорошо.
Зажег свечку, при ее неверном свете высыпал на стол содержимое мошны, отобранной у Тимофея Хочухи. Среди серебра и всякой мелочи нашел небольшой мешочек, осторожно развязал… Табак с солью? Надо же! Видно, атаман был готов ко всему. Осторожно, по крупинкам, насыпал смесь на порог и подоконники. Средство оказалось действенным - упыри тут же отпрянули от окон. Кроме табака нашлись курячий бог, кремень с огнивом, несколько колечек, громовая стрелка, уголек, свернутая в трубочку сухая береста, пара ключей разной формы, несколько старинных монет, огарок свечи, какая-то насквозь ржавая железка. Жаль, все это сейчас почти непригодно. Пошел в дело только уголек - им Лясота начертил на двери и окнах обереги. Подумал и, встав на стол, нарисовал еще один на потолке, а самый последний - на полу. Вдруг упыри решатся на подкоп?