Нырнув под ветви самой большой, я подошел вплотную к стволу, осторожно опустился на колени и положил баронессу на самое лучшее 'ложе, которое можно найти в лесу - толстый слой слежавшейся хвои. Потом забросал ее таким же 'одеялом' и… с трудом заставил себя встать.
'Я скоро…' - мысленно пробормотал я, и быстрым шагом двинулся обратно к ручью…
… Небольшая деревенька, замеченная мною по дороге, как раз начала просыпаться - лаяли собаки, мычала скотина, изредка громыхали двери. Я добрался до крайней избы, перескочил через невысокий заборчик и тихонечко постучал в раму затянутого бычьим пузырем окна.
- Лапоть, ты, что ли? И чего ж тебе не спится-то, Двуликий тебя забери? - в женском голосе, раздавшемся из избы, звучала безысходность.
Я подошел к двери, перехватил посох левой рукой, снял с пояса кошель и достал из него золотую монету - остатки добычи, доставшейся мне 'в наследство' от обидчиков предпоследней 'зарубки'.
Дверь скрипнула, открылась, и из сеней раздался угрюмый вздох:
- Ну, что встал-то? Заходи уже, окаянный…
Я пожал плечами и вошел в избу.
- Ой… Бездушный!!! Спаси и сохрани, Вседержитель! Спаси и сохрани!!!
Осенив себя знаком животворящего круга, заспанная тетка лиственей эдак тридцати вытаращила глаза, набрала в грудь воздуха, открыла рот и… сглотнула. Невесть как разглядев цвет монеты, лежащей на моей ладони.
- Сухую рубаху… а лучше две. Поесть… Кремень, кресало, трут… Пустой мех… - потребовал я.
Хозяйка избы несколько раз кивнула и, не отрывая взгляда от золотого, попятилась к стоящему рядом с печью сундуку.
Крышка с грохотом ударилась о стену, и тетка, выхватив из него какую-то беленую тряпку, негромко пробормотала:
- Мужнина, покойного ему Посмертия… Правда, боюсь, маловата тебе будет…
- Не мне… Пойдет… - буркнул я, и в мгновение ока обзавелся парой нижних и одной верхней рубахой. Правда, все это было изрядно поношенным, но чистым. И, главное, сухим.
- Котомка есть?
- Есть! Как же не быть-то? - тетка сорвалась с места, походя перевернула рассохшийся табурет и метнулась к полатям. - Вот! Держи…
Я положил монету на подоконник, затолкал рубахи в котомку и уставился на хозяйку:
- Поесть… Кремень, кресало, трут…
Та бросилась к печи, вытащила из нее чугунок и с грохотом поставила его на стол:
- Есть каша из бобов… Позавчерашняя… Еще кусок сыра и краюха хлеба…
- Возьму хлеб и сыр. Курицу или поросенка найдешь?
- Сейчас!!! - тетка метнулась к выходу из избы и, не одеваясь, вылетела во двор. Там что-то грохнуло, потом раздался истошный визг и приглушенные проклятия…
… Добравшись до полянки, я удостоверился, что леди Мэйнария все еще спит, быстренько разжег костер, разделал поросенка, нанизал куски мяса на прутья и пожарил мясо. Потом забрался под еловые лапы, присел рядом с баронессой и осторожно прикоснулся ее ноге.
Ее милость тихонечко вздохнула, попробовала перевернуться на другой бок и шарахнулась локтем о корень.
- Проснулись? - спросил я.
- Кажется, да! - ответила она и села. Потом уставилась на свою рубаху, побледнела, молниеносно закуталась в плащ, а потом уставилась на меня…
Видеть ужас в ее глазах было невыносимо. Поэтому я опустил взгляд, развязал котомку и пододвинул ее к ней:
- Сухие рубашки… Переоденьтесь…
Леди Мэйнария промолчала.
Я пожал плечами, повернулся к ней спиной и выбрался из-под ветвей:
- А я пока нарежу хлеб и сыр…
Через пару минут из-за моей спины раздался тихий шорох хвои, а потом - все ускоряющийся топот…
Я вытер кинжал, вложил его в ножны. Потом встал, со вздохом подобрал посох и неторопливо побрел следом за беглянкой. Моля Двуликого, чтобы он не позволил ей сверзиться в какой-нибудь овраг и уберег от переломов и растяжений…
Глава 7. Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя.
Шестой день четвертой десятины второго лиственя.
… Вылетев из метателя, пятиведерный камень описал высоченную дугу и вдребезги разнес мощный четверик. Тяжеленные бревна длиной в десять локтей разлетелись в разные стороны, а над остатками венца повисло облако из пересушенного мха и кусочков войлока.
'Ничего себе!' - удивленно подумал его преподобие. Потом прищурился, поймал ускользающую мысль… и с трудом удержался от довольной усмешки: его идея проверять слухи о деятельности всяких чудаков только что дала ему шанс распространить влияние Ордена на весь Горгот!
Тем временем брат Бенур, командовавший обслугой метателя, повернулся лицом к главной башне Обители, вскинул над собой десницу и демонстративно сжал ее в кулак.
'Отлично!' - подумал брат Ансельм, придал лицу подобающее случаю выражение и отошел от окна.
Все три иерарха, ожидающие, пока глава Ордена составит впечатление о метателе, были мрачны, как грозовые облака. А обвиняемый - сын кузнеца из Мартана по имени Кольер - бледен, как выбеленное полотно.
Добравшись до своего кресла, брат Ансельм сел, положил правую ладонь на символ солнца, левую - на Изумрудную Скрижаль и вперил немигающий взгляд в переносицу изобретателя:
- Рассказ обвинителя соответствует действительности…
Юноша сгорбился и обреченно вздохнул.
- Брат Рон?
Брат Рон, исполняющий обязанности обвинителя, неторопливо встал, подошел к своей 'жертве' и изобразил отвращающий знак:
- Братья во Свете! Как мне кажется, Кольер из Мартана одержим Двуликим, ибо, создавая это непотребство, он знал, что оно предназначено исключительно для убиения детей Его. Поэтому он заслуживает Великого Отлучения. И семи лиственей Воздаяния на серебряных рудниках…
Изобретатель побледнел и зажмурился - видимо, знал, что, даже самые здоровые мужчины, попав на рудники, выдерживали там не больше года!
'Ну!!!' - нетерпеливо подумал брат Ансельм. - 'Шевелись!'
Изобретатель шевельнулся: закрыл лицо руками, сгорбил плечи и, наконец, вспомнил о 'совете' брата Бенуара - повалился на пол и вытянул скованные руки по направлению к главе Ордена Вседержителя:
- Ваше преподобие, это какая-то ошибка: метатель создан, чтобы защищать! Защищать города, замки и монастыри от тех, кто служит Двуликому! С его помощью можно сохранять жизни мирных жителей, не позволяя убийцам уносить их в Небытие…
'Молодец!' - подумал брат Ансельм. - 'Давай дальше…'
- И я совсем не одержим, ибо Верую во Вседержителя! Верую всей душой и всем сердцем! И чтобы доказать это, я готов провести всю свою жизнь в каком-нибудь из монастырей Ордена. Дабы остальные мои изобретения появлялись на свет под присмотром служителей Бога-Отца…
'Задумчиво' посмотрев на обвиняемого, глава Ордена осенил себя знаком животворящего круга, дождался, пока все присутствующие повторят его жест, и шевельнул рукой, лежащей на символе Изумрудной Скрижали:
- Брат Рон?
- Да, ваше преподобие!
- Рвение, направленное на искоренение следов Двуликого, достойно уважения. Однако в данном случае ты слегка поторопился и нарушил одну из главнейших заповедей Вседержителя…
- 'Нет ничего превыше справедливости?' - склонив голову, 'догадался' обвинитель.
- Именно! Поэтому следующие два месяца ты проведешь в молитвах: будешь просить Бога-Отца ниспослать тебе ясность ума и остроту мысли…
Иерарх смиренно скрестил пальцы на животе, посмотрел в небо и 'с душой' произнес ритуальную фразу:
- Благодарю тебя, о Великий, за то, что уберег меня от ошибки и не дал покарать невиновного!
Дождавшись, пока он договорит, брат Ансельм посмотрел на воспрянувшего духом изобретателя и добавил:
- Да, и еще! Я думаю, что будет справедливо, если первые шаги в Ордене брат Кольер сделает с твоей помощью. Думаю, что если ты проявишь достаточно старания, то он сможет еще больше укрепиться в Вере и направить свои помыслы в русло истинного Созидания…
… Когда донельзя счастливого изобретателя вывели из зала и закрыли за ним дверь, брат Рон стер с лица благообразную мину и усмехнулся:
- Да-а-а… Как мало нужно для того, чтобы заставить человека добровольно отказаться от радостей жизни…
- И как здорово, что немногие это понимают… - в унисон ему добавил брат Ансельм. А потом посерьезнел: - Значит, так! Брата Кольера и его метатель отправишь в Парамскую обитель. Естественно, под хорошей охраной. Всех, кто имел отношение к созданию этого оружия и видел его в деле - туда же… Тех, кто тверд в вере - привлечь к работам. Остальных… Остальные не нужны… Далее, ко второму травнику вы должны собрать три десятка таких же метателей и подготовить соответствующее количество стрелков… Кстати, о стрелках - на эту должность отбирай только тех братьев, кто беззаветно предан Ордену… и лично тебе!
- Понял, ваше преподобие! - кивнул брат Рон.
- Что еще? Ах, да: продумай, на чем будут перевозиться метатели в походах, и кто их будет охранять и чинить…
- Понял, ваше пре…
- Не перебивай! - рыкнул брат Ансельм. Потом заставил себя успокоиться и продолжил: - И последнее: после того, как парамцы соберут первый метатель, отвези его к брату Малюсу в Берн - мне надо, чтобы он создал подходящую емкость под 'Огонь Веры'…
Иерарх вытаращил глаза:
- Спаси и сохрани!!!
Глава Ордена удовлетворенно хмыкнул и проворчал:
- Надо же, догадался!
Брат Рон почтительно склонил голову:
- В который раз поражаюсь вашему умению соединять несоединимое и использовать получившееся чудо на благо Ордена!