«Ну, ноги, — сказал я себе, — чьи бы вы ни были, гоните как сумасшедшие». Ноги двигались с бешеной скоростью и несли меня вперед, как маленькие торпеды. На улице завизжали тормоза и загудели клаксоны. Впереди на тротуаре шарахались от меня в стороны люди с разинутыми ртами. Я мчался вперед, ноги-гепарды резко отталкивались от асфальта, травяная юбочка хлопала меня по коленям. Я свернул к большому зданию направо от меня. Ясно было, что с улицы надо убираться. Вывеска над входом гласила: «Моана-отель».
Я взлетел по ступенькам, замедлил бег и оглянулся. Тормозить мне не следовало бы. Преследователи мои двигались так, словно их в кино снимали рапидной съемкой. Полицейский был в первых рядах, но теперь к нему присоединились еще двое. Я не стал останавливаться в холле отеля, пересек его и выбежал во двор.
За спиной вопили и улюлюкали. Не знаю, где я был, но это было самое шумное место в мире, какое только можно себе представить. Я пробежал по двору, увертываясь от столиков, огибая деревья. Впереди открылся океанский берег. Наконец-то. Теперь я знал, что делать. Я утоплюсь.
Я мчался вперед, чувствуя под ногами песок, потом влажную полосу прибоя. В темноте впереди меня слабо белели в клочьях пены волноломы. Я бежал, бежал, потом начал плыть. Просто вперед. Ночь была тихая и спокойная, вверху сияли звезды. Я плыл долго. Потом оглянулся. Рядом никого не было. Справа налево простиралось побережье, застроенное большими отелями; огни точками пронизывали ночь: много белых смешивались, как конфетти, с голубыми, красными, желтыми и зелеными.
«А вот теперь, старина, — сказал я себе, — ты должен подумать». А был ли я «стариной»? Бежал я не как старый человек. Некоторое время я плыл по-собачьи и, убежав от кошмаров на берегу, начал думать. Но думать-то особенно было не о чем. Похоже, правда я был рожден под этим деревом. Все, что было до этого момента, — пустота. Жизнь для меня началась только с этой минуты. И, судя по всему, надеяться на лучшее будущее мне не приходилось.
А если я не выплыву назад, надеяться вообще не на что. Я опять поплыл, на этот раз не торопясь, держа курс на берег с таким расчетом, чтобы выйти на пляж примерно на полмили в стороне от того места, где я вошел в воду. Когда я наконец коснулся ногами дна, я был совершенно изможден. Все эти передряги, падение с дерева, долгое плавание выжали из меня все силы. Голова трещала. Я рухнул на песок и заснул.
Когда я проснулся, было еще темно. Я перекатился на спину и смотрел на яркие звезды в черном небе. Внезапно и окончательно проснулся, сна не было ни в одном глазу. Я припомнил все, что со мной случилось, но только с момента, когда я пришел в себя под деревом и до настоящего времени. Травяная юбочка, туго завязанная на талии, все еще была на мне. Но больше ничего не было, ничего, что могло бы подсказать мне, кто я, откуда и как попал сюда. Просто пугающая и настораживающая пустота. Все тело у меня болело, каждый удар сердца болезненно отдавался в голове.
Я пошел вдоль берега. Ярко сияли огни отелей, в ночи разносились голоса. Какое-то время я простоял в тени около нескольких столиков рядом с небольшим зданием. Там разговаривали, смеялись и веселились люди. Скоро из их разговоров я узнал, что нахожусь на Гавайях, в Гонолулу, на пляже Ваикики. Я нашел тропинку между двумя зданиями и пошел по ней, стараясь идти там, где потемнее. Вид у меня был очень приметный, а куда я иду — я не знал. Но я знал, что мне нельзя просто сидеть на пляже и ждать, пока солнце взойдет, так больше ничего и не узнав о самом себе.
Я узнал побольше скоро, как только ушел с пляжа. Я ничего не планировал. Это просто случилось. Я свернул в слабо освещенный квартал улицы, которая, о чем мне сказала табличка на углу, называлась Монсаррат. Мимо меня проехали, не останавливаясь, несколько автомобилей.