- Угу. Почти правильно. Но ты сейчас не забивай этим голову. Сдается мне, что ты мне не все рассказываешь и не с того места. Скрываешь что-то? Недоговариваешь?
София засмущалась и отвела глаза. Они у нее были зеленые, большие, но слегка раскосые, сужающиеся к вискам.
- А откуда я знаю, с какого места надо?
- С самого начала.
София задумалась. Официантка принесла кофе.
- Да, Миша, я тебе не все говорила. Признаваюсь. Я думала, так будет лучше, если другие будут меньше знать. К тому же…
- Ты говори.
- Я не уверена, что ты мне поверишь. Это сильно странно.
- Я поверю. Ты, главное, излагай с самого начала. По порядку. Иначе я не пойму в чем проблема и не смогу тебе помочь. Усекла?
- Чего секла?
- Ай, неважно. Ты соберись с мыслями и начинай по порядку. И перекусим заодно, тут отлично баранину готовят. Я утром толком не позавтракал, а ты вовсе голодная. Так не годится.
София отпила из чашки кофе и, взмахнув густыми ресницами, посмотрела Михаилу в глаза. Молодому человеку почему-то стало слегка не по себе, но он ободряюще улыбнулся. София сморщила нос.
- Хорошо, Миша. Я попробую. Тогда, наверное, надо начать с рукописи. Нет, даже не с рукописи. Ты помнишь, недавно, в конце зимы, у нас на Иберийском полуострове произошло землетрясение?
- Да, читал в Интернете.
- Ага. Тогда я это, по порядку…
София. Прикосновение к тайне
Не каждому звонят из приемной примаса испанской католической церкви, архиепископа и кардинала Толедо. А мне звонят и довольно часто. Нет, его высокопреосвященство мне не родственник, я даже с ним не знакома. Но секретарь-референт кардинала - мой дедушка по маме. После того, как умерли мои дедушка и бабушка по отцу, дедушка Бартолоум и его мама, которую я зову бабушка Химена - самые близкие мне люди. Если не считать, естественно, Донато. Но Донато не родственник, он… Мне почему-то не нравится слово "любовник". Я предпочитаю понятие "друг". Какая разница, спим мы или нет в одной постели? Друг - и все.
И вообще, кто сказал, что нельзя спать с другом? Конечно, это разные понятия. И будьте спокойны - я их различаю. Я же, все-таки, филолог. Но "друг" - гораздо шире и значимее, чем "любовник". И Донато для меня именно друг.
Но о Донато - потом. Тем более, зачем посвящать Мишу в такие подробности? "Друг" - самое подходящее определение. Хотя кое-какие скользкие моменты здесь возникнут, но я постараюсь их в своем рассказе обойти. Миша, в конце концов, воспитанный человек. Лишнего, надеюсь, не спросит.
Начинать, в любом случае, надо не с Донато. Просто я все время о нем думаю. И скучаю. Ведь мы вместе собирались в Петербург, смотреть белые ночи. Но все полетело кувырком из-за этих рукописей.
Так вот, сначала произошло землетрясение. Эпицентр находился в Португалии, но в некоторых районах Испании тоже изрядно тряхнуло. Обошлось, слава Богу, без человеческих жертв и серьезных разрушений, но…
Спустя несколько недель я сидела в кафе со своим научным руководителем, профессором Анибалом Мартинесом, и обсуждала с ним тему будущей диссертации. Да, представьте, я учусь в аспирантуре и собираюсь в скором будущем стать доктором филологических наук. Если получится. Но все мои родственники и близкие знакомые уверены, что у меня обязательно получится. Потому что я очень упрямая. А еще - умная. Это признают даже мужчины (у женщин - свои критерии). Даже такой умный мужчина, как Мартинес.
Но в тот момент мы с ним спорили. Дело в том, что у меня довольно редкая профессия: лингвист-текстолог, специалист по древним рукописям. А еще я повернута на криптографии. Хлебом не корми, дай чего-нибудь расшифровать или провести анализ на предмет аутентичности. А всего у меня три "фишки" или три бзика, если хотите, - манускрипты (от этого слова веет легендой и тайной, не находите?), древние языки и шифры.
Моей первой книжкой, которую я прочитала самостоятельно, стала "Библейские истории для детей". И в ней меня больше всего поразила глава про пир вавилонского царя Валтасара, когда возникла та самая, таинственная надпись на стене "мене, текел, перес". А немного позже, уже учась в школе, я взахлеб прочла роман Жуль Верна "Жангада". Там герои разгадывали зашифрованную записку.
Меня эта тема так увлекла, что я завела дневник, и корпела над шифрованными записями (меняя шифр каждый месяц, как завзятая Мата Хари) почти до окончания школы. И даже собиралась пойти учиться на криптографа. Но дедушка по отцу, Эстебан, меня отговорил (он тогда да еще был жив). Он сказал, что я должна закончить филологический факультет. Не только из-за моей страсти к старым книгам, но и в память об отце. Раз уж так произошло.
Дедушка Эстебан считал (и также считал его дедушка), что филолог - самая главная профессия на Земле. Потому что человек должен в совершенстве знать язык, на котором говорили и писали его предки. А также знать хотя бы один или два языка других народов, чтобы ощущать себя частью человечества. Тем более - происхождение обязывает.
Какое происхождение? О, это отдельная тема. Я даже не знаю, надо ли ее сейчас затрагивать. Может быть, немного попозже…
Так, на чем я остановилась? Ага, на дедушке Бартолоуме. С ним и бабушкой Хименой я созваниваюсь часто, по несколько раз в неделю. Вернее, звонят, как правило, они. Беспокоятся. Но и я стараюсь про них не забывать.
Вот Бартолоум мне и позвонил в тот день в марте. И позвонил как раз в довольно напряженный момент, когда мы спорили с Мартинесом по поводу темы моей будущей диссертации. Пусть Мартинес профессор, очень уважаемый ученый и мой научный руководитель, но мне разрешается с ним спорить. Я даже называю его по-простецки Анибалом, когда мы вдвоем.
Анибал меня ценит и уважает, по его словам, с того самого момента, когда я сдавала вступительный экзамен по литературе в Комплутенсе (так называют Мадридский университет). Я тогда, отвечая на вопрос о древних литературных памятниках, начала цитировать "Эпос о Гельгамеше". Доктор Мартинес уже от этого обстоятельства, по его воспоминаниям, пришел в восторг. Но затем он вовсе впал в ступор.
Дело в том, что цитировать-то я начала на испанском языке, а потом, для выпендрежа, перешла на аккадский. Это мертвый язык, на котором говорили и писали народы, жившие еще в древнем Междуречье: вавилоняне, ассирийцы… И даже загадочные шумеры, придумавшие колесо, гончарный круг и письменность. По крайней мере, так полагают многие историки.
Мартинес несколько секунд слушал меня, совершенно ошарашенный, потом поднял ладонь, останавливая, и спросил:
- Сеньорита, вы знаете аккадский язык?
- Нет, - честно призналась я. Я вообще очень честный и правдивый человек. - Я нашла текст в Интернете и вызубрила.
- У вас отличная память и оригинальные увлечения, - задумчиво протянул Мартинес. Я скромно промолчала.
- А хотите выучить этот язык?
- Хочу, - несколько опрометчиво заявила я, интуитивно догадываясь, какой именно ответ понравится экзаменатору. Разумеется, мой ответ не являлся обманом - ведь я почти никогда не вру. Разве что иногда чуть кривлю душой в целях, э-э… скажу так, разумного компромисса. Видимо, профессор уловил мою неуверенность и хитро прищурился:
- Желание твердое?
- Твердое, - я решила идти до конца.
- А если мы так договоримся: я сейчас ставлю вам "отлично", а вы на первом курсе, факультативно, учите аккадский язык? По рукам, прекрасная сеньорита?
Я неопределенно качнула головой.
- Не расслышал, - Мартинес с ехидным выражением лица приложил к уху ладонь. - Вы сказали "да"?
- Да, - пробурчала я.
Так я получила на экзамене "пятерку" и познакомилась с Анибалом Мартинесом - не только умнейшим, но еще и очень порядочным и добрым человеком. Как мне казалось до совсем недавнего времени. Впрочем, я забежала вперед, и Миша опять нахмурил брови…
Итак, сидя в кафе, где испанцы проводят, по моим наблюдениям, примерно четверть жизни, мы спорили из-за темы. Мне втемяшилось в голову, что для диссертации обязательно нужна неисследованная, а, желательно, еще и нерасшифрованная, рукопись.
- София, - уныло уговаривал меня Анибал (мы перепирались уже около часа), - ну где ты такой материал найдешь? Все давно изучено и прочитано. Свитки Мертвого моря не то, что не каждый год - не каждый век находят. А их уже практически все расшифровали. Про клинописные таблички я даже не говорю - открытий подобного рода уже более полутора веков не происходило.
- Ну и что? - упрямо стояла я на своем. - Кстати, считается, что какая-то часть кумранских рукописей может храниться на руках частных коллекционеров. И вообще - археологи не дремлют.
- И что? Будешь ждать, пока они чего-нибудь найдут? А если пятьдесят лет пройдет?
Цифра меня смутила, и я не сразу нашлась, что возразить. И тут подал музыкальный голос мой мобильник. Я, не торопясь, взяла трубку, вглядываясь в надпись на экранчике. Анибал разочарованно вздохнул, предчувствуя долгую паузу в нашей беседе: не знаю, как у русских, но у испанцев не принято коротко общаться по телефону. Не выслушать собеседника до конца, прервав его монолог, значит, прослыть безнадежным грубияном.
- Кто там? - профессор все-таки не удержался от легкой демонстрации неудовольствия, намекая: а надо ли отвечать на звонок?
- Из приемной кардинала, - с деловым видом заметила я и решительно нажала кнопку.
- Я слушаю.