- Боюсь, собрать их все невозможно, - покачала головой Дображанская. - Ведущий аукциона рассказывал, что Вильгельм Котарбинский нарисовал их великое множество. Часть его работ до сих пор не найдена. Он легко продавал их, легко дарил… Потому в Киеве даже в наши дни часто находят новые и неизвестные сепионы.
- Значит, нужно найти все, что можно, - оборвала ее Даша.
- Мне говорили, что есть еще одна работа, - вспомнила Катя. - Владельцы не пожелали продать ее на аукционе. Ну, а еще больше картин я видела в его мастерской… - Катерина застыла с видом "Ну что, мне разорваться, что ли?"
- Жаль, что мы не знаем, какая именно картина даст нам ключ к тайне. Мы даже не знаем, в чем тайна, - вздохнула Маша.
- "Тайна"! - вскликнула Дображанская. - Так называется третья картина! Сначала я должна съездить в Аукционный Дом…
- Нет, - оспорила Маша Ковалева, - сначала к Котарбинскому. В Прошлом время стоит, - разъяснила свое предложение она. - Потом - за "Тайной". Я с тобой.
- Прости меня, Маша. - Катерина удрученно нахмурилась. - Сюрприза не вышло. Эту картину, - показала она на экран с ангельской девой, - я собиралась подарить тебе вечером на день рожденья.
- Эту?..
Маша совсем не умела врать - и трех ее разочарованных букв совершенно хватило, чтобы понять…
- Она и тебе не понравилась? Нужно было покупать "Духа Бездны"!.. - расстроилась Катя.
- Да, нужно было! - поддержала Чуб.
- Что ты… нет, нет, - замахала Ковалева руками. - Он такой страшный. Мне нравится Белый Ангел…
- Забудь про него, - приняла соломоново решение Катерина. - Держи, - сняла она с груди модерновую брошь.
Маша протянула сразу обе руки, чтоб принять драгоценный подарок. И на этот раз Дображанской не нужно было и слов, чтоб понять, как младшей из Киевиц понравился дар.
* * *
На этот раз дверь в номер Котарбинского была не только не заперта - приоткрыта. Но Катя все равно постучала.
- Войдите… - его голос был тихим.
Художник сидел на дубовой лавке, сгорбившись, закрыв глаза.
- Здравствуйте, - поздоровалась Катя. - Я пришла к вам, чтоб закончить портрет.
Он только плотнее прикрыл веки.
- Помните меня? Я была у вас вчера… Мы не успели поговорить об оплате.
- Что? Об оплате?! - резко поднял голову он. - Вы намерены оплатить мою работу? Деньгами?
- Вы предпочитаете натуральный продукт? - порядочно удивилась Катерина Михайловна.
- Простите, простите, - вскочил он со скамьи, - я подумал… не понял… Так вы были вчера. Втроем?
- Вдвоем, - припомнила Катя так и не разъясненную натурщицу в спальне. - А это моя спутница Мария Владимировна, - представила она Машу Ковалеву.
- Очень приятно, Мария Владимировна, - галантно сказал Вильгельм Котарбинский.
Но что-то изменилось. В прошлый раз он излучал счастье, нынче - угас; он был не просто несчастлив - сломлен. Однако, если вчера у него умер кто-то из близких, все легко объяснялось.
- Вдвоем… так и есть… А вторая сегодня не пришла? - поинтересовался он.
- Не пришла, - подтвердила Катя, не слишком понимая, почему она должна отчитываться за других визитеров.
- В таком случае, сегодня я могу поработать только над вами, - сделал вывод он, разыскивая среди множества работ вчерашний эскиз. - Ах, вот и он… Я забыл спросить, какой портрет вы хотите…
- А можно посмотреть то, что вы написали? - подойдя к нему, Катерина заглянула в лист и вскрикнула так отчаянно громко, что Маша Ковалева немедленно бросилась к ним.
Портрет являл Катерину Михайловну Дображанскую в полный рост: высокую, стройную, с горделивой посадкой головы, ослепительно-прекрасным лицом. Тем больший контраст представляла вторая женщина - стоящая, плотно придвинувшись к ней, невысокая, некрасивая, с крупными резковатыми чертами лица, большим ртом, темными глазами и крыльями бабочки за спиной.
"Придвиньтесь, прошу вас…" - вспомнила Катя непонятную просьбу художника. И его возглас: "…такой дивный контраст!"
"А вторая сегодня не пришла?.."
- Кто это?.. - глухо спросила она.
- Вы… и та, вторая… вчера… - объяснил Котарбинский. - Та, что не смогла сегодня… Она была с вами.
- Была со мной тут?!
- Что же, она - нереальна? - справился он обреченно, но совершенно без удивления. - А вы?
- Я - да, - сказала Катя.
- Вчера я думал, вы обе… - сбивчиво заговорил он. - Обе как те, другие… Как все они. Особенно вы. Люди редко бывают столь красивы… Но те, другие, не платят за работу. И когда вы спросили об оплате… Я подумал… и вы, и она… и та третья, с арфой…
- Он что же, увидел рядом с тобой привидение? - вопросила Маша.
- Это не просто привидение, - сказала Дображанская, и ее кожа покрылась колкими мокрыми осколками нагретого льда. - Это моя мама… Моя мама была тут со мной. Мама пришла на Деды́…
- Вы тоже ко мне? - сощурившись, художник посмотрел в пустой угол комнаты.
Из пустоты проступил изумленный Мир Красавицкий.
- Он что же, видит меня? - спросил он.
- Вы видите всех привидений? - ахнула Маша. - Всех и всегда?
- О матка бозка, опять… - взвыл вдруг художник, сворачиваясь в улитку, опуская голову на грудь. - Лучше бы мне ослепнуть… Уходите… Немедленно. Уходите, прошу… - Он заметался по комнате, с отчаянной ненавистью сбивая с ног тонконогие мольберты.
- Он сейчас уничтожит все свои работы!.. А мы пришли за ними… - испугалась Катя.
- Катя, бери картину с мамой, иди… И ты, Мир, тоже… не мучай его. Помоги Кате… Я знаю, как обращаться с безумными художниками, - уверила их Маша Ковалева.
* * *
В камине круглой комнаты Башни Киевиц пылал огонь. Было так жарко, что Даша и Акнир перемещались по ковру босиком. Небольшой стол у камина уже стоял накрытый черной вышитой скатертью, уставленной кубками из червленого серебра и серебряной посудой со всевозможною снедью. От горячей еды шел пар, вынуждающий Чуб то и дело демонстративно зажимать пальцами нос.
- И все это мы не должны есть, пока оно совсем не остынет? Вася - садистка! - проскандировала она в сторону кухни.
- Просто мертвые питаются паром от еды, - объяснила Акнир. - Потому, пока она горячая, едят как бы они…
- А нас, пока они жрут, можно морить голодом? Эх…
На полу, на ковре и диване неровными стопками лежали распечатанные из Интернета картины Вильгельма Котарбинского. Иные из них были разложены на ковре в виде длинных "змей".
- Вот этот мне больше всех нравится, - показала Даша на самую длинную "змеюку". - Готический комикс "Русалка". Точнее, он называл ее "Гоплана" - это русалка по-польски. Смотри, - рука Чуб легла на первую картинку, - вот на первой картине девушка тонет в море и всплывает утопленницей. На второй - она превращается в русалку, на третьей - резвится с другими русалками в море, на четвертой - влюбляется в живого парня и ластится к нему волной, а вот - волна уже захватила его, убила, и теперь она ласкает утопленника… Получается целая сказка.
Описанный Дашей сюжет был еще длинней и подробней и включал в себя 23 эпизода.
- А ты на что смотришь? - спросила Чуб.
- На "Войну"…
Акнир положила рядом две открытки с двумя разными девами. Обе с мечами в руках, но одна - еще молодая, а вторая - усталая, темнокрылая, с темными кругами вокруг глаз.
- Он нарисовал войну два раза. Но разной… И в ХХ веке было две мировые войны. Причем вторую он не застал: умер на двадцать лет раньше… Но предсказал ее. Он предсказал даже холокост, - Акнир показала на зависшую над головой страшной дамы-войны черную шестиконечную звезду Давида.
- Ну и могильно-поминальная тема в его творчестве развита очень, - указала Даша на разложенную в виде пасьянса коллекцию изображений могильных памятников прекрасных покойников и покойниц.
"Могила самоубийцы" - кладбищенский камень, помеченный одиноким белым цветком, из корня которого течет черно-красная кровь. "Кончено" - прекрасная дева, испускающая последний вздох на смертном одре. "Дочь Аира" - лежащая на поминальном столе в окружении огней и плакальщиц. "Умирающий воин", "Смерть гладиатора", "Смерть кентавра", "Смерть орла", "Предчувствие смерти", "После смерти"…
- А Катя еще говорила, что он был веселый оптимистичный человек, - буркнула Чуб. - Либо трупы, либо кладбища, либо поминки, - сказала она, откладывая в сторону все погосты, надгробия, колумбарии и урны с прахом. - Буквально руководство по празднованию Дедóв.
- Но ведь Деды́ вовсе не грустный праздник, - сказала Акнир. - И картинки его вовсе не грустные. Интересно, если он видел призрак бывшей жены, возможно, он видел и других привидений?
- И давно вид привидений стал поводом для оптимизма? - полюбопытствовала Чуб. - Послушай, а это разве не наша девочка? - Землепотрясная вытащила из вороха неразобранных картинок одну, с названием "Чайки". - Взгляни-ка на личико…
В воде, среди водных лилий, лежала очередная красавица-утопленница. Над ней кружили белые птицы.
- Утопленница? - сказала Акнир. - Нет… Хоть похожа, похожа. То же лицо! Это она - Ирина!