Я пожал плечами:
– Я люблю современную музыку. Некоторые телевизионные передачи сейчас делают лучше, чем делали раньше. Думаю, это все.
– И нет ни одного образца современного зодчества, который бы тебе нравился?
– У меня не возникает желания тут же сбросить атомную бомбу на башню Хэнкока или Херитэдж, когда я их вижу. Но Фрэнк Ллойд Ронг, будь он неладен, или И.М. Пэй не спроектировали ни одного дома и ни одного сооружения, которые могли бы тягаться с зауряднейшей викторианской архитектурой.
– Ты настоящий бостонский парнишка, Патрик! Бостонец до мозга костей!
Я кивнул, когда мы были уже у дверей.
– Я только хочу, чтобы они оставили мой Бостон в покое, Эндж. Пусть портят Хартфорд, если им приспичило строить это дерьмо. Или займутся Лос‑Анджелесом. Да где угодно пусть строят. Только подальше отсюда.
Она стиснула мою руку, и, заглянув ей в лицо, я увидел, что она улыбается.
Пройдя одну за другой анфиладу стеклянных дверей, мы очутились в парадном вестибюле перед новой анфиладой дверей, на этот раз запертых. По правую руку от нас висели таблички с фамилиями. Напротив каждой был указан трехзначный номер, а слева стоял телефон. Этого я как раз и боялся. Нельзя даже проделать старый трюк, нажав сразу на десять кнопок в надежде, что кто‑нибудь да впустит тебя в дом. Взявший трубку сразу увидит тебя в камере слежения.
Из‑за этих сволочей преступников работать нам, частным детективам, стало невозможно.
– Забавно было видеть, как ты взъерепенился, – сказала Энджи.
Она открыла сумочку и, тряся ею над головой, вытряхнула на пол ее содержимое.
– Да?
Я присел на корточки рядом с ней, и мы начали собирать то, что рассыпалось, и совать это обратно в сумочку.
– Да. Давненько ты не ерепенился.
– Да и ты тоже, – сказал я.
Мы глядели друг на друга, и вопрос в ее глазах, возможно, отражался и в моих.
Что мы с нею теперь? И что осталось после поминок по всему, что унес с собой Джерри Глинн? Как обрести нам вновь счастье?
– Сколько тюбиков губной помады должна иметь в сумке женщина? – спросил я, опять возвращаясь к куче на полу.
– Тюбиков десять будет в самый раз, – ответила она. – Либо пять, если не хочешь таскать лишнего.
По ту сторону стеклянной двери показалась пара. Мужчина походил на адвоката – хорошо уложенные седоватые волосы, красно‑желтый галстук от Гуччи. Женщина могла сойти за жену адвоката – измученная, с напряженно‑опасливым взглядом.
– Ну, теперь твой ход, – шепнул я Энджи.
Мужчина распахнул дверь, и Энджи, посторонившись, убрала с его пути ногу, прядь ее волос при этом, выбившись из‑за уха, растрепалась, прикрыв щеку и глаз.
– Простите, – сказала она, посмеиваясь и пожирая глазами мужчину. – Я в своем репертуаре – как всегда, жутко неловкая, косолапая, как медведь!
Мужчина бросил взгляд вниз на нее, и в неподкупно‑суровом взгляде члена коллегии заплясали отсветы ее веселья.
– Ну, я и в пустом помещении умудряюсь на что‑нибудь наткнуться!
– Ах, – воскликнула Энджи, – так мы родственные души!
Мужчина улыбнулся, как застенчивый подросток.
– Ловкачи, берегитесь! – сказал он.
Энджи коротко хохотнула, так, словно эта натужная шутка приятно удивила ее. Она сгребла с пола ключи:
– Так вот же они.
Мы поднялись с колен, женщина прошла мимо меня, а мужчина придержал дверь.
– В следующий раз будьте внимательнее, – с напускной строгостью проговорил он.
– Попытаюсь, – с некоторым нажимом сказала Энджи.
– Давно здесь живете?
– Идем, Уолтер, – позвала женщина.