Выпад в сторону Гвен с мужем, взявшимся обеспечить взносы ремесленных и торговых гильдий. Глэдис нахмурилась.
- Опять наперегонки бегаете, как в детстве. Когда вырастете? Когда поймете, что наша семья теперь - это ваша дружба? И твоя с Гвен! И с Майни! Древняя владычица и та не задается. Умная …
Стражу спустя она так не говорила.
Склонила голову, не смея смотреть в глаза старшей дочери.
Кейр - лица нет, тога… Не приспособлено парадное одеяние с широкой пурпурной полосой по краю для того, чтобы в нем ходили, пошатываясь. На вопрос:
- Что стряслось?
Махнул рукой, осел в кресло у камина. Немайнино! Рванул фибулу, алый плащ в руках мнет.
- Что случилось, говори!
Тулла схватила мужа за плечи, рукой по спине провела, словно боясь, что у него в спине торчит рукоять приметного ножа… а то и просто кинжала. Убили же в сенате Цезаря.
- Тулла?
Мотнул головой, словно только узнал. Встал. Плащ под ноги полетел, словно тряпка. Зато жену обнял - осторожно, сбоку, чтобы животу не повредить.
- Прости меня, - сказал, - но так уж вышло. Я более не принцепс!
Тулла двинула локтем - отлетел в сторону, оступился… чашки на столе подпрыгнули.
- Не смей так шутить!
Кейр оперся на локти, медленно сел.
- Я не шучу. Меня сняли. Абсолютное большинство… вотум недоверия… Наверное, мне эти слова больше не пригодятся. Вот так…
На шум выбежала Гвен - из кухни, не может за поварами не присмотреть, и второй зять - от стойки. Вот бы кому по морде, но лицо держит каменное, а за взгляд бить… Можно! Тем более, у дочери такой же. И в уголках рта змеится… Получат, оба, но не кулаком. Словом.
- Не смейте горю сестры радоваться, оно и ваше. Завидовали Кейру? Что ж, передавайте стойку и кухню старшей родне, - сказала Глэдис, - Если Кейр без новой службы остался, вернется на прежнее место. Не я верну - другие люди найдутся.
Помолчала. Подняла голову. Зять играет желваками - дошло. Гвен как вдохнула, так никак не соберется выдохнуть. Для нее заезжий дом с хозяйством - жизнь. Мать - слушает, Туллу - не будет. Да и проиграет хозяйство под Туллой, а Кейр не может быть разом в двух местах… Но есть главный аргумент, его и выкладывает глава семьи:
- Дэффид Кейром за стойкой был доволен. Значит, будет так!
Все знают, это правда. Это подтвердит всякий уважаемый в Диведе человек. Толстушка Гвен уже ревет мужу в плечо. У нее есть опора. Тулла на свою зверем смотрит. Не за то даже, что вернулся - так. За то, что от одной мысли о возвращении в прежние, до внезапного величия, времена - улыбнулся.
- Ты что натворил? А ну, рассказывай. И если там торчат короткие рыжие патлы и длинные уши…
Кейр сидит на полу. Ощупал себя.
- Ребра как будто целы… Аккуратно дерешься, жена.
Всегда называл любимой. От свадьбы и до сих пор. Глэдис вспомнила рецепт сиды. Лекарство от любви: пяток лет супружеской жизни. Один прошел, эффект есть… Работает. Теперь, когда надо бы наоборот!
- Рассказывай, - повторила Глэдис вслед за дочерью, - Все. По порядку. Подробно. Закончишь - будем решать, как выбираться из неприятностей. Семьей!
Добавила про себя: "Семьей Дэффида ап Ллиувеллина". Пока есть семья - и сам хозяин заезжего дома стоит за спиной тенью, и не вдовой себе кажешься - женой. Не мужней, равноправной, которой привычно брать под руку все хозяйство и семейные неурядицы. Даже такие, как теперь. Особенно такие как теперь. Сенат создал ее муж, и Глэдис намерена оставить за семьей ее законное место и статус. Не столько ради дочерей и зятьев, сколько ради того, чтобы земной мир не покинула еще одна частичка Дэффида…
Двери. Скрещенные копья перед носом.
- Прости, великолепная. Нельзя. Даже королям, если не вызывали. Сенат - один во всей пятине, и старше королей. А ты хоть и сида, но даже не королева. Закончат сенаторы решать закрытый вопрос - проводим, со всем почтением к ивовому посоху.
Немайн оглянулась, словно ища поддержки. Эмилий лаконичен.
- Первая из граждан.
Нион - тоже.
- Не просто сида.
Четыре глаза. Выбор, от которого не открутиться. Потому, что там, за колоннами, за высокими дверями, в полуциркульной зале, отделанной лучшими сукнами Камбрии, в неудобных - не спать, сенаторы! - курульных креслах сидят люди, занимающиеся не своим делом. Люди влиятельные, люди гордые… Если успеют сделать ошибку - у них не хватит сил ее признать. История сдвинется на прежнюю колею, в которой хрустнут и исчезнут, словно не было - жизнь человека, чьей памятью, как своей, пользуется сида и ее мечта об уютной жизни. Здесь как раз беды особой нет - пока дышишь, никогда не поздно начать сначала. Беда в том, что из–за ошибки, которую совершила родня, может перестать дышать слишком много людей. Большинство - совершенно незнакомых, поменьше - виденных мельком, Немайн и этих не забыть! Но могут погибнуть друзья. И - родные. Сами виноваты? А что это меняет?
Если бы оставалась надежда… Но могущественный Эмилий не фенек, ловит не мышей! Разведка его и Луковки стараниями работает, как хорошо смазанное водяное колесо.
Достаточно хорошо, чтобы сидящая в Кер–Сиди Нион знала то, чего не ведает Немайн в Кер–Мирддине. Достаточно, чтобы Эмилий принял идущую из дома хранительницы интригу за официальную политику - и испытание его способностей разом! Потому до последней минуты молчал, а потом похвастался успехами. Сообщил, что знает, как проголосует каждый из сенаторов! Выложил список. Того, что игра - не против Немайн, а как–то вбок - ведется за ее спиной, и в мыслях не имел. Теперь… счастлив!
Сначала - потемнел. Его невеста, оказывается, в заговоре… Немайн не приняла отставку. Сказала:
- Эмилий, здесь Дивед. Не империя! Моя родня в своем праве, Анастасия - ребенок… То, что они натворили - это не преступление, это ошибка.
К счастью, Эмилий с перлами опытного христопродавца Талейрана не знаком. Вновь рядом, вновь верен. И - ждет. Пожалуй, даже с недоумением от того, что императрица медлит.
Луковка тоже ждет, иного. Богиня обычно скромничает, но настало время показать силу! Что–нибудь, что и с церковью не поссорит, и покажет, кому людишки с пыркалками пытаются заступить дорогу. Ей интересно, что будет. Столп света, как над Бригитой при крещении? Или? В древности собрания кланов всегда обращались с просьбой о даровании мудрости к богам. Как не посмеют пустить ту, чьим именем тысячи лет освящали рощи?
Немайн сжала кулак - в пальцы врезался патрицианский перстень. Вдохнула - точно готовилась запеть.
Выбор.
Когда–то другой человек дал ей имя - Немайн.
Сущности - дали тело. Искореженное, но узнаваемое тело базилиссы Августины. От урожая до сева, и даже два месяца сверху - вот сколько ты выкручивалась, рыжая–ушастая. "Та самая, которая не та самая, а вовсе эта!" Теперь ты должна сказать точно. И тогда либо миф, либо старый римский устав распахнут тяжелые створки.
Выбор сделан.
Посох - в руки Эмилия. Кинжал наголо. Треск ткани. Повязка на лбу - впервые наложена своими руками с осознанием значения. Кровь рубина - к лицу часового. Слова, старомодные и чересчур напыщенные.
- На нас диадема!
Копья разомкнуты. Голос начальника караула догоняет уже под сводами, и чуть не сбивает с ног.
- Святая и вечная императрица Рима следует в Сенат!
В места, из которых возвращался отнюдь не всякий цезарь. Да еще набитые камбрийцами, а все камбрийцы - потомки Брута! Хорошо хоть, не того самого…
Немайн снова спокойна. Проект в работе, о личном она вспомнит позже. Голова занята другим. Обычно в местном Сенате утверждаются решения, принятые в других местах, а зачастую - и другими людьми. Такой порядок завел Дэффид, ему было проще вести дела привычным порядком, а тоги с пурпурным краем и прочую римскую мишуру держать для престижа. Так должно было случиться и сегодня, но ход вещей придется сломать. Заставить сенаторов превратиться из машин для опускания шаров в урну в политиков. Превратить ритуал во властную процедуру. Иначе говоря - совершить революцию!
Времени на подготовку - сколько требуется на то, чтобы дойти до зала заседаний. Короткий коридор после входа, достаточно широкий, чтобы сенаторы не устраивали давку, расходясь по домам, и достаточно узкий, чтобы караул мог задержать нападающих. Широкая зала - для переговоров и посетителей. Синяя обивка - Эмилию по плечо, Луковке по макушку. Выше - известковая побелка. Пачкается? Все лучше, чем свинцовые белила. Среди камбрийских сенаторов явно будет меньше лысых, чем среди римлян. В Константинополе наверняка мрамор, но здесь такой не водится. Можно было бы пустить на отделку сланец - любого оттенка, и розовый гранит из ледниковых глыб, и серый "портландский" камень. Красиво смотрелся бы и полированный дуб - но цвет считается важней материала.
Еще один коридор - вторая и последняя оборонительная позиция. Здесь не одни копья - новенькие билы. Результаты учений в Кер–Сиди уже добрались и сюда. Как и новая форма била. Боевой с двумя шипами и крюком… чужая память говорит - гвизарма. Оружие, которое выросло из инструмента лесоруба и садовода за добрую тысячу лет. Враг скоро, очень скоро украдет форму оружия - но в выучке бойцов будет отставать долго, потому будет бит. Главное - не то, что насажено на древко, а прокладка между древком и сапогами.