- Отчет. Глава гильдии должна знать, как идут дела! Какой товар берут и насколько хватко, и почему. Скажем, деревянные пуговицы ломче, костяные дороже - что лучше берут? Или лучше идет литое олово? Если я это буду знать, польза выйдет не только мне…
Коробейник задумался.
- Ну, мы сходимся временами, - сказал, - говорим. Можно и записать… А лучше, конечно, если ты, по старине, запоминателя пришлешь и он тебе перескажет. Надежней. Человек, он всегда верней чернил, ведь так?
Немайн улыбнулась, кивнула. Старик прав, но и ошибается - ровно пополам. Чернила, в отличие от человека, ничего не забудут… но ничего и не прочувствуют. Поэтому на всякое дело лучше всего смотреть двояко: и через бездушные цифры, и через пристрастное сердце.
Сейчас хранительница отставит недопитое пиво. Широкий подол поднимет маленькую бурю, простучат по лестнице барабанной тревогой широкие подошвы сапог. Все, она наверху, в своей комнате, снова тихая и неподвижная. Сидит на пятках, крючком склонилась перед ею же порожденным божком - правительственной бюрократией Республики Глентуи. Дела - скобленый пергамент в свитках, кодексы из иссеченных огамой деревянных дощечек… Так пока проще, чем бумажную фабрику ставить! Специально прихватила с собой самое сложное да каверзное. Может быть, не видя сквозь окно изумрудных крыш, она увидит город четче. Без романтической дымки…
На сладкое, перед коротким ночным сном - механика! Новенькая сталь и кожа, сверкающие от льняного масла, подогнанные и притертые друг к другу внимательными подмастерьями. Лакированное дерево, даже на вид теплое. Если все получится… Хорошо будет!
Триада третья
1
С утра - снова ипподром, снова тренировки. Немайн разрывается между учениками, среди которых теперь и Тристан - на сей раз законно и официально. Анастасия, уже ничему не удивляясь, слушает, как сестра перескакивает с языка на язык. Команда, личное обращение к Эмилию - латынь. Хочет, чтобы поняли все - переходит на камбрийский, то и дело вставляет словечко по–ирландски, да еще не забывает греческий - для сестры. Учит, подбадривает.
- Помни - твой противник будет сильней, и руки у него длинней. Зато ты должна лучше чувствовать время, ритм… Сабельный бой - это танец, просто самый жестокий! А танцы - женское искусство.
Только всех заняла - новость. Приехал епископ Дионисий Пемброукский. Немайн побежала встречать, как была, с рукавами поддоспешника, торчащими из–под верхнего платья. И точно, епископ перед службой переоблачался, а потому перехватить - успела.
Пока с губ слетало приветствие, руки протянули корзинку. Что–что, а плести из ивняка красивые вещицы в Камбрии умеют. Еще и выбирают лозу разных оттенков, чтобы узор вышел…
Епископ подарок принял, заглянул внутрь. Улыбнулся.
- Ушастые. Чтобы я помнил о великолепной и в разлуке?
- Чтобы мышей и крыс ловили, - сказала Немайн, - чтобы чумы не было.
Попалась!
- Крысы и мыши - понятно, но чума тут при чем? Как может животное помочь от дурного воздуха?
Немайн дернула ухом. Заложила руки за спину, выпрямилась.
- От дурного воздуха может произойти много хворей, но чуму переносят блохи, а блох - крысы… И зараженные люди - если болезнь поражает легкие.
Слово за слово…
Немайн сама не заметила, как помянула о микробах, но раз уж добралась - красок не пожалела. Маленькие. Невидимые. Часто - злокозненные. Часто - опасные.
- Все разумные люди знают, что моровые поветрия проистекают от дурного воздуха, - сказал епископ. - Безусловно, без попущения Господня и лист с дерева не упадет, но вот так, напрямую приписывать болезни бесам… Это, дочь моя, мракобесием и называется! От кого, но от тебя такого не ждал. Чем занят его святейшество? Теперь ведь он твой духовник.
- Книги читает, - сказала Немайн.
- У него же глаза…
Сида только улыбнулась. К островатым клычкам Дионисий за год жизни в Камбрии уже привык и полагал их приложением к происхождению базилиссы Августины от брака дяди с племянницей. Этакая форма неудовольствия свыше, причем в высшей степени справедливая. Родителям наверняка больно смотреть было, а девочка вполне собой довольна. Не тогда, так сейчас.
- Меня тоже беспокоят глаза его святейшества. Я понимаю, он обрадовался… но как бы не испортил их еще сильней. Ему нельзя читать слишком долго. Эх, был бы он камбрийцем, я могла бы сказать, что это такой гейс. А так он в гейсы не верит.
- Болезни, происходящие от бесов, гейсы… еще недавно ты боролась с пережитками язычества. А теперь?
- А что теперь? Нет в ограничении нагрузки на больной орган ничего, кроме житейского здравого смысла, - сказала Немайн. И все же огненные вихры покаянно склонились, - но гейсом именовать, согласна, нехорошо. Виновата. Больше не буду.
- А уверение, что все болезни от бесов?
- Я, преосвященный Дионисий, мельчайшие существа бесами не именовала. Маленькие паразиты… Крысы невелики, блохи совсем малы, а эти совсем крохотные. В том, что они существуют, можешь убедиться. Они малы, но увидеть их можно, хотя для этого и потребуется инструмент…
Если бы разговор шел внутри. Если бы не сбежались люди. Если бы добрая половина горожан не знала греческий…
Теперь пути назад не было. Весь город знает - сида собирается показывать нечистую силу. Служба прошла скомкано. Люди молились искренней, чем обычно, но того, что будет дальше, ждали еще сильней. Наконец, явились носилки со святейшим Пирром - и устройством.
Друиды уплыли в Ирландию, но всякий, кто видел в руках патриаршего секретаря блестящее стекло на бронзовых ножках, с винтами, вспомнил: у друидов и ведьм побогаче бывают иногда шары из прозрачного камня, которые они используют для снятия проклятий. Обычно - маленькие. Здесь - не шар целиком, только часть. Зато - большой!
В нефе уже подвинули скамьи. Посередине, под пересекающимся светом из витражей - стол. Ушастая сида, что пристроила под лупой образец, и разводит руками.
- У меня другие глаза… Святейший Пирр, твой секретарь умеет пользоваться большой лупой?
Секретарь Пирра - свой, гленский, из вновь рукоположенных белых священников. Еще зимой был воин как воин, в общем строю стоял с копьем. Таким и остался, только сменил копье и топор на слово, и стеганую куртку - на сутану. Да жена–попадья окончательно перестала бояться развода… Оглядывается на патриарха.
- Начинай, сын мой. Мне тоже интересно.
Секретарь взялся за ручку маленького ворота. Принялся поворачивать - чуть заметно. Множество глаз - самых влиятельных глаз Британии, что уставились на него со всех сторон, не заставили руку ни дрогнуть, ни дернуться. Второго такого прибора нет. Оставить его святейшество с маленькой лупой из бесцветного камня, который сида называет "силикат бериллия"? Простить, пожалуй, простит. А совесть? Новый прибор - простому священнику заказать не по худому кошелю. У патриарха константинопольского денег тоже немного. Есть десятина - которая, на деле, куда меньше десятой части дохода гленцев, и так вся уходит на подготовку новых священников. Есть назначенное Римом и Карфагеном вспомоществование, но его хватит лишь на прожитие самому иерарху и скромному штату, никак не на скупку драгоценностей. Вот и смотрит патриарх на прибор для чтения так, словно это его глаз вынули и приспособили к делу.
Пирр камбрийскому любопытству отказать не смог - не теперь и не в том, что оно же и принесло, опередив греческую мудрость. Стоит, раздумывает над иронией бытия: у Августины–Немайн в голове вся императорская библиотека, да и своих мыслей немало, но и ее обходят, словно легкая квадрига тяжелую трехосную колесницу в смешанной гонке в честь королевских свадеб… Так же ловко - на повороте, на разгоне. Так же временно - потому, что трехосная без груза немногим тяжелей, а тянет ее аж шестерка.
Не зря украшали ипподром! Ристалища вышли славными, а зрители орали так, что вспомнился Константинополь. Какая разница, что вместо ипподромных партий своих во всю глотку поддерживали кланы? Та, что до поножовщины не дошло - на трибунах ипподрома нередко лилась кровь. Не все плохо в обычае кровной мести - иногда он придает людям должную сдержанность. Кстати, Кэдманы взяли немало призов, и искренне считают, что успехом обязаны своей сиде.
Правы. Как только местная изобретательность повисает в воздухе, теряет нить - как и что искать, бегут за советом к Немайн. Без могучей основы, без греческого знания, у местных никаких открытий бы не было.
Увы, она всего лишь девушка, пусть и касалась ее лба и рук душистое миро помазания. У нее не тысяча рук, и голова одна - приходится ставить на службу природную любознательность граждан. По Кер–Сиди объявлено - всякий хитрый опыт с новой механикой - разрешен, но за линией городских стен. Место надлежит огородить, на ограждение повесить красный флажок. Трижды громко объявить о возможной опасности…
Все для того, чтобы зрители собрались! Бывало, иных потом для похорон по кусочкам собирали - все равно красная тряпица действует, как приглашение на состязание бардов или рыцарский турнир. Что ни день - то эксперимент, что ни неделя - удачный. И никогда не угадаешь, что следующим придет в голову пытливому камбрийскому разуму.
Два месяца назад стекольщик был в гостях у гончара - тот хвастал новым гончарным кругом с водяным приводом. Мастерская стояла в предместье, красная лента нашлась в косе у дочери стекольщика, три раза проорать: "Берегись, колдуем!" - недолго…