- Терпение Игорь, терпение. Так вот, тогда демон принял облик прекрасного пастуха. Он соблазнял красавицу как мог, но и тут потерпел фиаско, она была влюблена в другого. И, наконец, он принял облик старца в шубе красной и пришел к отцу ее. Но и отец отказался продать душу дочери. В гневе демон наслал морозы на поля, которые побили весь урожай, убил ее отца и всех людей, что гуляли по улицам. Он развесил тела на деревьях, и со всей округи сбежались волки на запах мертвечины. И тогда выжившие селяне взмолились, они божились заплатить чем угодно, что бы спастись от голодной смерти, - Эмилут легко поднялся, прошелся к окну. - Но демону уже было мало одной души, он хотел большего. Помимо гордой красавицы, он потребовал платы. Так и повелось, что каждый год он забирал одну невинную душу. Думаю, не стоит рассказывать, что становилось с теми, кто отказывался платить дань. Ведь так было довольно долгое время, верно, Д'Маразан?
Долговязый счастливо причмокнул губами. Воспоминания доставили ему удовольствие.
- Да, красивая сказка, - севшим голосом сказал Игорь. Он сам не понимал, что заставило его поверить каждому слову Эмилута. - Но это не доказывает ничего.
В комнате повеяло холодом, по стенам пробежала тонкая паутина изморози.
Д’Маразан совсем по-птичьи склонил голову, неживая улыбка тронула его губы.
- Так лучше?
- Да, это впечатляет, - выдохнув облачко пара, пробормотал Игорь. Он бросил быстрый взгляд на Эмилута. - Ты… тоже?
- Демон? - подсказал Эмилут. - Да, теперь да.
- Мне нужна Ольга Таминова, - слова сами сорвались с губ Игоря. Он не хотел ничего такого говорить, просто вырвалось первое, что пришло на ум.
- Я сделаю это, - улыбнулся Эмилут. - Ланаш, подай хозяину договор.
Мальчик все так же молча протянул Игорю пергаментный свиток. Игорь взял со стола канцелярское лезвие, коротко полоснул по пальцу, приложил к свитку.
Коротко хохотнув, Д’Маразан кинул Игорю платок.
- Договор запачкал, - брезгливо поморщился Эмилут. - Распишись.
Чувствуя, как заливает лицо краска стыда, Игорь неловко поставил внизу свою закорючку.
- Это "эликсир одной мечты", - Эмилут поставил на стол маленький пузырек с янтарно-желтой жидкостью. - Загадай желание и выпей. Просто, не правда ли? А теперь мне нужно имя.
- Какое имя?
- Имя сына, конечно же. Назови его.
- Святослав, - парень назвал имя, даже не задумываясь, будто всегда его знал.
Ланаш перевел свой безразличный взгляд на него. Игорь почувствовал себя неловко, в чужом взгляде ему почудился немая укоризна.
- Что ты смотришь? - взорвался он. - Я хочу ее! Ну, скажи, что я не прав, что я подонок! Скажи, ты поступил бы иначе?!
Но Ланаш молчал. Он, не мигая смотрел в глаза Игоря, запоминал его лицо во всех деталях. Казалось, он хотел что-то сказать, но не знал, как это сделать.
- Хорошо, - взмахнул руками Эмилут. - Д’Маразан, забери плату.
Долговязый счастливо хохотнул, легко сбросил с плеча мешок, развязал тесемки. Внезапно комната наполнилась душераздирающими криками. От жутких воплей сводило скулы, подгибались ноги, Игорю показалось, что он оглох.
- Интересно? - с восторгом спросил долговязый. - Смотри!
Мешок мягко шлепнулся к ногам Игоря.
Обмирая от страха, парень заглянул внутрь.
Мешок оказался до отказа заполнен самыми разными мелкими вещицами, начиная с чернильниц и заканчивая детскими игрушками. И на каждой из них проступало кричащее лицо. Холодный ветер пронзил Игоря, пробежал по рукам, скользнул по спине. Он понял, что издает эти звуки!
Д’Маразан скользнул ближе и легко, почти не напрягаясь, копьем вонзил руку в спину Ланаша, поднял под самый потолок.
- Нет!!! - Игорь метнулся вперед, но что-то мягкое упруго откинуло его назад. - Нет, нет, нет! Зачем?! Зачем его?!
- Ты и вправду не понял, человек? - с дикой радостью спросил демон.
Тело Ланаша смялось, истаяло, превратившись в гротескную маску, которую бережно опустил в мешок Д’Маразан. И Игорь закричал, он не помнил что, он не хотел помнить этого, он хотел забыть об этой сделке, забыть обо всем. Хотел, и знал, что не забудет никогда. Он будет помнить о своем предательстве всегда, а главное он будет помнить об одинокой слезе, скатившейся по лицу сына.
Игорь не помнил, когда его оставили одного. Захлебываясь слезами и злостью, он просто бил пол кулаками, давно разбив костяшки в кровь, пока не замер скрючившись на полу.
А склянка с тихим звоном упала со стола и закатилась под кровать. До лучших времен.
7. Чайка - Сказка о последнем дне (Меламори)
Метель скреблась в окно палаты цепкими снежными коготками. Надя лежала на больничной койке, забывшись поверхностным, тревожным сном. Я взял ее за руку, сжал пальцами прохладную, влажную ладошку. Надя улыбнулась не просыпаясь.
За спиной послышалось деликатное покашливание: в дверях стоял Надин лечащий врач. Он коротко кивнул, приветствуя меня, и жестом пригласил выйти в коридор, чтобы не разбудить свою пациентку.
На серых коридорных стенах играли слабые блики, порожденные лучами тусклых ламп дневного света. Врач, опытный онколог, стоял передо мной и мялся, как интерн-первогодка. Я знал, что он хочет мне сказать, и он знал, что я знаю. И все равно слова дались ему с большим трудом.
- Алексей, Вам нужно готовиться.
- К чему? - я старался говорить безразличным голосом. Ответ я знал, но с каким-то садистским удовольствием заставил себя выслушать окончательный приговор.
- Мы не можем остановить рост опухоли. Все наши усилия оказались напрасны. Ваша жена умирает.
- И сколько?..
Доктор нахмурился, покачал головой.
- Точно не знаю. Может быть - день, а может - неделю. Опухоль дала метастазы, есть возможность поражения ствола мозга, и все зависит от того, как скоро перестанет функционировать дыхательный центр.
- Ясно. Я могу забрать Надю домой? Новый год все же. Хотелось бы… устроить ей праздник…
- Да, конечно, - доктор помялся еще немного, достал из нагрудного кармана визитку, протянул мне.
- Вот, возьмите. Телефон опытного психолога, моего друга. Примет вас в любое удобное вам время, я попрошу сделать скидку.
- Спасибо, - я безропотно взял плотный прямоугольник картона, хотя знал, что ни одному врачу вылечить мою боль будет не под силу.
Домой мы поехали утром: Надя в последнее время спала плохо, и мне не хотелось прерывать ее сон. Дома она могла уже не заснуть. Я просидел всю ночь у больничного окна, заглядывая в сердце снежному вихрю, раскинувшему сизые крылья над городом. Внизу проносились куда-то по своим делам суетливые автомобили, я смотрел им вслед и пытался угадать, кому и какие подарки они везут. Глупое занятие, но думать о своих проблемах было выше моих сил. Нормальная человеческая реакция.
Дома я постарался заняться обычной предпраздничной суетой. Продукты, коробки с елочными игрушками и гирляндами, подарки, звонки родственникам. Несмотря на плохое самочувствие, Надя в постели лежать отказалась наотрез. Была весела, приветлива, пошла на кухню и помогла приготовить салат; порезала палец, расхохоталась, обругала себя за неуклюжесть и убежала обрабатывать ранку перекисью. Я улыбался в ответ, обнимал за плечи, гладил отросший после химии ежик темно-русых волос, говорил ей, какая она у меня красивая. Говорил… и не кривил душой. Красивая, большеглазая, как испуганный олененок, она всегда была для меня волшебной феей из детского сна. В нашем дуэте она была первой скрипкой, примой, тянущей за собой меня, будто какой-то неуклюжий, низко гудящий контрабас. А теперь я несу на руках ее.
В гостиной бормотал телевизор: показывали какой-то новогодний концерт, благо, эфир в это время богат на подобные передачи. Никто не обращал на него внимания, но шумовой фон в квартире он создавал, полностью справляясь со своей функцией. Надя взяла с полки книжного шкафа увесистый альбом с фотографиями и стала их рассматривать, улыбаясь некогда остановленным мгновениям прошлого. Каждое фото было подписано ее рукой. Я присел, приобнял за талию, поцеловал в висок. Она провела тонкими пальцами по матовой поверхности фотокарточки.
- Ночевала тучка золотая, - прочитала Надя подпись под фото, спросила:
- Помнишь, какими мы тогда были счастливыми?
Я помнил. Помнил то утро. Как-то так получилось, что с вечера возле постели - рукой подать - лежала моя фотокамера. Проснувшись и оценив всю прелесть момента, я осторожно, чтобы не разбудить спящую у меня на груди Надю, сфотографировал нас с вытянутой руки. Не навечно, но надолго, я сохранил все: мою довольную улыбку, ее трогательную беспомощность - наше медовое, теплое счастье.
Что-то в Надином лице изменилось, она посмотрела мне в глаза и спросила:
- А она будет красивая?
У меня в горле застрял ком, но я, все же, нашел в себе силы спросить:
- Кто?
Надя светло улыбнулась:
- Та, которая займет мое место.
Я устало прикрыл глаза. Что я мог ей ответить? Что?! Что бы любой из вас ответил на это?
- Извини, - смутилась Надя, - глупость сморозила. Слушай! Давай поедем на дачу! Там настоящие ели, никого нет, даже этого дурацкого бормотальника, и речка рядом с домом. Можно слушать, как подо льдом перекатываются глубоководные течения. И смотреть на звезды. В городе совсем нет звезд!
А почему бы и нет? Я посмотрел на часы, время близилось к шести вечера. Вроде бы успеваем. Домик у нас был маленький, но очень уютный. С камином и стенами в древесной обшивке, с минимумом мебели и теплым ковром под ногами.