- Не подумай, о светоч глаз моих, будто в душу старого воина закрался страх, и что я верю своим предчувствиям больше чем разуму. Но они возникают не на пустом месте, а выписаны по моей шкуре казацкими саблями.
- Ни мой отец, ни я сам, никогда не сомневались в твоей храбрости, достойный Кучам. Что же касается твоего опыта, то долго придется искать в наших степях багатура, знающего о запорожцах больше тебя. Говори, что тревожит твой дух?
- На Тивильжанскую переправу нельзя идти, повелитель. Чувствую, там нас будут ждать!
- Ну и что? Ты же сам рассказывал, что казаки никогда не держатся вместе большими отрядами. Так чем же нам сможет помешать горсточка гяуров? Вырежем столько, сколько сможем, а остальных - возьмем в плен. Нам нужны сильные рабы…
- К сожалению, это не так легко сделать, достойный Салах-Гирей. Казаки хорошо вооружены и к битве привычны. Много твоих воинов погибнет. Тогда как старый хан больше всего гордился бы своим сыном, если б ты и ясырь богатый привел, и отряд сохранил. Как и подобает истинно великому воителю. Поэтому нам следует, не встревая в открытый бой, незаметно перебраться на левый берег и захватить врасплох какое-то селение. Не бедное, но и не слишком большое. А если с запорожским дозором сцепимся, неприметно подобраться уже не удастся. Нас везде поджидать будут. Седмицы две по буеракам таиться придется, пока тревога поутихнет. А отряд не брал припасов на столь длительный поход. Но и это еще полбеды. Если казаки заметят нас, то пропустив сейчас, могут поджидать на обратном пути. Когда мы возвращаться с добычей станем. Вот поэтому я считаю, что нам лучше обойти переправу стороной. Выше по течению, в дне пути отсюда, еще один брод есть. Он не такой удобный, как Тивильжанский, зато о нем мало кто знает, а значит - и стерегут не так тщательно. И если будет на то милость Аллаха, там мы перейдем реку, никого не потревожив…
Салах-Гирей понимал, что совет опытного аталыка хорош, но ему уже надоели разные задержки. И горячность юноши брала верх над рассудительностью, что явно читалось по лицу молодого хана. Он уже начал подбирать слова, которыми, помимо прямого приказа, смог бы убедить своего наставника в беспочвенности тревог, когда послышался топот копыт. А мгновение спустя один из воинов высланного в дозор десятка, круто осадив коня, птицей слетел на землю и упал к ногам хана.
- Чата Ибрагима поймала гяура, повелитель! - выдохнул гонец.
'Мой первый пленник'! - сверкнула радостная мысль в голове юноши, но он не подал виду, а наоборот, как можно безразличнее, произнес:
- Так ведите его сюда… Послушаем, что он нам расскажет.
- Слушаюсь, повелитель. Только он… - воин замялся в непонятной растерянности.
- Что?
- Странный он какой-то.
- Говори ясней! - недовольно прикрикнул на гонца Кучам.
- Появился неизвестно откуда и убегать не стал, когда мы к нему кинулись… А всего имущества при нем - одно только старое седло.
- Коня не уберег, вот и оседлал самого себя, - хохотнул Салах-Гирей. - А убегать не стал, потому, что оцепенел от испуга… и забыл себя пришпорить.
- Га-га-га! - подобострастно рассмеялись все немудреной шутке.
- Нет, мой господин, не похоже, - отрицательно покачал головой воин, когда смех поутих. - Похоже, этот гяур и самого шайтана не боится. А самое странное, что он сразу попросил провести его к тебе.
- Ко мне?!
- Да, повелитель. Он так и сказал: 'Проведите меня к Салах-Гирею. У меня к нему важный разговор имеется. И побыстрее…'
Юноша удивленно моргнул и взглянул на аталыка. Этот поход готовился со всеми необходимыми предосторожностями. А потому появление у самой переправы странного гяура, ожидающего именно его отряд, настораживал.
- Чего тут гадать? - ответил на немой вопрос Кучам, удивленный не меньше своего высокородного ученика. - Пусть ведут… Сейчас он сам все расскажет.
- Слушаюсь, - поклонился гонец, одним прыжком взлетел в седло и погнал к дозору. А вскоре вернулся в сопровождении еще двоих нукеров, которые спешились неподалеку, поднесли ближе жалкого, щуплого человечка и бросили его, как куль соломы, к ногам повелителя. А рядом с ним - старое седло. Совсем негодящую кульбаку, изрядно потрепанную, с разошедшейся по швам, обшивкой.
От незнакомца воняло неприятно и странно, будто перед Салах-Гиреем оказался не человек, а трухлявый пень, побитый гнилью и обильно поросший поганками. Раздавленными поганками…
Странный гяур был одет в несусветную рванину, а его лицо по самые брови покрывала густая нечесаная поросль цвета мокрой ржавчины. А из этих зарослей на хана посверкивала пара хитрых и дерзких, как у хорька, глаз.
- Кто такой? Куда шел? Откуда? Отвечай! - грозно бросил Кучам, для убедительности чуть-чуть обнажая саблю, а потом с треском загоняя клинок обратно в ножны.
- Здешний я, - пожал плечами человечек, от чего исходящая от него вонь гнилья и тлена сделалась еще невыносимей. - Кличут Паньком, а шел я к достойному Салах-Гирею, чтобы предложить ему свою помощь. В обмен на союз…
- Какой еще союз? - опешил от такой неимоверной наглости незнакомца юноша.
- Ведомо мне то, что старый хан отправил тебя впереди всей орды, за первым ясырем. Как ведаю и о том, что если вернешься победителем, то ожидают тебя многие почести и славное будущее. Зато - коли не оправдаешь надежд Великого Хана - лучше б тебе, молодой батыр, в бою погибнуть, да навеки в степи остаться. Верно? - Панько цепко взглянул в глаза юноши и, увидев там нужный ответ, удовлетворенно продолжил. - А мне, как раз такой союзник подходит. Очень важное дельце провернуть надобно. Причем, желательно человеческими руками. О священной реликвии православных, небось, слыхал? Той самой, за которую султан щедро наградить обещал любого, кто ему ее доставит?
Салах-Гирей непроизвольно кивнул.
- Вот и хорошо. Есть у меня одна задумка, как святыню заполучить, но сам не осилю. Поэтому предлагаю тебе свою помощь в обмен на твою поддержку. Не сомневайся, юный хан, если сделаем все по уму, то и ясырь хороший возьмешь, и воинов уберечь сумеешь. А в стойбище вернешься с большой славой и богатством. В селениях станут слагать песни о твоей доблести и мудрости. Мужчины - уважительно кланяться и уступать дорогу. Лучшие батыры прискачут под твой бунчук, когда ты решишь собирать следующий поход. И не только по праву рождения, а из личного уважения и доверия к твоей невероятной удаче… А меня, хан, отблагодарить не трудно будет. Причем вся слава и добыча тебе достанется, чтоб мне в святой купели искупаться.
Суеверные татары настороженно переглянулись.
- Шайтан, - прошептал аталык, делая пальцами 'козу'. Жест, за поверьем, имеющий силу отгонять злых духов.
- Да, нет же, - небрежно отмахнулся странный человечек. - Шайтаны и прочие джины больше вашему Аллаху да его пророку Магомету служат, вернее - пакостят, а в православии, - при этом он с опаской, скосил глаза на небо, будто опасался оттуда разящей молнии и, немного понизив голос, закончил. - Существ, подобных мне, православные христиане называют бесами, или - чертями. А то кличут и вовсе попросту - Нечистым, Лукавым или Босоркуном. Хотя мне самому больше посердцу, когда Паньком называют. Рудым Паньком… Так каким будет твое решение и воля, Салах-Гирей, сын Махмуда? Ударим по рукам?
Вызывающе панибратское поведение неимоверно вонючего и, судя по всему, сумасшедшего гяура настолько возмутило молодого хана, что разом вывело из оцепенения. Он вскочил на ноги и велел, стоявшим рядом, нукерам:
- А-ну, причешите эту баранью падаль против шерсти! Да пожестче! Чтобы не забывался, с кем говорит!
Воины незамедлительно выполнили приказ, и два кнута одновременно потянули Панька по щуплой спине.
- Ой-ой-ой! - заверещал тот от боли, а затем свирепо повел глазами с одного басурманина на другого. - Чтобы вам к земле прирасти, голомозые дурни! - и как-то странно махнул левой рукой. Потом шагнул вперед и наклонился к самому лицу седого аталыка. - Кучам-ага, успокой своего чересчур вспыльчивого ученика. Я же к вам с миром пришел, а он меня, словно пса шелудивого - кнутами велел угостить… Не хорошо это, неправильно.
- Да как ты смеешь, вонючий кусок дерьма подыхающего верблюда! - взвился от этих слов юный хан. - Эй, вы, чего застыли?! Взять его и проучить, как следует!
Но оба верных нукера даже не пошевельнулись, а только таращились в ужасе и беззвучно разевали рты.
Нечистый криво улыбнулся, оскаливши белые и острые, словно волчьи клыки, зубы и неожиданно веско приказал:
- Сядь, Салах! Веди себя, как положено каждому из славного рода Гиреев, воину и мудрому повелителю! Не уподобляйся блажью глупой бабе на сносях! Если хочешь вернуться в орду с почетом и богатым ясырем, слушай меня! А коли считаешь, что постиг все знания и опыт, то мне здесь делать ничего… Пропадайте… Иблис с вами!
Вмешательство умудренного жизнью наставника не понадобилось. При виде столь разительной перемены в поведении странного незнакомца, юноша до того растерялся, что едва не бросился наутек. Но в последний миг сумел совладать с необъяснимой паникой и остался на месте. Будучи суеверным, как и все кочевники, он понял, что видит перед собой кого-то, чье сверхъестественное могущество гораздо сильнее ханской власти. И неказистый внешний вид всего лишь маска…
- Хорошо, Панько-ага, - пробормотал тихо юноша. - Я внимательно тебя слушаю. И готов последовать твоему мудрому совету…