10
На ночь им выделили тесный, но тёплый вигвам с привязанными к потолку лисьими хвостами и круглым, крошечным потайным оконцем, в поисках которого по мягким стенкам с любопытством шарил крылышками насекомых и шершавыми листьями лопухов лес. Здесь жили дети, но на одну ночь, из уважения к гостям, их разобрали по большим шатрам родители. Перед тем как погрузиться в сон, Денис задумался о пище, что переваривалась в желудке - она и вправду была странной, особенно салат из жареных жёлтых помидор - задумался о маме с папой, о том, что было задолго до этого дня, и о том, что будет потом. О фуражке улыбчивой девушки-полицейской, которая, наверное, примчится на своём коне, когда мама позвонит в милицию и скажет, что их сын пропал, и о Митяе, который воображал себе тысячи разных мест, где Денис может сейчас быть. Возможно, где-то он даже был близок к истине…
На мыслях о жёлтых фотокарточках из семейного альбома Денис заснул.
К утру туман его грёз выполз (должно быть, через то самое крошечное окошко) наружу, заполнил весь мир и поднялся в небеса, скрыв собой звёзды. И пролился моросью. Когда братья выползли наружу, здесь только разве что не квакали лягушки. Сырость была везде. Что-то ленивое было в недвижных, влажных, тяжёлых, как ватное одеяло, листах подорожника. Денис зевал всё утро. Максим строго смотрел поверх запотевших стёкол очков.
- Ты что такой тихий? - спросил он. - За вчерашний день мы, пусть и всего на несколько сотен шагов, стали ближе к маяку.
- Не выспался. Должно быть, камешек закатился под шкуры. Или скорлупа от этих орехов, которые они везде грызут. Сколько часов мы спали? Четыре?
- Не знаю, что такое "часы", - Максим был в том расположении духа, в котором идут вершить большие дела. - Солнце упало, и солнце взошло, пусть даже его не видно. Мы спали. Что ещё нужно?
- Кажется, - Дениса терзали смутные сомнения, - что дома я мог спать куда как дольше. Особенно если утром не нужно было идти в школу.
Глаза Максима потемнели. Он нырнул в кроличью нору воспоминаний.
- Когда я там жил, сутки тянулись и тянулись, как жвачка. Можно было весь день заниматься разными делами. Здесь не так. Здесь солнце как пугливый кролик. Иногда оно и вовсе сидит под кустом, не смея показать даже кончики усов. Особенно когда где-то идёт война. И тогда воины бьются друг с другом, освещая поле боя только вспышками гнева в глазах, а корабли тонут в полной темноте.
- Значит, планета, на которой мы находимся, очень маленькая и вращается как волчок, - сказал Денис. - Так же быстро. Значит, машина времени здесь не при чём. Мы совсем в другом мире.
Он заранее приготовился к насмешкам Доминико, убеждая себя, что нужно принять их с холодным сердцем и никогда-никогда не забывать, что случилось в прошлый раз, но призрака нигде не было видно. "Я же не держу его на цепи, - говорил Максим. - Доминико, на самом деле, довольно любопытный, хоть по нему этого и не скажешь. Долгая жизнь на одном месте накладывает отпечаток на характер человека, этот отпечаток остаётся даже после смерти". Высоко в мрачном небе парили чёрные точки - то ли вороны, то ли какие-то хищные птицы: среди них мог быть и призрак, но раздавать с такой высоты язвительные замечания он, разумеется, не мог.
- Ты расстроен? - спросил тем временем Максим.
- Не очень, - Денис мотнул головой. - Просто ещё одна из вероятных версий нашего здесь появления потерпела провал. А я так на неё надеялся!
- Ну прости.
Перед тем как отпустить гостей, всё племя снова собралось возле светящейся груды углей. От кострища шёл лихой жар, и Денис подходил, чтобы погреться, и отбегал, когда пальцы на ногах начинало жечь совсем уж нестерпимо. Тело мальчишки (Денис теперь предпочитал не называть его Максимом, даже про себя; Максим же был здесь, рядом, а тот мальчишка, на самом деле, как старое пальто) куда-то делось. Остались только верёвки, которые, словно запутавшаяся в собственном теле змея, свернулись вокруг древесного ствола. Денис был рад, что теперь не видит это тело.
Вождь был печальным и торжественным одновременно. Он опустился на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Максима, и долго, ласково что-то ему говорил. Вдруг он воскликнул, заставив Дениса едва не подавиться веточкой, которой он ковырялся в зубах:
- Берегись ТЬМЫ наступающей, ТЬМЫ с востока и запада, что как рак, сжимающий клешни, хочет нас раздавить.
- Все мои мысли о том, чтобы поберечься, а если встречусь лицом к… что там у неё, вместо лица?
Максим позволил себе улыбку. Вождь не ответил на неё, брови его поползли вверх, что означает то же, как если бы брови у обыкновенного человека поползли вниз. - Попробую хотя бы плюнуть ей в лицо. И да, непременно расспрошу, что она здесь забыла.
- Мы возьмём от тебя череп, всезнающий малыш… Храбрость твоя - храбрость мужчины и бессмертного воина, ты дашь нам свой череп? Он поможет, если вдруг ТЕНЬ придёт сюда. Будешь ли ты проклинать нас, возненавидишь ли ты нас за это? Расскажешь ли человеку горному, который сидит в пещере мироздания книзу головой и мечет вниз камни?
Максим засмеялся.
- Мои черепа сейчас украшают шатры не одного племени, затерялись не в одном тёмном лесу. Я лично знаю одного тёмного правителя, на набалдашнике меча которого красуется мой череп.
Уголки губ старика загнулись книзу. Выглядело это устрашающе, но Денис понял, что он улыбается.
- Тогда, если у тебя будет чесаться голова, не обессудь.
- Чеши её в таком случае почаще, великий вождь, - серьёзно сказал Максим. - Это будут самые заботливые руки, в которые когда-либо попадала моя голова.
С этим они ушли, и сиу, словно странные, потемневшие от времени деревянные истуканы, движущиеся и танцующие в водяной взвеси, так, что хотелось протереть глаза, махали им вслед руками и кричали что-то на своём птичьем языке.
- Непогода будет стоять теперь очень долго, - сказал Максим, набросив на голову капюшон. Сиу подарили им длинные, до пят, плащи из выделанной кожи. Так что когда Денис отбегал в сторону, чтобы рассмотреть необычный камень или ещё какую занятную деталь, и оборачивался на брата, то видел забавную картину: как будто бы сгнивший древесный ствол, коих тут навалено в избытке, ожил и бредёт. Он и сам выглядел для Максима в точности так же.
- Что это за ТЕНЬ, о которой вы говорили? - кричал Денис и долго вглядывался в очередной раз отдалившуюся фигуру брата, ожидая хоть какого-то знака в подтверждение того, что тот его услышал. Может, кивка головы.
Через какое-то время (весьма продолжительное) Максим всё-таки ответил.
- Короста. Она разъедает всё вокруг, не щадя ни деревни, где выращивают кукурузу, ни чудовищ. Она не из этого мира. Я хотел бы понять, откуда она взялась, но… она не даёт ответов. Во всяком случае, не даёт так просто.
- И мы с ней встретимся?
- Возможно.
Максим был сегодня немногословным. Денис сам в такую погоду предпочёл бы держать рот на замке - стоило открыть его, как возникало премерзкое ощущение, что у тебя на языке ползёт с десяток слизняков и столько же улиток - но его буквально распирало от вопросов.
- Лучше бы нам сидеть на одном месте, - сказал Максим. Было слышно, как из него вытекает, словно вода из треснутого стакана, энтузиазм и хорошее настроение.
Денис решил поддакнуть:
- Правильно. Можно поскользнуться на мокрой траве и рухнуть в какой-нибудь овраг. Я тебе не рассказывал, как мы с папой в парке попали под дождь, и я съехал на попе прямо в пруд? Не рассказывал? Тогда я научился плавать.
Но брат не отвечал. Тесёмки на его вещмешке раскачивались, будто усики печального муравья. Денис не представлял, что брат мог там носить. Сам он прекрасно обходился без вещей: не далее, как сегодня утром, зайдя неглубоко в лес, добыл себе туалетную бумагу, вдохновенно рассказав ползущему по своей паутине паучку, что она из себя представляет, и теперь полагал, что всё, что нужно для комфортного путешествия, сумеет извлечь из воздуха, как заправский фокусник.
Путники разговаривали с землёй чавкающими звуками. Спустя какое-то время Денис начал думать, что вот-вот начнёт понимать этот язык. Солнце, похоже, не любило мокрую погоду, не раз и не два мальчики обращали лицо к небу в надежде поймать хоть лучик света, ведь тогда идти бы сразу стало легче, можно было бы рассказывать друг другу весёлые, ни к чему не обязывающие истории… но нет. Денис изо всех сил старался не впасть в меланхолию. Он снова и снова крутил в голове одну и ту же мысль: "Как бы маме с папой это понравилось… если бы они меня сейчас видели, как бы им это понравилось?" Максим с упорством жука-оленя перебирался через поваленные брёвна, скрипел суставами, как будто маленький деревянный человечек (на самом деле, то скрипели друг об друга древесные стволы).
Они всё так же шли вдоль лесной опушки, не сворачивая в чащу и не смея уходить влево, в поля, где рельеф выпрямлялся, вытягивался в струнку, как бегущая за добычей лиса. Но Денис туда не смотрел. Туман клубился и пенился там, словно подражая морским волнам. Иногда Денис слышал доносящиеся из полей странные звуки; что-то подобное можно было услышать на старом отцовском кассетном магнитофоне, когда волчки давали сбой и вместо плавного вращения принимались бешено, рывками, наматывать на себя ленту, соскочившую с катушки. Тогда шуршание записанных на плёнку человеческих голосов превращалось в звериный вой, или в крики, или чёрт знает во что ещё… как будто кто-то пытается докричаться до тебя из смертельной ловушки. Так вот, ЭТИ звуки запросто могли принадлежать одной из отцовских кассет, где под страшную, чарующую музыку разбивались сердца.