Хидэёси рассказывал, как с юности мечтал стать самураем, для чего оставил родительский дом и ходил от одного даймё к другому, нанимаясь, где склады охранять, а где и в заварушке поучаствовать. Заварушки в те времена встречались часто, а охранять, да с этими войнами что ты будешь охранять? Ни у кого ничего толком и не было-то. Счастье улыбнулось безродному крестьянину в тот год, когда он присоединился к Ода Нобунага, юноше, младше его на двадцать лет, но с головой непревзойденного стратега и тактика. Тому самому, который чуть позже подмел под себя пол-Японии, став властителем богатейшей Овари. Ода Нобунага собирал армию, призывая под свои знамена всех, кто только может держать в руках оружие. Почувствовав силу и воинский талант Хидэёси, Ода сделал его генералом. Генералом, которого свет не видел и не увидит никогда.
Хиромацу почесал задницу, устраиваясь удобнее. О ком, о ком, а о Тайку он мог вспоминать часами, да что там часами, днями. Хорошее было времечко! О том, как он построил за одну ночь замок Суномата в 1566-м, такое невозможно даже в мирное время, а тут война... А как он прикрывал тылы Ода Нобунага в битве при Канагасаки, это через четыре года после сказочно отстроенного замка, а 'водный штурм' замка Такамацу! На джонках, с половиной не умеющих плавать самураев! А ведь Такамацу - не бедная ?деревенька, это вам не крестьян разорять, их жен да дочерей пользовать, там лучшая школа искусства внезапного нападения - Иаи.
В Такамацу! А ведь это совсем не низкое местечко, к замку пока по каменной лестнице поднимешься, ни одну мантру прочитаешь. Да и не было в тех местах еще такого наводнения, и в тот год не давал ни Будда, ни какой другой бог. Кто дал? Да сам Хидэёси всесильный и устроил. Как устроил? Про то его надобно было спрашивать. Тогда, теперь уже поздно.
Да, великий был человек Хидэёси, крестьянский сын, таких больше нет. Когда в 1583 году погиб Ода Нобунага в храме Хоннодзи, пал из-за предательства Акэти Мицухидэ, будь он проклят во веки веков, Хидэёси занял его место, получив от императора должность регента-кампаку и 'великого министра' дайдзёдайдзин, а также фамилию аристократического рода Тоётоми.
Хиромацу усмехнулся, вспоминая надутые рожи представителей природной аристократии, и с сердцах сплюнул. Кто все вы, а кто он! Безродный Хидэёси объединил под своей рукой раздробленные княжества Японии - Ханы, сделав страну единой. Составил обще?японский земельный кадастр, который стал основанием для налого?обложения населения, провёл изъятие всего имеющегося у крестьян и мещан оружия, открыв так называемую 'Охоту за мечами'.
После этой памятной 'охоты', в которой пришлось участвовать и Хиромацу, мечи было разрешено носить только самураям, а японское общество как-то естественно разделилось на самураев и всех остальных.
Самураи были при оружии, и вся власть была у них - это логично. После самураев шли крестьяне, ниже по иерархической лестнице располагались ремесленники и торговцы. И это правильно, не будет крестьян - не будет еды, можно жить без одежды, без посуды, но без еды не получится. Он это по опыту длительных походов знал. Крестьяне были полезны, хотя кого-кого, а крестьян завсегда было в изобилии, впрочем, он и самураев-то не привык жалеть, не то что безродных...
Горожане, и особенно зажиточные торговцы, получили название 'тёнин', им разрешалось жить только в определенных районах, чтобы не расползлись, а то завели манеру, чуть только правитель не по душе, вещички в зубы и мотай в горы или деревню к родственникам. А самураям потом ни перепись совершить, ни нужную лавочку или едальню какую ни на есть отыскать.
Потом Хидэёси взялся за запрет христианского вероучения, а когда гоняться за чужеземными священниками и их паствой показалось скучным, кинулся завоевывать Корею и Китай. Да, лихие были времена, не то что нынешние.
Хиромацу вспомнил, как была красива Осиба, когда Хидэёси назвал ее своей женщиной. Потом на память пришел сын Хидэёси и Осибы Хидэёри - мальчик, для которого отец был готов покорить Китай, покорить целый мир, ребенок, которого он так ждал и которого мечтал сделать правителем всей Японии.
Хотел, мечтал, а вот судьба... да, рано ты ушел к предкам, славный Хидэёси, мальца поднять не успел. Да, мал был Хидэёри, слаба Осиба, силен Токугава, вот и взял верховную власть.
И тут Хиромацу неожиданно проснулся, дернувшись во сне. И не заметил-то, как уснулось. Бывает же. Все как есть встало на свои места, из кокона семислойного вылупилась оранжевая бабочка о двух мечах.
'Вот же, вот же - отгадка, подсказал Будда, спас! Сон ниспослал вещий! Кого больше всего обидели в Японии, как не наследника Хидэёси? Отец Японию в кулак собрал, а сыну кулак этот шишом и вышел. Вот и думай после этого, кто теперь замки сторонников Токугава крушит? Не сам Хидэёри, так его ближайшие сторонники. А как же иначе? Осиба - змея подколодная, Исидо - сбежавший, Будда ведает, в какие края, проклятый род даймё Оноси, которых Токугава из милости в живых оставил. Милость победителя - очень большое оскорбление. И...'
Хиромацу оглянулся и опешил. Должно быть, ниспосланный Буддой сон был настолько глубоким, что пока он спал, вокруг него плясала свою вечную пляску лихая военная смерть. Сейчас в нескольких шагах от Хиромацу тут и там валялись трупы его людей, из которых неведомые убийцы даже успели вытащить свои стрелы, не было ни одной лошади, а костерчик, который недавно запалили его ребята, оказался потушен и угли разбросаны. Хиромацу не обнаружил ни одного вещмешка или оброненного оружия.
Должно быть, его сочли мертвым или вообще не заметили.
Хиромацу заметался по холму, еще совсем недавно казавшемуся таким безопасным и мирным и сейчас покрытому телами павших самураев.
Но если его сочли мертвым - отчего же оставили мечи? Зачем мертвому мечи?
Не в силах найти ответы на эти вопросы, он вышел на дорогу и побрел в сторону Эдо, готовый выполнить свой долг и, пусть и пешим, явиться в Эдо и принести известие Токугава-сан или принять бой и умереть от рук неизвестных врагов.
Глава 45
НЕПОДВИЖНО СИДЯЩИЙ МОНАХ
Самурай, утративший честь, - не самурай вовсе.
Тода Хиромацу, писано в 1610 году в Эдо
Говорят, лучший враг - мертвый враг, лучше сказать: правильный враг - мертвый враг. Хидэёри никак не мог приучить себя к мысли уничтожать всех, кто так или иначе оказывался у него на пути.
После того как мать убедила его напасть на замок Арекусу Грюку, и он со всем почтением выполнил ее желание, потерпев при этом поражение, Хидэёри велел своим людям отступать и сам, скинув черные одежды, облачился в платье, более приличествующее торговцу, нежели самураю и тем более сыну Тайку. В таком виде он мог незаметно путешествовать по стране, не боясь быть узнанным врагами.
Война есть война, но кто, например, сказал, что на войне нужно непременно быть во всем честным с противниками? Никто не сказал. Побеждает не всегда сила, часто выиграть удается тому, чья голова лучше соображает.
Отступая через земли Грюку, начальник стражи Хидэёри приметил поднимающихся на холм самураев в коричневой одежде. Они тотчас же залегли в кустах, пытаясь понять, с кем им посчастливилось встретиться.
Очень скоро посланные на разведку самураи доложили, что незнакомцев всего каких-нибудь два несчастных десятка. Ерунда, с Хидэёри было четыре десятка, ко всему прочему им до сих пор удавалось оставаться незамеченными, наблюдая за тем, как незнакомые воины устраиваются на привал.
- Пристрелить всех, - велел Хидэёри, уже жалея, что задержался из-за такого ничтожного отряда. Рассредоточившись вокруг приметного холма, его лучшие стрелки заняли удобные позиции, и вскоре приказ был исполнен. Одновременно из пяти колчанов вылетели стрелы, свалившие сразу же несколько воинов в стане противника. Со стороны наблюдательного пункта сына Тайку было видно, как чужие самураи выгибались, поймав горлом или спиной стрелу. Кричали ли они? Должно быть, какие-то звуки все же издавали, но со своего места Хидэёри ничего не слышал. Все произошло очень быстро.
Отправив своих людей собирать стрелы, сын Тайку не поленился и сам подняться на холм, любопытствуя насчет того, кто же пожаловал в гости. Тут же его самураи выдергивали стрелы из трупов и еще живых людей, добивая мечами раненых.
Кто-то тронул Хидэёри за плечо, привлекая его внимание, и он увидел сидящего посреди побоища монаха, на поясе которого поблескивали два меча, а глаза была закрыты в молитвенном экстазе.
'Любопытно'. Вынув из ножен меч, Хидэёри приблизился к незнакомцу, готовый в любой момент отразить внезапную атаку. Человек в оранжевом не двигался.
Хидэёри подошел ближе, пытаясь угадать, дышит ли таинственный монах, воистину, было бы неразумно убивать человека, способного к столь глубокому сосредоточению. Неразумно и крайне расточительно. Много ли еще в Японии подобных людей? На всякий случай он слегка толкнул монаха ногой, но тот остался неподвижным.
Слушая, как под сандалиями трещат прошлогодние ветки, Хидэёри обошел монаха, изучая обстановку, на плечо служителю Будды села лупоглазая стрекоза, в траве прошуршала черная змейка, человек оставался неподвижным, словно статуя. Неожиданно пришло на ум странное стихотворение, которое читал ему Грюку-сан, еще когда Хидэёри был ребенком: