Глава 15
"Это знала Ева, это знал Адам -
колеса любви едут прямо по нам…
Чингисхан и Гитлер купались в крови,
но их тоже намотало на колеса любви"
Наутилус Помпилиус
Напрасно я переживала за Роланда – похоже было, что он всерьез увлекся моей деторожденной. Да мне, если честно, тоже нравилась эта девчонка. Каролина была приятной, улыбчивой, а еще а еще у нее была страсть собирать сувениры.
Фредди с Ритой, несмотря на все негодование Влада, строили свое счастье, а Оля тихо плакала по ночам. Я этого не видела, но ее красные глаза и огромные круги под ними, были результатом недосыпания и слез и выдавали ее с потрохами.
А я…
Кто бы мог подумать, что вскоре я забуду все, что сделал мне этот человек, забуду и снова почувствую, что есть шанс на счастье.
Где грань между правдой и ложью? Где определены правила игры? Кто устанавливает границы, которые нельзя переступать в отношениях близких людей? Сколько может простить человеческая душа?
И самое главное: зачем меня отрядили проверять?
Влад впитался в мою кровь, он был необходимой, но смертельной инъекцией. Так смертельно больному человеку помогает опиум. Вскоре я совсем позабыла, что он причинил мне столько боли, что я едва могла дышать.
Почему сейчас мне кажется, что я повторяюсь? Ощущение "дежа вю".
Однажды он постучал ко мне в спальню и сказал:
– Я сказал Лауре, что все кончено.
– Ты...что? – я смотрела в его глаза и растворялась в них. Я не могла поверить в происходящее. Он пришел ко мне, предлагал мне себя, как мороженное, посыпанное шоколадом. Кто бы знал, как я люблю мороженное. Ванильное. По имени Влад Вермунд.
Это был очень короткий разговор...
Мы лежали в обнимку на моей постели, окутанные ореолом счастья, и я сошла с ума от нахлынувших ощущений. Мне было наплевать на весь мир – лишь бы он вот так смотрел на меня всю жизнь. Лишь бы шептал мое имя, прикасался ко мне, пробуждая эту необузданную страсть, в которой я терялась, тонула и оставалась в ней. Я хотела раствориться в его глазах – таких зеленых, словно весна жила в них.
Тогда я растворялась в его объятиях, предавала, сходила с ума. Я до сих пор чувствую в крови отголоски того безумия. А тогда мне было все равно. Мне хотелось быть рядом с ним. Просто быть рядом. Счастье заполонило меня – я растворилась в нем.
Наши ночи были полны нежности, страсти и секса. Он шептал мне на ухо, как сильно любит меня, как всегда любил, и я верила ему снова и снова. Мы съехали на его квартиру на Воронцова. Там у нас был первый секс, там я почти год жила в обволакивающем душу счастье, там я оставила частицу себя после того, как ушла.
То время отпечаталось во мне адской смесью безумного счастья, страха, боли и стыда. Несколько месяцев я привыкала к тому, к чему уже не ожидала привыкнуть – быть счастливой.
Однажды утром я проснулась и нашла на подушке бархатную коробочку с прикрепленной к ней запиской: "Я приму лишь ответ из двух букв…" Дрожащими руками я погладила черный бархат, пахнущий счастьем, и распахнула коробку. Изнутри на меня смотрело золотое великолепие – самое красивое кольцо, которое мне только доводилось видеть. Оно было украшено витиеватым рисунком, похожим на плющ, а в его сердцевине синим цветом горел камень.
Я вынула кольцо и примерила на безымянный палец правой руки. Я не знаю, как, но Влад угадал с размером, оно село идеально.
– Сапфир – под цвет твоих глаз… – сказал он мне вечером.
Наверное, мои глаза в тот момент сияли, как этот камень.
Роланду я сказала на следующий день, навестив его в доме саки. Я не ждала, что он порадуется за меня, но не могла не сообщить ему. Все же, он был моим другом, и имел право знать.
– Ты знаешь мое мнение, – сказал он на удивление спокойно. – Я считаю, что ты совершаешь ошибку…
– Я счастлива, Рол! Я не хочу думать о плохом!
– Я не буду отговаривать тебя… – я видела, что он не настроен на разговор, мой друг был, словно не здесь.
– Что с тобой? Что-то случилось? – спросила я, взяв его за руку.
– Вчера звонила Юлиана. Она только что вернулась из Германии… Хотела поговорить с Владом.
Его голос был пустым, ничего не выражающим. Казалось, он впал в ступор.
– Ты все еще… – я замолчала, не зная, как закончить фразу.
– Уже нет, но она напомнила мне, что никому нельзя доверять! – Роланд грустно улыбнулся.
– Никому? Даже мне? – я обижено надула губки.
– Ангелы не в счет! – произнес он и поцеловал меня в лоб.
– Вермунд просил твоей руки...в мирском понимании? – поинтересовался мой друг. – Или он хочет сочетаться с тобой браком по законам хищных?
– А есть разница? – удивилась я.
– Еще какая! Если ты выйдешь за него по законам хищных, это навсегда. Я бы не советовал тебе торопиться с этим! – он помолчал немного. – Впрочем, я, как всегда, необъективен.
– Влад упоминал об этом...ну, венчании...или как там его...Но я подумала, он имеет в виду венчание в церкви. Никогда не была особо набожной, знаешь ли...
Навсегда...
Влад хотел сделать меня своей навсегда. О, это был триумф! Но что-то не давало мне покоя во всем этом, что-то незримое, но существенное.
– Не торопись, бамбина, – сказал он мне, видя мои сомнения. – Вскоре ты поймешь, что это неизбежно...
А потом был день нашей с Владом свадьбы – мирской свадьбы. Все происходило так стремительно, что я не успевала за событиями. Было все, как я хотела – белое платье (он так мечтал видеть меня в нем!) и голуби. Мир внезапно обрел краски для меня – этого дня я ждала всю жизнь.
Помню дом бракосочетания в то субботнее утро, приветливую даму, которая произносила фразы типа: "В этот торжественный день…" или "…создать новую ячейку общества", улыбающееся лицо моей дружки Каролины, хмурое – Роланда (он не мог смириться, что я ломаю себе жизнь с "этим уродом"). Роланд также не смог мне простить той ночи, когда мы согрели друг друга у камина своими телами. Мы никогда не вспоминали ее, но я-то знала, он помнит так же, как и я. Это была его своеобразная месть Владу, которую он поклялся держать в тайне. В тот день он понял, что месть не удалась. В тот день я хотела быть счастливой.
Помню то ощущение, словно волна неимоверного экстаза захлестнула меня, и я парила где-то. Стояла и улыбалась. Или плакала, не помню, но ощущение почище эйфории от порошка, это уж точно!
Рядом кто-то выпустил хлопушку. "Какая нелепость, – подумала я. – Рано еще! Вот выйдем отсюда, из этого здания, где мне не хватает воздуха, вот тогда…". Мой взгляд скользнул на подол моего подвенечного платья.
– Лина! – закричала я не своим голосом. Мы называли Каролину уменьшительным именем. – Посмотри, что случилось с моим платьем! На нем же пятна! Нужно быстро что-нибудь придумать, цветочек, что ли прицепить, чтобы скрыть их. Как это могло произойти?
Лина не ответила мне. Она кричала. В принципе тогда, наверное, кричали все, кто был с нами в зале. Все, кроме Роланда. Он быстро подошел ко мне, обнял и вывел из зала.
Все было кончено, но я этого не понимала – не хотела понимать. "Сердце с визгом с небес на нули…". Я стала вдовой, практически не став женой.
Влада убили. Застрелили из ружья.
Девушка.
Юлиана.
Глава 16
"Твое имя давно стало другим,
глаза навсегда потеряли свой цвет.
Пьяный врач мне сказал – тебя больше нет,
пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел.
Но я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой,
я так хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой
и я буду с тобой…"
Наутилус Помпилиус
Сколько прошло времени? День? Неделя? Месяц?
Я ничего не понимала тогда, жила, как во сне. Скорее, существовала. Не было смысла жить. Хотя Роланд не отходил от меня ни на шаг – боялся, наверное, что я с собой что-нибудь сделаю.
Но я и не собиралась. Мне было плевать.
Лишь однажды я спросила Роланда:
– Что с ней?
Не нужно было объяснять, кого я имею в виду.
– Она сядет надолго, я обещаю тебе!
Я ему верила, я знала – он не солжет. Роланд никогда не лгал мне, даже чтобы успокоить.
Все для меня тогда потеряло значение…
Запись из моего дневника того времени напоминала скорбящее письмо, письмо в никуда.
"… Вот и нет ничего… Пустая квартира, не политые цветы, погашенные свечи… Мой дом. Странное название, но отныне это так.
Рита переезжает к Фредди.
Как мне жить там одной? С этими воспоминаниями, со своей болью. В одиночестве.
Его вещи… Одежда, мебель, фотоальбом…
И кажется, вот сейчас в замочной скважине скрипнет ключ, находя нужную ячейку, дверь откроется, и в коридоре послышатся шаги. Его шаги. Но…тишина. Нет, – говорю себе. – Нет шагов.
Я даже не сказала ему, как сильно я его люблю. Банально, глупо. Он и так это знал.
Утешение… Никого нет. Бессмысленно страдать. Он любил, когда я улыбалась…".
И фраза, которую я прокричала в темноту:
"Мне трудно без тебя! Труднее, чем против тебя…".
А потом появился он – Кхатемун.
Куда уходят люди после смерти? Никто не скажет, кроме них самих. В "лучший мир"? А может, в тот мир, который они сами себе придумали?